Дежурные дружно поздравили человека, сказали, что все смотрели передачу и очень переживали за Яшку. Даже начальник ни на минуту от телевизора не отошел, вместе со всеми радовался победе своего участкового и хвалил на все лады.
— Все хорошо, мужики! Но у меня в машине мальчонок спит. Я его на дороге подобрал, из дома мамашка выбросила. Ему пять лет. Куда-то определить нужно. А его уже пытались пристроить в приют, он оттуда слинял. Говорит, что били круто. Теперь ему ни убежать, ни вернуться некуда. Но что-то нужно придумать,— присел рядом с дежурным капитаном, какого весь поселок в глаза называл Анискиным за поразительное сходство с актером. Он и теперь сидел, хитровато прищурившись, и спросил:
— Яшка! Колись по совести, а может пацан твой кровный сынок? Подружка отказалась растить сама, ты и решил пристроить в приют, чтоб без мороки для себя мальчишку вырастить?
— Да как в голову взбрело? Разве я от своего сына отказался бы? — возмутился участковый, заметив, как разулыбались двое дежурных оперативников.
— Мне чтоб ребенка заиметь, поначалу бабой обзавестись нужно,— ответил Яшка краснея.
— Да у тебя в этом деле без загвоздки. Бабья больше, чем блох у барбоса. Вот какая-то и наградила потомством, чтоб знал, каково достается одиночке с дитем! — подхватили оперативники хохоча.
— Чтоб хвост поприжать, пацана подкинула!
— Да я ни сном, ни духом не грешен! С чего взяли? А и ребенку уже пять лет. Я в то время в школе милиции учился!
— Ну и что? Мужское при тебе оставалось! — не унимались мужики.
— Короче! Хватит прикалываться! Я его к вам сейчас приведу. А уж дальше пусть ваши головы болят, куда и как его пристроить.
— Яшка, погоди! Слышь, не бухти! Подумай сам, куда мы его денем? Ведь впереди выходной, никуда не достучимся и не дозвонимся. Все отдыхают. А оставлять его в милиции тоже не можем. На нары в камеру и кормить баландой? Так что ли предложишь? Ведь это ребенок! Твой он или бродячий, его по-человечески определить нужно! — предложил капитан добавив:
— Я представляю, что будет с нашим начальником, когда узнает какой приз ты приволок от Якубовича! Он больше никого не пошлет на «Поле чудес». Это ж надо, как быстро решают там демографические проблемы! Один раз поехал и с готовым дитем вернулся.
— Слушайте, я устал от вас, столько времени в пути, а теперь мне голову морочите, деть пацана некуда! Какое мое дело? Или тоже нужно было проехать мимо?
— Тормози, Яшка! Тебя уже ни туда понесло. Я тебе как человеку говорю, советуюсь, можно сказать. Ты же участковый, людей хорошо знаешь, помоги определить ребенка на выходной!
— Да кто из поселковых чужого примет хотя бы на день, я таких не знаю,— пожал плечами Яшка, продолжив хрипло:
— От своих не видят отдыха, а выходной кончается быстро. Как назло детсад закрыт. В больницу не возьмут. Побоятся наши рисковать. А что делать ума не приложу.
— Я бы взял к себе, но жена поехала к дочке, а я сам понятия не имею как с детьми быть? — развел руками капитан.
— А у меня мать парализованная,— тихо отозвался один из оперативников.
— Мне и того не легче, отца обещал навестить. Он, сами знаете, в стардоме живет. Не приедь, до смерти обижаться будет. Хоть раз в месяц видимся.
— Возьми ты его к себе на денек. Другого выхода нет. А после выходного все уладится,— попросил капитан Яшку.
— Домой? И что скажу старикам, что снова стал крайним? Кто с пацаном возиться будет? Мать или отец? Мне самому после дороги отдохнуть надо, а вы навязываете! Неужели за доброе нужно носом в говно натыкать?
— Это кого говном назвал?
— Да свою затею! Мало подобрал ребенка, привез, теперь еще в свой дом его веди! Тупость какая-то! Никто не может взять, я снова крайний, больше взвалить не на кого.
Они еще неизвестно сколько спорили, если б в открытую дверь не вошел Степка. Он появился не увиденный никем. Подошел к Яшке, вложил свою ручонку в его ладонь, прижался и попросил тихо:
— Дай хлеба...
Мужчины, услышав слабый голос, мигом умолкли. Стало неловко перед этим маленьким человеком. Капитану вспомнилось, как жестоко голодал сам, будучи студентом. На почве истощения получил язву. Потом была операция. Трудно восстанавливался. Но пережитый голод долго давал знать о себе. Человек полез в тумбочку, достал булку, протянул Степке и, погладив по голове, сказал:
— Ешь, сынок.
