— Матерям обычно звонят вечером, не слишком поздно. Это уже традиция.
— А ты повеселела, Виви, уж не знаю, с чего вдруг, — заметила Эди.
— Ну-у… просто солнышко вышло, у меня расцвел новый голубой клематис, а Элиот сдал первый экзамен по дайвингу.
— Думаешь, в хозяйстве пригодится?
— Само собой, если живешь в Австралии, возле живописных коралловых рифов.
— Это теперь тоже называется карьерой?
— Я просто звоню узнать, как ты, — заметила Вивьен. — Можешь поверить.
— А я, можешь поверить, безумно рада тебя слышать. Мне теперь никто не звонит. Ни одна живая душа. Я исчезла, растворилась. Кажется, это австралийка Жермен Грир говорила, что после пятидесяти женщины становятся невидимками?
— Может быть. Помню только, что она всех считала объектами сексуального вожделения.
Эди поерзала на стуле, распечатка спланировала на землю. Арси и ухом не повел.
— Я лучше побуду просто объектом материнского вожделения. Секс подождет, пока я освоюсь на новом этапе. Кстати, о матерях: я обзавелась симпатичным новым сценическим сыночком. Ему двадцать четыре, он смешной, неуклюжий и ходит за мной по пятам, как щенок.
— A-а, вот оно что, — протянула Вивьен. — Ты, стало быть, уже освоилась.
— Это не значит, что родные дети меня не интересуют.
После кратчайшей паузы Вивьен осторожно пустила пробный шар:
— Если хочешь, могу рассказать об одном из них.
— Да ну? — резко откликнулась Эди и села повыше, подтянув колени. Арси удержался, впившись в них когтями. — Что ты имеешь в виду?
— Я виделась с Розой…
— Правда?
— Да.
— По какому поводу?
— Да так, она забегала поужинать, — отмахнулась Вивьен.
— Вот как?
— И осталась переночевать.
Эди открыла рот, чтобы честно сказать, что впервые об этом слышит, или солгать, что слышала, да забыла, но отвергла и то и другое.
Вместо этого она откликнулась тоном, который выдал ее с головой:
— Отлично!
— А я думала, она тебе говорила, — безжалостно заметила Вивьен.
Эди наклонилась, помогая Арси отцепить когти от ткани ее брюк.
— Как она? — спросила Эди, прилагая все старания, чтобы ее голос прозвучал невозмутимо.
— Знаешь, — начала Вивьен, — по-моему, просто бодрится. Работа в турагентстве — это, конечно, просто замечательно, но ведь она достойна большего, ты же понимаешь. И она это знает, но деньги есть деньги, верно?
— Да уж…
— Что ее по-настоящему беспокоит, так это житье вместе с Кейт и Барни. Ну, ты понимаешь — молодожены, а тут в доме чужой человек. Правда, она говорит, что не чувствовала себя незваной гостьей, но я-то видела, как нелегко ей было.
— Было?
— Ну да, — подтвердила Вивьен, спохватилась и небрежно добавила: — По крайней мере проблему жилья мы решили.
Эди прикрыла глаза.
— Она как раз сейчас переселяется ко мне, — продолжала Вивьен. — Потому я, собственно, и звоню. Я думала, тебя надо поставить в известность.
Эди открыла глаза и сжала телефон.
— Давай по порядку, Виви: Роза работает в турагентстве, с Кейт и Барни она не ужилась и потому попросила разрешения пожить у тебя?
— Нет, — поправила Вивьен, — я сама предложила. Я же видела, что она в отчаянии.
— Почему же тогда, — выкрикнула Эди, жалея, что не сумела сдержаться, — она не обратилась ко мне? Почему не вернулась домой?
— Ну, откуда я знаю? Вопрос не ко мне.
— Настырная интриганка.
— Эди, я твоя сестра и тетя Розы, — напомнила Вивьен. — Мы — одна семья.
— Все, разговор закончен.
— Да было бы из-за чего разводить трагедию! Вот уж глупость! Если у Розы есть жилье и ей удобно на новом месте, какая разница, под чьей крышей она живет?
Эди подхватила свободной рукой Арси под пузо, подняла его с колен и отпустила на землю, затем встала.
— Разница есть, и ты это прекрасно понимаешь.
— Простоты ревнуешь, вот и все.
— Не ревную я!
— Можешь называть это как хочешь, — разрешила Вивьен, — суть не меняется.
Эди приложила ладонь ко лбу.
— Знаешь, заварить эту кашу у меня за спиной…
— Но я же звоню тебе.
— Роза не позвонила.
— А почему тебя это удивляет? — триумфально закончила Вивьен.
Эди огляделась. Страницы с ролью рассыпались, на одной старательно вылизывался кот.
— Мне пора, — сообщила она сестре.
— Ты же…
— Некогда болтать, — прервала Эди. — Мне еще учить роль.
Мейв разбирала счета, готовя для Рассела ежеквартальную декларацию по НДС. Накануне сдачи декларации она вписывала данные по всем квитанциям, накладным и прочим бумагам в черные гроссбухи и, воюя с престарелым компьютером или роясь в разъезжающихся кипах бумаги, не умещающихся на слишком узком столе, поминала добрым словом времена бесхитростных рукописных бухгалтерских отчетов, с простыми и понятными колонками «приход» и «расход», с четко вписанными внизу, красными чернилами, суммами «итого», внушающими удовлетворение. Современный бизнес не просто усложнился: в нем стало всего больше — больше бумаг, больше проверок, больше дубликатов, больше вариантов на выбор. Порой Мейв думала, что выбор — гораздо более вероятная причина нынешней вездесущей депрессии, чем стресс. В своем крайнем проявлении возможность выбора способна просто-напросто свести с ума.
Как обычно, дверь в кабинет Рассела была приоткрыта. Сам он отсутствовал — отправился на встречу с представителями телекомпании, получившими выгодный контракте крупным банком и теперь в поте лица ищущими и актеров, и голоса для озвучки. Мейв легко могла представить его на встрече — слегка встрепанного, особенно в окружении черных футболок и деловых костюмов, но умеющего разбираться в людях и знающего толк в деле, которым он занимался еще в те времена, когда конкурентов и на свете не было. Если Рассел не принадлежал к числу агентов, то и долетающих в Лос-Анджелес и проводящих выходные на собственной вилле, то лишь потому, что не желал этого.
«Амбиции у меня умеренные, — признался он Мейв, когда давным-давно впервые встретился с ней на собеседовании. — Просто мне нравится заниматься делом. Когда растешь на Севере, со временем либо проникаешься трудовой этикой, в атмосфере которой воспитывался, либо протестуешь против нее. То, что вы видите, мисс О’Лири, — это мой маленький бунт».
Так или иначе, с деловых встреч он никогда не возвращался с нулевым результатом. Собираясь на них, он прихватывал с собой несколько снимков, пару кассет с записями и предлагал их, заметив вскользь «Возможно, это вас заинтересует» тем же тоном, которым убеждал клиентов взяться за хорошо оплачиваемую и при этом почти не требующую актерских навыков работу. Клиенты нехотя соглашались, а затем в изнеможении падали на плетеный диван в приемной Мейв и стонали:
— Я же сказал, что больше не желаю играть газонокосилку. Я пообещал себе: больше никаких мультяшных медвежат. Я поклялся, что больше никогда не озвучу чайный пакетик! Никогда! Ни за что!
Много лет назад Мейв заготовила табличку и повесила ее на монитор компьютера со стороны, обращенной к дивану. Табличка, гласившая: «Деньги есть деньги», — пробыла в употреблении так долго, что пообтрепалась по краям. Она предназначалась, чтобы избавить Мейв от повторения одних и тех же уговоров, но, конечно, каждому клиенту приходилось раз за разом втолковывать: что плохого в озвучке ролика строительной компании, если это поможет оплачивать счета — до тех пор пока звездная роль не станет свершившимся фактом, а не просто мечтой?
Мейв встала из-за стола и отправилась в кабинет Рассела за мелкими квитанциями, которые он хранил в старой кожаной шкатулке для воротничков на заставленных всякой всячиной полках над столом. Шкатулка для воротничков принадлежала его деду, чьи инициалы, совпадающие с инициалами Рассела, искусно вытесненные на коже под застежкой, все еще были видны. Что сказал бы Рассел Бойд, порой гадала Мейв, как отнесся бы этот трудолюбивый и богобоязненный производитель бочек для рыбы, поставлявший их судам, которые рыбачили у северного побережья, в окрестностях Халла, если бы узнал, какую несерьезную, легкомысленную работу выбрал его внук? Что подумал бы, увидев фотографии в рамках, подписанные самыми известными клиентами Рассела, все эти лица, приоткрытые губы, глаза с поволокой, жеманство и манерность? Мейв сняла с полки шкатулку и открыла ее. Бумаг в ней почти не было. Рассел умел жить, но, похоже, такси считал излишней роскошью.
В приемной раздался уличный звонок. Мейв убрала шкатулку и нажала кнопку на домофоне.
— «Рассел Бойд ассошиэйтс».
— Это Эди, — послышалось в динамике.
— Поднимайтесь, — предложила Мейв. — Его пока нет, но должен подойти.
Она отперла дверь, а спустя несколько секунд услышала, как та скрипнула и захлопнулась за Эди. Стоя на пороге приемной, Мейв слушала, как приближаются быстрые и легкие шаги. Эди была в джинсах, зеленой куртке и кепке вроде тех, которые, насколько помнила Мейв, носили в шестидесятые — в стиле «девчонка-сорванец», с большим козырьком.
