И Ая дарит судье вкрадчивую улыбку. Но судья покачала головой:
— Нет… Наикратчайший срок может быть только в случае наличия заявления жены и заявления мужа.
— Это обязательно?
— Или же в случае присутствия обоих лиц на суде.
— Кажется, дорогая, не сегодня-завтра мы познаем эту страну до конца, — говорит Маргарет.
— Возможно, дорогая, — смеется Джуди, — однако они чертовски целомудренны. Нам придется взяться за них всерьез.
— Чем целомудреннее мужчина, тем дороже его поцелуй.
— А заметь — нам болтали, что русские водят машину осторожно. Он же, на мой взгляд, гонит как дефективный. Только сумасшедшие так водят.
Инженер Разин вносит вежливо поправку:
— Я гоню, как умею, — тут уж ничего не поделаешь.
— О, вы знаете английский.
— Очень плохо. Но, во всяком случае, лучше, чем эту машину. Слава богу, я запомнил, где тормоз.
— Ваш товарищ такой молчун.
— Вы не правы. Он обаятельный человек.
— Однако пусть он скажет хоть одно слово. Он обаятельный, но он смахивает на глухонемого.
— Он сибиряк.
— О!
— Федор, пусть это не будет для тебя неожиданностью: они настраиваются определенным образом. Моя соседка уже поглаживает мне колено.
— Росомахи, — тяжело подтверждает Федор.
Это было первое произнесенное слово, которое молодые женщины услышали от Федора. Они поражены глубочайшим его басом.
— Что сказал ваш друг?
— Сначала я сказал ему, что взаимная симпатия англичан и русских тянется через века.
— Ода!
— На что мой друг (он исключительно тонкий человек) заметил, что эта симпатия через века специально тянулась прямо к нашей с вами минуте.
Англичанки смеются:
— Ода!
В Боголюбове они осматривают полуразрушенную усадьбу. Потом едут на Нерль. Осмотрев храм Покрова и пустив слезу («Какая краса!»), Федор полез в реку купаться — в этом занятии он совершенно одинок. В речке ни души. В ночь был небольшой заморозок.
— Мне даже холодно на него смотреть, дорогая.
— У меня тоже озноб. Но он на высоте.
Федор ныряет, фыркает, крякает, выбегает на берег — и снова ныряет.
— Как ты думаешь, дорогая, почему у него такие длинные трусы?
— Понятия не имею, моя радость.
— Как ты думаешь, я не попаду впросак, если спрошу об этом у нашего милого Стивена Разина?
— Но Стивен поехал договариваться насчет гостиницы…
Светик нервничает. И торопит события.
— Помнишь, — говорит она Ае, — когда я познакомила тебя с Разиным, ты сказала, что он похож лицом на какого-то твоего приятеля.
— На моего приятеля?
— Да.
— Точно… Олежка Болтиков. Пустой малый. И немного идиот.
— Тем лучше. Пусть он пойдет в суд вместо моего муженька.
— А паспорт?
— Паспорт лежит у меня. Все его документы — здесь.
— Но этот Болтиков потребует денег.
— Теперь мне денег не жаль.
Однако подруга Ая рисковать не хочет и советует быть честной:
— Зачем нам связываться с идиотом? Потерпи еще неделю — пусть будет его неявка. Пусть будет все законно.
Через неделю их развели — инженер Разин отныне свободный человек, хотя пока что этого не знает. Если же он вздумает протестовать, Светик скажет всего одно слово: «Пил».
И соседи, которые прекрасно помнят, как гулял Разин со своей голытьбой и как они, соседи, стучали, требуя покоя, молотком по радиатору отопления, охотно подтвердят и его загулы и пьянство. И подруга Ая тоже скажет: «Мерзавец пил беспробудно».
Но протестовать он не станет, Светик в этом не сомневается — он же теперь широкая натура. Да и оставленные ему 1508 рублей что-то значат. Пусть пьет. Пусть ест. Пусть напоследок погуляет. А машину Светик отсудит себе. Она уже подала на раздел имущества. Суд строг. Но суд справедлив. В конце концов, все, что у них есть, заработано ею — на суде (если уж будут копать глубоко) можно будет сказать и про Божью Матерь, икона подарена ей умирающим стариком, проживавшим там-то и там-то, разве не так?..
Он звонит утром:
— Светлана, я тут езжу по всяким знаменитым местам — меня попросили возить двух девиц и показывать им красоты.
— Обаятельные люди?
— Да. Невероятно обаятельные. Англичанки.
— Отдыхай, милый.
— С работы не звонили?
— Нет. Отдыхай спокойно.
— Светлана, ты тоже гуляй, не сиди сиднем дома. Не стесняйся — один раз живем, верно?
— Один раз, милый.
— Тут с нами еще один мужичок — Федор. Могучий парняга. Сибиряк! А как он чувствует и понимает природу!
— Обаятельный человек?
— Еще бы!.. Ну все. Целую тебя.
— Не простудись, милый.
Их номера рядом. Инженер Разин бухает кулаком в стену: «Эй, Федор! Чего вы там притихли — гулять так гулять!» Но из соседнего номера не отвечают.
Тишина. Это странно. В соседнем номере никаких признаков жизни.
Инженер откупоривает бутылку:
— Пей, Марго.
Маргарет встревожена:
— Я пью, дарлинг. Но постучи им еще.
— Я стучал… Может быть, они о чем-то разговаривают.
— Не глупи, дарлинг, — на каком они разговаривают? На латыни?
Наконец четверо выходят из гостиницы, садятся в машину и едут. Маргарет счастлива — она учит инженера Разина, как одной рукой править машиной, а другой пить из горлышка.
Инженер Разин счастлив тоже. Ему на все наплевать.
Машина летит вниз по склону — навстречу надвигается кустарник. И лес.
— Знаешь, Федор, у меня отказали тормоза.
Федор (он сидит на заднем сиденье вместе с прильнувшей к нему Джуди) некоторое время думает. Потом не торопясь спрашивает:
— Прыгать?
— Погоди. Может, проскочим на скорости.
— Тебе виднее. А посмотри, какая красота слева. А речушку видишь? Чудо!
Единственное, что потрясает Федора, — это природа.
— Да, — соглашается Разин, — речушка чудо.
— А посмотри, осинник в золоте весь — не чудо?
Подруга Ая ходит по пустой квартире. Осматривает.
— Квартира прекрасная, что и говорить… Но разменять даже прекрасную четырехкомнатную на две двухкомнатные — непросто. Требуется время.
Светик спрашивает:
— А на двухкомнатную и однокомнатную?
— Это проще.
— А на двухкомнатную и комнату?
— Это совсем просто.
— И что же, сразу найдутся варианты?
— Сколько угодно. Могу позвонить сейчас же.
Светик минуту-другую думает. И принимает решение.
— Звони.
Подруги идут к телефону. Телефон стоит на полу. Ая говорит Светику:
— Но комната может оказаться паршивая. С тараканами. С драчливыми соседями.
— Тем лучше. Он это заслужил.
— А если он не согласится на такой размен?
— Мы его не спросим. Звони.
Ая звонит.
Желающие обменяться немедленно приезжают (они давно хотели съехаться, такая квартира, такая удача!). Они немедленно осматривают. Они немедленно соглашаются. Заявление от имени Светика и от имени инженера Разина на разъезд пишется в этот же день. А вечером обмен фиксируется в Обменбюро. Затем стараниями Аи обмен без проволочек утверждается. И выдаются ордера…
Машина летит вниз по склону — навстречу лес. Инженер Разин кое-как выруливает… Приходится съехать с дороги, и вот они мчат по траве, сминая лютики и конский щавель. Поворота не видно. А лес надвигается.
— Знаешь, Федор, у меня опять отказали тормоза.
— Проскочим?
— Повернуть негде… Боюсь, что финал.
— А?
— Боюсь, что это финал.
Воздух свистит, и пахнет приближающейся бедой. Уклон нарастает. Машина летит. Лес все ближе.
— Будет поворот? — спрашивает Федор.
— Нет!
У медлительного Федора оказывается отменная реакция. «Росомаха моя», — ласково говорит он Джуди. «Что?» — «Не пугайся». Он сгребает стройную англичанку в охапку — открывает дверцу машины…
Джуди умоляюще кричит: «Тедди, не надо! Не надо!» Бедняжка считает, что ее выбрасывают, — неужели смерть? Из России с любовью?.. Однако, прижимая к груди ее хрупкие и ломкие косточки, Федор передвигается по сиденью к краю… Еще к краю… Еще… И выбрасывается вместе с англичанкой, метя на мягкую луговую траву.
— Что происходит, Стивен? — Маргарет возмущена. — Мне кажется, он мог бы потерпеть, пока мы остановимся.
— Маргарет… Мы уже не остановимся.
— Почему?
— Отказали тормоза.
— Бог мой!
— Прыгай, дорогая, ничего лучше уже не придумать.
— Я?
— Прыгай!
Маргарет открывает дверцу машины. Но выпрыгнуть не в силах — машина летит как пуля. Они мчат вдоль речки. Вдоль воды…
— Если боишься, закрой глаза и прыгай!
— Стивен, не могу!