Оперативники достали свои сумки, выложили на стол все содержимое, подвинули к пацану, тот удивленно оглядел дядек:
— Это мне можно?
— Ешь, все можно! — увидел оперативник, как цепко впились пальцы Степки в булку. Он смотрел на взрослых счастливыми глазами. И вдруг вспомнил:
— А вы? Что сами есть станете?
— Не беспокойся, голодными не останемся!
— Чаю Степке налей! — подтолкнул Яшку капитан, добавив через смешок:
— Тоже мне папаша забывчивый, не умеешь дитя кормить!
— Так ты мой папка? — округлились глаза мальчишки, он забыл о еде и смотрел на Яшку. Тот по-казывал кулак капитану, тихо, беззвучно шевелил губами. Все кроме пацана поняли, что сказал участковый. И только капитан, вытерев вспотевшее красное лицо, ответил один за всех:
— Теперь мы все твои папки! И никогда тебя не оставим и не выбросим, слышь, Степан, взрослые дяди всегда должны помогать маленьким мужчинам, чтоб те выросли большими, хорошими людьми. Знай, ни все люди плохие. Доброго всегда больше.
Степка, казалось, не слушал. Он ел, не оглядываясь по сторонам, успокоенный тем, что у него в одночасье появилось сразу много отцов и все милиционеры.
Теперь они неловко переминались с ноги на ногу, переглядывались молча. Но вот капитан не выдержал:
— Значит, договорились, Яков? Сегодня ты берешь Степку к себе, а завтра доложу начальнику, будем решать, что делать дальше...
Дома Яшку встретили шумно. Отец с матерью поздравили сына с выигрышем и не заметили мальчонку. Когда увидели, спросили удивленно:
— Ты чей?
— Откуда взялся?
Пацан что-то сообразив, мигом спрятался за спину Яшки. Это еще больше насторожило стариков и, слушая сына, они всматривались в Степку.
— Сколько лет работаю в милиции, всякое слышал, сам видывал нимало, но ни разу не доходило до меня, чтоб мать выбросила ребенка из машины среди дороги! Это же на явную смерть вытолкать. Хорошо, что ты увидел. А случись туман, мог не увидеть и сбить. Как тогда? В наше время люди жили много хуже. Да что там говорить, случалось, кроме хлеба и картошки ничего больше на столе не имели. Но детей из дома не выкидывали. Даже не слыхивал о таком.
— Не надо, пап! В наше время не только выгоняют, а и убивают, продают, пропивают и насилуют детей.
— У нас в поселке такого никогда не было,— возмутился Илья Иванович.
— Ну как не было? Только за мое время работы сколько всего случилось? В нашем поселке тоже всякие живут, как чертей в болоте полно гадов и у нас. Но теперь не о них, давай подумаем, куда Степку определим на ночь, а, и помыть его, наверно, надо!
Степку вымыла в ванной мать. Она отмыла мальчишку до блеска. И укутав в большое махровое полотенце, сразу уложила в постель, сама взялась стирать хлипкую одежонку мальчишки.
— Господи! Как же так деется, что мать к своему дитенку сердца не поимела. В эдакую погоду почти нагишом выгнала. Порточки сплошь дырявые, рубашонка тонюсенькая. Сапожищи с мужика снятые, все насквозь дырявые. Ни трусишек, ни майки даже в помине нет. Схожу я в магазин, покуда открыт, хоть что-нибудь из одежки куплю Степушке. Ведь живая душа, совестно про человека не заботиться...
Мать вскоре и впрямь ушла в магазин. Яков лег отдохнуть с дороги, а Илья Иванович разговорился с мальчонкой.
В поселке криминалиста побаивались. И хотя тот с виду ничем не отличался от других, все знали его незаурядные способности. Каждое дело, к какому подключали криминалиста, обязательно было расследовано, доведено до конца, виновные отправлялись под суд, а вернувшись из зон, старались побыстрее покинуть поселок, чтобы никогда не видеть Илью Ивановича.
Тот ходил по поселку в любое время дня и ночи, никого не боялся, не оглядывался, ни от кого не прятался и не убегал.
У Ильи Ивановича был один единственный друг, с каким он дружил с самой молодости. Это и был тот самый капитан, какого и в поселке, и в райотделе называли Анискиным. Для криминалиста он был Толиком, в официальных кругах — Анатолий Петрович, он уже много лет работал в уголовном розыске. Друзья хоть и считали свой поселок небольшим, но без работы не скучали. Людьми старой закваски считали в милиции обоих. Частенько их отправляли в соседние райотделы, чтобы помогли разобраться и раскрутить какое-нибудь запутанное дело. Знали всюду, эти двое докопаются до сути, не оставят после себя «висячки».
Вот и теперь, едва Илья Иванович разговорил Степку, в дом вошел Анатолий Петрович, присел рядом и спросил тихо:
