Аласдер Грей - ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

— Через несколько лет меня здесь не будет.

— Да?

— Я собираюсь уйти, как только найду подходящего спутника.

— Почему?

— Мне нужно солнце.

Озенфант разразился смехом:

— Прошу прощения, но услышать, что вполне здравый человек питает такое странное пристрастие, было несколько неожиданно. Почему именно солнце?

Ланарк едва сдержал раздражение.

— Я хочу любить, видеться с друзьями, работать под солнцем.

— Но вы же не афинянин и не флорентиец — вы современный человек! В условиях современной цивилизации под солнцем работает презираемое, исчезающее меньшинство. Даже фермеры трудятся в четырех стенах. Что же до любви и дружбы, человечество всегда предпочитало наслаждаться тем и другим по ночам. Если бы вы предпочитали луну, я бы еще понял, но Аполлон нынче окончательно развенчан.

— Вы говорите как Сладден.

— Кто это?

— Человек из города, откуда я сюда поступил. Солнце светит там две-три минуты в день, и он считает, что это не имеет значения.

Прикрыв глаза руками, Озенфант произнес мечтательно:

— Город на берегу пересохшей реки. Город с площадью девятнадцатого века, уставленной безобразными скульптурами. Я прав?

— Да.

— Простите, но не могу устоять перед искушением. — Озенфант взял тарелку Ланарка, поставил на свою пустую и принялся неспешно есть, не переставая при этом говорить. — Этот город называется Унтанк. Календарь в нем основан на солнечном свете, но им никто не пользуется, кроме администрации. Большинство жителей забыли о солнце; более того, они отказались от часов. Они не отмеряют время и не планируют; их жизнью управляет элементарный аппетит, зависящий от случайных импульсов. Не удивительно, что счастливых среди них нет. В отношении политики у них процветает коррупция, и они бы не выжили без субсидий от более благополучных континентов. Но не связывайте эти беды с нехваткой солнечного света. В институте совсем нет солнца, однако он обеспечивает себя, и работники получают в достатке здоровую пищу и моцион. Наше существование отрегулировано по часам.

— Есть у вас библиотека?

— Даже две: фильмов и музыки. Последней заведую я.

— А как насчет книг?

— Книг?

— Я хочу почитать своей пациентке, а у меня только эти три.

— Читать! Как по-викториански! Покажите. Хм. Подборка вроде бы хорошо сбалансированная. Не знаю, чем можно ее дополнить, разве что обратиться к бедному монсеньору Ноуксу. У него всегда при себе какой-то пухленький томик. Может, Библия. В ней ведь полно забавных баек.

— Где его найти? — спросил Ланарк.

— Не торопитесь так — я бы не советовал покидать нас столь поспешно. Подумайте, сколько времени вы потеряете.

— Что вы имеете в виду?

— В этой вселенной каждый континент измеряет время по своему особому календарю, так что в промежутках оно не меряется ничем. Когда путешественник отправляется из института на соседний континент — Унтанк, например, или Прован, — ему приходится пересечь зону, где время является чисто субъективным переживанием. Иные осуществляют переход, ничего не заметив, но сколько лет пожертвовали вы, чтобы добраться сюда?

Чтобы скрыть охвативший его ужас, Ланарк встал и произнес коротко:

— Спасибо за предупреждение, но меня ждет пациентка.

— Где монсеньор Ноукс?

— В это время дня он обычно бывает в курительной комнате, наблюдает за купальщиками. Пройдете под арками у меня за спиной и никуда не сворачивайте, пока не доберетесь до третьей комнаты. Там поверните налево и прямо под аркой увидите его.

Покинув ресторан, Ланарк оказался в сияющей огнями комнате, где несколько стариков играли в бридж. В следующем помещении царил сумрак; там, под низко висевшими светильниками, виднелось множество столов для бильярда. Далее, в третьем зале, помещался плавательный бассейн. В гулком пространстве ныряли, плавали наперегонки или беседовали на краю бассейна мужчины и женщины с ровным коричневым загаром, какой получается под ультрафиолетовыми лучами. Ланарк пошел налево по скользкому, вымощенному плиткой помосту и добрался до стены с обычной аркадой. Поднявшись на две или три ступени, он очутился в комнате с мягким освещением, толстыми коврами и множеством кожаных кресел. Ноукс сидел вблизи ступеней, курил тонкую сигару и бросал иногда беглый взгляд на коричневые тела, отражавшиеся в голубовато-зеленой воде. Ланарк уселся напротив и начал:

— Я доктор Ланарк.

— Да-да.

— Моей пациентке требуется чтение, поэтому я собираю книги. По словам профессора Озенфанта, у вас можно позаимствовать книгу.

Ноукс вел себя так, словно не замечал Ланарка. Переводя взгляд то на купальщиков, то на свою сигару, он заговорил спокойно и безразлично:

— Профессор Озенфант — известный шутник. Он прекрасно знает, что у меня нет ничего, кроме требника. Если бы ваша пациентка интересовалась молитвами, она была бы моей пациенткой.

— Он думал, у вас есть Библия.

— Тоже шутка. У меня есть Новый Завет на греческом, но, наверное, пациентка так же мало разбирается в греческом, как вы. Что вам уже удалось собрать? — Он просмотрел протянутые Ланарком книги и вялым жестом указал на «Священную войну». — Две другие — ерунда, но эта местами ничего. То есть главная мысль верная. Мне немного знаком автор. В одной из своих книг он вывел меня в качестве персонажа — не в этой, в другой. Описал недоброжелательно, правда коротко. Озенфанта он тоже изобразил, но более верно и пространно. Не обращайте внимания на мои слова. Озенфант предупреждал вас насчет меня.

— Озенфант не сказал о вас ничего плохого.

Уставив глаза в пол, Ноукс прошептал:

— Значит, запрезирал меня окончательно. — Он поднял подбородок и заговорил почти в полный голос: — Знаете, он мне обязан своим постом. Именно я его вылечил. Он был очень трудным больным — наполовину пиявкой, наполовину драконом. Сегодня он заявляет, будто был чистым драконом. Я знаю, что это неправда. Я думал, что его вылечили литургия, мои молитвы и проповеди, но ему помогла музыка. О, как мы упивались музыкой в те поры! Обнаружив, что священный трепет ему внушает только музыка, я сделал его нашим органистом. С тех пор он рос, а я — я умалялся. Вы замечаете, наверное, в моем голосе раздраженную, сварливую ноту?

— Да.

— Тогда попытайтесь понять почему. Все эти профессора, мастера искусств и начальники отделений обязаны своей силой тому, что отщипывали кусочки от религии, которая их излечила, и создавали из них свою собственную религию. Теперь их объединяет не Бог, а союзничество, основанное на корысти. Где был прежде наместник Христа на земле, там заседает нынче лорд Монбоддо, председатель совета! — Он говорил обличающим тоном, выплевывая слова в лицо собеседника.

Ланарк начал оправдываться:

— Я здесь новичок. Я вас не понимаю.

Склонив голову, Ноукс прошептал:

— Вам нравится ваша работа?

— Нет.

— Тогда она вам понравится потом.

— Нет. Когда я вылечу эту пациентку, я покину институт вместе с ней, если она согласится.

— Бред! — выкрикнул Ноукс, рывком выпрямившись. Потом он склонился вперед, схватил Ланарка за руки и принялся бессвязно сыпать слова: — Нет, нет, нет, дитя мое, простите меня, простите, это не бред! Вы должны вылечить пациентку, должны покинуть с нею институт, и, если — то есть я хотел сказать когда — этот час придет, вы ведь не откажетесь выполнить мою просьбу? Обещаете сделать для меня кое-что?

Ланарк высвободил руки и раздраженно спросил:

— Что?

— Скажите людям, чтобы не стремились сюда. Скажите, пусть ноги их не будет в этом институте. Чуть больше веры, надежды и сострадания — и они самостоятельно избавятся от своих болезней. Если нет веры и надежды, достаточно одного сострадания.

— Почему я должен отговаривать людей от решения, которое вернуло мне здоровье?

— Тогда скажите им, пусть приходят сознательно, тысячами! Пусть явятся как армия людей, а не ждут, пока будут проглочены, как стадо жертв. Представьте себе институт, в котором на каждого пациента приходится по двадцать человек персонала! Тогда, если мы не вылечим пациента, нам нечем будет оправдаться! Мы будем похожи, — в его голосе появились мечтательные нотки, — на собор с конгрегацией священников. Институт мгновенно распахнется к небесам.

Ланарк возразил:

— Не думаю, что от слов людям будет польза. И если вы так долго здесь работаете, значит, вы не такого уж плохого мнения об институте.

— Вы ошибаетесь. Во всех здешних коридорах слышатся звуки, все более настойчивые и мощные, а фоном служит звук, похожий на дыхание голодного зверя. Уверяю, институт готовится проглотить весь мир. Я не стараюсь вас запугать.

Ланарк был скорее растерян, чем испуган. Встав, он спросил: