– Телефон не работает…
Я выбрался на улицу и зашагал к дороге. Свернул в арку…
Их было трое. Не знаю, я ли набросился на них или это они схватили и потащили меня за угол, но бой был страшный. Я ревел как лев! Кусался, бил руками и ногами, в конце концов силы меня оставили, я упал к их ногам и затих…
***
Лиз молча посидела у края постели, потом ушла, оставив на больничной тумбочке несколько яблок и дежурные апельсины. Приходила Нат, но ее не пустили без сменной обуви. Она передала с сестрой записку. «Милый Марк! Мы тебя так любим! Поправляйся быстрее и все станет на свои места!» Мама каждый вечер приносила что-нибудь вкусненькое. Все наши разговоры обязательно заканчивались словами: «Ну все, теперь ты будешь жить у нас!»
Приходил человек из милиции. Он протянул мне стильный черно-белый фотоснимок с мертвой красивой девушкой.
– Узнаешь? – строго спросил он меня.
– Узнаю,– ответил я устало.
– Ни документов, ничего. Хорошо хоть визитка твоя в кармане была. Тело никак не востребуют. Кто она?
– Не знаю. Мы в маршрутке познакомились. Я ей визитку дал. А что с ней случилось?
– Машиной сбило.
– Значит, правда, а я думал, это воображение мое разыгралось. Книжка… у нее должна быть книжка.
– Книжка нам вряд ли поможет. Ну что же, спасибо.
Человек из милиции ушел, а я остался. Дни шли своим чередом, скоро меня должны были выписать. Беспокоило только отсутствие Димыча. Почему он не приходит? Что-то случилось. Наверняка что-то случилось.
– Мам, что-то Димыч не появляется, ты не знаешь, с ним все в порядке? – спросил я вечером маму.
– Какой Димыч?
– Друг мой. Вместе в квартире Берхиных жили. Дэн, Лиз, Нат, я и Димыч.
– Марк, ты, наверное, хочешь меня разыграть. Я не знаю никакого Димыча. У Берхиных вы снимали квартиру вчетвером. Хотя, может, у вас кто еще жил, а я не знаю. Ты ведь мне не докладывал.
– Лиз! Как ты там? Привет! – орал я в телефонную трубку.– Ты не знаешь как там Димыч? Он что-то пропал совсем.
– Какой Димыч? Это с Верхнего, мотоцикл у которого?
– Нет! Наш Димыч! Только не разыгрывай меня, мне это очень важно!
– Марк, ты, видимо, совсем плохой стал. Не стоит пить в больнице. Знаешь, алкоголь может быть очень опасен в сочетании с некоторыми лекарствами. Я завтра забегу, и мы поболтаем.
Она повесила трубку.
– Марк, подумай сам.– Нат решила призвать на помощь логику.– Квартира у нас была пятикомнатная. Одна комната твоя, вторая – моя, третья – Лиз, четвертая – Дэна, а пятая – зал! Где бы жил с нами твой мифический Димыч?
Я не понимал, зачем им всем надо издеваться надо мной, доказывая, что я спятил. Может, с ним беда, и они не хотят меня расстраивать.
Димыч пришел за день до выписки. Он встал напротив окна и долго изучал квадратик неба.
– Здорово, что ты все-таки заявился! Я уже черт-те что подумал. У меня друзей почти не осталось, если и с тобой что-то случится, мне совсем плохо будет. Апельсины будешь? Мне все приносят апельсины. А я их почти не ем.
Димыч повернулся, позволяя лучу света запомнить все неровности его правильного лица.
Он сделал несколько шагов по палате и стал рассказывать всякую чепуху – про новый клип «Мумий Тролля», про «Секретные материалы» и прочее. Звучало так фальшиво, что я не выдержал и заорал:
– ЗАТКНИСЬ!!!
Димыч пожал плечами и отошел к окну.
– Знаешь, все так напутано,– начал я.– Кажется, разгадка совсем рядом, но где? Я вроде бы собрал все подсказки.
– Ты все усложняешь,– попытался меня успокоить Дим,– наделяешь мифическими свойствами совершенно простые вещи. На самом деле все просто, как огурец. Тот парень убил Лору, Дэн разбился в катастрофе, а все остальное – это твое разыгравшееся воображение…
Я офигевал, как это ловко он все может объяснить, как находит нужные слова, чтобы успокоить. Настоящий человек! Настоящий друг! Он понимает меня как никто другой. Если бы мне пришло в голову написать роман о настоящей дружбе, то прототипом главного героя обязательно стал бы Димыч. За размышлениями двоими я не заметил, что Димыч продолжает говорить со мной. Задает вопросы и получает ответы. Я не вдумывался в наш диалог, всего лишь наслаждался удивительной возможностью слышать себя со стороны, а при желании, и не слышать совсем.
Увлекшись ловлей подсказок, зашифрованных в жестах и играх теней, я перестал контролировать и вообще хоть как-то воздействовать на события. Димыч же не замечал изменений и держался естественно. Разговор наш, видимо, был очень содержателен. В абсолютной тишине Димыч двигал губами, плавно перемещал в воздухе пальцы рук и темные ресницы, шагал по комнате, щурился. И я точно так же участвовал в этом немом спектакле, поддерживал наш беззвучный диалог. Горячо манипулировал мышцами лица. И вдруг все обрушилось!
Я все понял и узнал. Я узнал Димыча! Своей бесплодной попыткой улыбнуться он выдал себя. Я узнал его – того демона из зеркала. Эти желтые глаза, мощные челюсти, как я не видел их раньше! Я все понял про него, как уже много раз понимал про других. Это он разорвал на части Лорен и подстроил катастрофу Дэну!
– Убийца! – орал я.– Убийца!
Димыч смотрел на меня, не пытаясь что-либо возразить.
– Это ты! Всегда это был ты! Это ты играл со мной и забирал все, что становилось мне дорого!
В повисшей вдруг мертвой тишине я услышал его, как обычно, спокойный голос.
– Я – это всего лишь ты. Только я всегда шел дальше мыслей и не боялся действовать. Я помогал тебе. Я хотел уберечь тебя. Спасти!
Димыча медленно окутывал свет, вливающийся в комнату из огромного экрана на стене. Он возник вдруг на месте больничного окна.
Облако света поглотило Димыча.
– Нет! Стой! – заорал я, бросился на Димыча, но натолкнулся на невидимую жесткую преграду и упал на кафельный пол. Падая, я видел, как принявший Димыча свет возносится туда, в голубое и бесконечное, которое постепенно обросло ставнями и превратилось в больничное окно.
Убийца Лорен и Дэна никогда не будет пойман. Я лежал какое-то время молча. Потом мысли обрели форму слов, и я сначала тихо, потом все громче и громче стал кричать: «Димыч – убийца! Его уже не поймаешь! Я в полном дерьме!»
– Что кричишь? – спросила вошедшая медсестра.
– Димыч убийца, но его уже не поймать. Он вознесся на небо, а я в полном дерьме! – поспешил сообщить я ей.
– Псих… – сказала медсестра и ушла.
Мои крики стали хрипами, потом шепотом. Я провалился во мрак, а когда очнулся, декорации поменялись. Я в больничной палате, только другой. На окнах решетки. Рядом сидит мама. Она вся в слезах.
– Димыч. Это он всех убил.
– Да, да, конечно, Марк. Мы знаем,– сказала мама и заплакала. Она плакала потому, что Димыча уже не поймать! Точно. Пришла медсестра, сделала мне укол. Веки стали тяжелыми, просто свинцовыми. Мама провела доброй рукой по моему лбу.
Я дождался, когда стихнут за дверью ее шаги, прокусил себе указательный палец и преодолевая чудовищную психотропную усталость, медленно вывел красным на белой стене никогда раньше не виданный мною знак. Черт знает откуда, но я знал, что на языке давно исчезнувшего народа он означает «возвращение».
Я беззвучно отделил его от стены, развернул, перенес в центр комнаты и, зажмурив глаза, полетел в это красное пятно, разрывая все встречающееся на своем пути – небо, облака, звезды. Полетел обратно в точку своего первого вздоха.
***
Когда небо обросло, наконец, решетками, мир стал привычен, ограничен и предсказуем.
2000 г.
