А когда Сонечка вышла, наклонился поближе и прошептал:
— Я ей телефонный провод перекусил, — и он показал маникюрные щипчики. — Бздынь, и привет. Понимаешь? Как же она вывернулась?
— Лечил чем? — беспристрастно поинтересовался Смертин.
— Ну, так, по кубику димедрола с реланиумом.
— А Заплетанов?
— Без понятия. Васёк ампул не оставляет.
— Пойду гляну в карточке, — Смертин зашагал к диспетчерской. Соня открыла было рот, чтобы поругаться насчёт задержки вызова, но фельдшер её успокоил:
— Мне лишь взглянуть на объём влитого в Аристарховну.
В карточке корявым заплетановским почерком значилось: «Аминазина 2 мл. Внутримышечно». Наш человек. И после подобного ещё хватает наглости два вызова сделать?! Теперь Смертин стоял у двери минут десять. Он ежеминутно надавливал на прыщичек звонка, истошный дребезг резал квартирную тишину, однако никаких новых шумов не появлялось. Всё же совместное закачивание препаратов сыграло свою роль. Смертин представил, как, собирая крошки убегающего сознания, Аристарховна набрала заветные «0» и «3», а затем отключилась в изнеможении. Фельдшер уже, торжествуя, собирался отзвониться на предмет ложного вызова, как замок ненавистной двери щёлкнул и на пороге, повиснув на ручке, предстала пациентка в несменяемой ночной рубашке.
Смертин чертыхнулся, набрал закрома чистого воздуха и нырнул в хоромы. Стёпанида Аристарховна Выносова, девяносто двух лет, шатаясь, как ковыль под степным ветром, двинулась мелкими шажками вдоль плинтуса, следом за медработником. Глаза её теперь плотно прикрывались веками, и стало заметно то усилие, с которым она ворочает языком, чтобы произнести заветную фразу на протяжении трёх минут:
— Доктор… поставьте… укол… Мне плохо…
В кровать она рухнула прямо на живот, не дожидаясь, пока медработник хотя бы измеряет давление. Но медицину на такие приёмы не купишь. Видя, что клиентка лежит глазами в землю, он досконально изучил прибитый к стене телефонный провод и обнаружил перекушенное Мухожоровым место. Как же она сфокусничала? Для решения подобной загадки Смертину требовался телефон. Он склонился над старушкой и попытался изъять изобретение Александра Белла. Чёрта лысого! Из одеяльных складок, как иголки, торчали крючковатые пальцы, цепко удерживающие корпус аппарата. Тогда он поднял трубку и прижал к уху. Противный гудок известил Смертина, что коллега перекусил не тот кабель. Он прицельно осмотрел проводку и сделал ужасное открытие: от входной двери в комнату разными путями шли как минимум пять телефонных жил. Кажется, пациентка тщательно готовилась к боевым действиям с расторопными сотрудниками Министерства здравоохренения.
Смертин с надеждой затаился рядом с растёкшимся по матрацу телом Степаниды Аристарховны, но та, не открывая глаз, жалобно проскулила:
— Доктор, ну когда вы мне поставите укол?
Последнее словосочетание вывело медика из себя.
— Ставят клизму! — прорычал он, набирая аминазин с пипольфеном не дрогнувшей рукой. — Уколы делают.
Бабка не дрогнула:
— Ну так делайте скорее!
Ощутив долгожданный впрыск внутри мышцы, пациентка перевернулась на спину, натянув одеяло по самые ноздри. Потом, что-то вспомнив, она выставила наружу тонкие анемичные губы и спросила:
— А вы мне не димедролу дали? Мне нельзя димедролу. Я от него сплю.
Смертин помотал головой:
— Нет, это не он. — и добавил вполголоса: — это хуже.
Фельдшер в уме пересчитал полученные Стёпой за день дозы успокаивающих и вырубающих препаратов. На высшую, суточную уже дотягивало, а вот до летальной оставалось довольно далеко. Отзвонившись с рук, он умчался к новому клиенту. На «03» открывались вечерние бригады, но вызовы капали в прогрессии и посидеть на станции не удавалось. Зато Смертину повезло профессионально. Он нарвался на мощнейший инфаркт с отёком лёгких. Успешно полечил его и дождался кардиореанимационную бригаду. Счастливый от собственных возможностей, Сергуня гордо передал вполне оклемавшегося пенсионера, который с ужасом вспоминал дикую боль в груди. После оного фельдшер отчалил в направлении подстанции. Арсенал медикаментов и шприцев, выданных утром, бесследно иссяк. Желудок тоже не отставал, сигналя хозяину о своей пустоте, темноте и одиночестве.
Смеркалось. Мороз потихоньку отступал. Барсик, жутко мяукая, прыгал по мусорным бакам и просил кошку. Неоднократные попытки его кастрировать тушились милосердием сотрудников и главным медицинским принципом. Во дворе выстроились автомашины, и Смертин мечтательно представил, как сейчас прильнёт к чашке горячего чая. У диспетчерской на него налетел неугомонный Мухожоров.
— Ну? Как она это сделала?
— По телефону, док, по телефону, — признавался Смертин. — На лоха не проведёшь. У неё телефонная линия продублирована пять раз.
У коллеги развился экзофтальм.
— Ничего ж себе! Сильный ход!
— Очевидно, ты у неё не первый, — зевнул фельдшер, после чего констатировал: — и не последний…
В полночь они встретились снова. Ликующий Мухожоров подошёл к Смертину и, сверкая глазами от переполняющего его восторга, доложил:
— Всё! Конец. Теперь точно последний вызов. Трое суток тишины, по-любому!
Коллега недоверчиво повёл щекою:
— Ну, и как?
— О-от, — пропел доктор, доставая моток электрики. — Вся линия к чертям, сверху донизу!
Смертин чуть не подавился воздухом. Нехилый удар! Как поведал Мухожоров, «вечная клиентка» через час после Смертина позвонила опять. На сей раз вызов подарили новенькому фельдшеру, вышедшему в ночь. Однако расчётливый Мухожоров буквально вырвал сигнальный талон из рук удивлённого салаги. Жертву он терпеливо ждал у двери не менее получаса. За указанное время он старательно изучил все телефонные жилки в распределительном щитке.
В какой-то момент дверь всё же открылась и на пороге проявилась несбиваемая пенсионерка. Обманутый ранее доктор чуть ли не на руках перенёс пациентку в кровать и, не обращая внимания на лепет, сделал укол. Он шустро отзвонился и, дождавшись коротких гудков, положил трубку рядом с аппаратом. Стёпа Аристарховна лежала в позе загнанной лошади. Копыта в разные стороны, грива вниз. Она не могла пошевелить ничем. Мухожоров вышёл на площадку и вновь залез в распределительный шкаф. Затем он нашёл телефонную пару с короткими гудками и решительно перекусил её. Провод юркнул в глубокую трубу. На первом этаже доктор открыл похожий шкаф, нашёл свободный провод, вытянул его, наматывая на руку, и перекусил. Сегодняшний рекорд гражданки Выносовой составил шесть вызовов за двенадцать часов.
Три дня на подстанции никто не слышал о несчастной старушке. А потом всё завертелось по новой. Ежедневно огромные дозы снотворных. Кусаные провода. Петиции в райздрав. В конце концов, налитая отрубающими препаратами под самую макушку, Степанида Аристарховна, оступилась на лестнице, спускаясь со своего седьмого этажа. В межмаршевом пролёте её обнаружили соседи, и доктор Мухожоров отвёз «драгоценную» в больницу с переломом шейки бедра, где спустя два месяца она и скончалась от накатившей пневмонии…
Да, уважаемый читатель, лишь летальный исход мог положить конец на эту, одну из многочисленных битв между одиноким старым пациентом и сотрудниками «скорой помощи».
Но меня лишь терзает один-единственный вопрос: А сколько их ещё?!
Вызов № 25 ЛЕТАЮЩИЕ ЖУРНАЛЫ
Ссылка на авторитет — не довод.
Бенедикт Спиноза
Сражаться за своё место под Солнцем нам приходится частенько. И даже слишком частенько. Практически во все времена рода человеческого. Сражаться самыми допустимыми способами. Раньше, например, во времена австралопитеков, применяли камни. Затем, при питекантропах и синантропах, в ход шли копья и топоры. В текущие столетия люди дружно ухватились за различные виды огнестрельного оружия. Но самая страшная битва лишь набирает обороты — это битва умов. Или, если правильно выражаться, битва маразумов (здесь: помутневших умов. — Примеч. авт.).
Для иллюстрации в пример можно поставить наших пациентов. И случай со Степанидой скорее правило, чем исключение. Однако когда вы возвращаетесь в родные рабочие пенаты, то и здесь не советую бродить расслабленно. Ведь любой более-менее здравонемыслящий сотрудник легко может нанеси вам сокрушительный удар по черепу. Такой удар, что даже самые прожжённые бабки отдыхают.
Центр планирования семьи (ЦПС) на улице товарища Комсомольца, дом 4, корпус «Ы», жил своей размеренной жизнью. Пациенты приходили и уходили, брались анализы и назначалось лечение. Главврач Иовелькина Галина Георпиевна (за внешность наречённая среди персонала Галька-пудель) сидела в своём сверкающем кабинете, с тревогой в глазах, ожидая проверку из Счётной палаты. Буквально вчера оттудова позвонили и ненавязчиво поинтересовались: