Девки вернулись из тамбура и забились на свои верхние полки. Только изредка Оля гулко, как из канализационной трубы, интересовалась, когда же на станциях начнут продавать жратву. Рыбенко попытался завязать непринужденный разговор, и ему удалось выяснить, что обе дамы рассчитывают в захолустном Брянске на отдых-реабилитацию. Ксюша планировала всласть потрахаться, как она выразилась, с местными, а заодно вылечить какое-то кожное заболевание. Оля же ставила более масштабную цель — похудеть.
Ксюша все время спала, но часто просыпалась, чтобы наполнить купе аптечной вонью каких-то салфеток — ими она протирала лицо, шею и грудь. Оля впадала в психопатическое волнение на каждой остановке. За окнами слышались наименования продуктов, произносимые с южным завыванием, а она уже смотрела на Валеру с мольбой — одна Оля выйти из поезда не могла. После, выпив сладчайшего вина со странным названием «Полковник» — с чего бы это полковник стал пить такое вино? — она поведала, что стесняется своего веса. Вроде как люди будут над ней смеяться, что она такая толстая, да еще и покупает еду.
Валера только кивнул.
Больше всего его удивило, что на самые невинные попытки посторонних с ней заговорить, даже выяснить, какая остановка следующая или, в какую сторону переводить часы, если это вообще требуется, Оля передергивала своими кремовыми губами, как затвором, и убегала в купе. Там, взобравшись на полку и укрывшись простыней, она рассказывала, что к ней лез ублюдок.
Их страх людей доставил Валере с Рыбенко массу хлопот.
На подъездах к чертовому Брянску девки признались, что уже были там и даже знают относительно приличную гостиницу.
Поскольку все были достаточно пьяны для ненавязчивого приключения, решили поселиться в гостинице массово. Сидели в такси и ждали шофера, носившегося по вокзалу в поисках сигарет. Оля принялась возбужденно тыкать в окно и реветь, что вон там стоит ее знакомый хромой шофер, который довезет до гостиницы всего за пятьсот рублей.
Рыбенко как-то очень грубо ее обозвал и не согласился платить пятьсот хромому шоферу, учитывая тот факт, что тот, который уже посадил, брал по пятнадцать рублей с рыла.
Ехать было просто невыносимо. Жирная Оля потеряла в поезде свои носки (она всегда все теряла), а в такси сняла кроссовки, и они — ноги и кроссовки — ужасно пахли. Если попробовать классифицировать этот запах, то больше всего похоже на подтухший шашлык, замаринованный в уксусе.
Первый серьезный конфликт возник сразу же, как только дверь номера захлопнулась, и Рыбенко бухнулся в продавленное кресло. Через секунду он уже лез в сумку за водкой, которую зачем-то в поражающих даже самое смелое воображение количествах привез с собой из Москвы. Тут же раздался стук.
Оля, разевая свой омерзительный, вспухший от гормональных мазей рот, приглашала в ресторан «Пиросмани», где готовят «ахххуеннные!» хачапури с яйцом, а Ксюша, притаившаяся у нее за спиной, прямо не знала, как быть, ибо кожное заболевание усугублялось от пота, порожденного свитером в сорокоградусную жару. Но от свитера она отказываться не желала.
— Так, девушки, — Валера приналег на дверь, — сейчас мы посовещаемся, а вы идите в «Пиросмани». Мы вас непременно найдем.
Девушки ушли.
Валера подошел к журнальному столику, за которым расположился Рыбенко и забрал водку.
— Ты понимаешь, сука, что нам надо идти к этому ебаному губернатору? — заговорил он, борясь с желанием врезать по растекшейся пьяной роже. — Ты понимаешь, мать твою, что у меня до хуя с собой денег, за которые нас с тобой здесь просто уебут? Ты понимаешь, где ты находишься? Ты не в Москве, падла, — Валера покачал головой, — ты в Брянске, где полно понтующейся гопоты, где следует вести себя крайне, я повторяю, крайне осторожно.
Рыбенко что-то хамское промычал.
Валера схватил его за шиворот и с силой встряхнул.
Тот сонно обмяк в своем кресле.
Валера взял с журнального стола графин, наполнил его ледяной водой в ванной и вылил на Рыбенко.
Рыбенко попытался его ударить, но Валера успел отмахнуться.
Через полчаса Рыбенко нашел в себе силы почистить зубы, переодеться и покорно встал у дверей.
— Орбит есть у тебя, гнида? — спросил Валера.
— Че? — тупо переспросил Рыбенко.
Выходя из гостиницы, представлявшей собой убогое блочное здание с почерненными затиркой швами, они встретили Ксюшу и Олю, которые раздумали идти в ресторан и просто купили пива, чтобы пить его и загорать на гостиничном пыльном балконе.
— А у вас дел, что ли, нет? — заикаясь, обратился к ним Рыбенко.
— Не, — Оля довольно потрясла двухлитровой пластиковой бутылкой, — дела только через два дня начинаются!
В здании администрации никакого губернатора, естественно, не было. Наличествовал только быковатый, с белесым славянским ежиком молодой человек, утверждавший, что Савичева нет в городе. Валера обреченно названивал Владимиру Ивановичу. Он, впрочем, не брал трубку.
Рыбенко в прострации, сопровождающей то состояние, когда действие недавно выпитого алкоголя иссякает и накатывает страшное, трехдневное похмелье, притулился у подоконника.
— Вы можете понять, что у нас тут будет съезд?! — орал Валера. — Мне необходимо лично пригласить губернатора!
Молодой человек кивал и улыбался странной, деформированной улыбкой.
— Что за ебаная страна! — восклицал Валера на площади перед зданием администрации. — Что за уроды здесь живут?!
— Все, — сказал Рыбенко, — мне пиздец. Если пива щас не выпью, точно пиздец.
— Да насрать на все, — махнул рукой Валера, — пошли куда-нибудь…
Они прошли через загаженный скверик и наткнулись на летнее кафе с прохудившимся красным тентом и красными пластмассовыми столиками. Взяли по пиву.
Рыбенко то и дело нервно прихватывал себя за шею большим и третьим пальцем — видимо, ему было настолько плохо, что он отсчитывал собственный пульс.
— Ладно, не помрешь, — сказал Валера только, чтобы что-нибудь сказать.
— Все в норме, — неожиданно трезвым голосом отозвался Рыбенко.
Ничего не оставалось, как возвращаться в гостинцу.
По дороге Валера заприметил заброшенный кинотеатр под названием «Мечта», куда тут же зашел и договорился с пьяным вахтером снять зал под съезд. В качестве аванса он оставил вахтеру двадцать тысяч.
Оля и Ксюша обнаружились загорающими в лифчиках и несвежих, растянутых по бокам трусах. Валера с Рыбенко ввалились к ним, гогоча, и сходу принялись тискать.
— Ой!
— Ай! — взвизгивали девицы.
Солнце нещадно палило. От пребывания на гостиничном балконе в глазах начинало кружиться и мерцать, как при аритмии. У Валеры в висках стучало сердце.
Рыбенко похотливо мял Олины телеса, пристроившись на полосатом полотенце, и, как изумленно заметил Валера, успев незаметно раздеться до глумливых трусов с узором из красных, стремящихся к трем пуговицам на ширинке сперматозоидов.
Ксюша, время от времени почесываясь, косилась на Валеру.
— Ну… Чего… — в страхе от перспективы тоже разоблачиться и прилечь к покрытой струпьями Ксюше промямлил Валера. — Может, выпить, девчонки, хотите?
Ксюша не ответила.
Зато Оля оторвала распухший рот от Рыбенко и согласно кивнула.
Валера услужливо попятился к двери.
— Валерьян! — кричал ему с балкона Рыбенко. — Винища красного возьми! Пиво это заебало!
Когда он вернулся с трехлитровым картонным пакетом «Красной лозы», все были странно взбудоражены.
— Что случилось?
— Ой, я не знаю, — всхлипывала Ксюша. — Слушайте, а как вы думаете, я не могла что-то подцепить от белья в поезде? — она терла грудь через лифчик.
— Да вряд ли, — обнадежила Оля, поднимаясь, чтобы принести из комнаты уродливые граненые стаканы.
— А то так чешется! Раньше такого не было!..
— Не знаю прямо… Ужас… — Ксюша встала и резко захлопнула балконную дверь, чтобы посмотреться.
Зеркала в номере не было.
Через секунду она издала оглушительный вопль. Все подскочили. И, взглянув на нее более пристально, точно так же заорали. На ее теле не осталось ни одного сантиметра кожи, не занятого прыщами. Прыщи были даже на ушах и пальцах ног.
— Мне надо в больницу, срочно… — хныкала Ксюша.
С ней трудно было не согласиться. С паспортами наперевес Валера и с досадой натянувший штаны Рыбенко поскакали к тому месту, которое знаменовало в гостинице рецепшен.
— Такси! В больницу! — ревел Рыбенко.
— Пить просто меньше надо, — сухо заметила пожилая женщина за конторкой.
Такси она, правда, вызвонила.
Все вместе ворвались в городскую клинику, даже с виду отвратительно обшарпанную. Зато напротив нее возвышалось недавно отреставрированное, победоносное здание с крупной вывеской: «МОРГ».
