С Биллом все было сложнее. Брат не появлялся на студии, не звонил матери и тем более мне. На звонки он отвечал сдержанно, холодно и однозначно. Я не предпринимал никаких попыток помириться с ним, потому что не считал себя виноватым. Более того, я категорически не понимал его позиции. Хорошо, он полностью принял сторону Тины. Я готов был с этим согласиться — она его жена, Билл охраняет их отношения. Но есть серьезные косяки со стороны этой женщины, надо быть полным идиотом, чтобы не признать этого. Конечно, экспертиза полностью подтвердила нашу догадку о подставе с Югендамтом, и Тине засветил реальный тюремный срок. Мари, дура такая, проявила благородство и не стала подавать на нее заявление за клевету («Она его жена!»). Тина в тюрьму не попала, а Биллу пришлось раскошелиться на очень крупный штраф. И хорошо зная финансовое состояние близнеца, не могу сказать, что это хоть сколько-нибудь его порадовало, зато можно сказать точно — это нас отдалило окончательно. Более того, «выходка» Мари его почему-то взбесила. Когда я сказал брату, что Мария не будет писать заявления на эту женщину, у него от злобы аж лицо перекосило. Он начал орать, что ему не нужны ее подачки, что все это хорошо спланированная подстава от меня и русской, чтобы унизить его и разрушить их отношения с Тиной. Я не стал слушать его бред, повернулся и ушел. Меня убивало все это. Уничтожало. Билл всегда был самым близким мне человеком, за которого я готов был и в огонь, и в воду. Я наступал на горло многим своим принципам и желаниям ради него. И что теперь? Брат отдалился от меня настолько, что… Эх… Да что уж там говорить теперь об этом… Сьюзен абсолютно права — с Биллом стало невозможно общаться. Уж насколько она — мисс коммуникабельность, которая легко сходится с людьми, умеет поддержать любую тему, найти ключик к любому, даже Сью отказалась общаться с новоявленной четой Каулитц. Она несколько раз ездила со мной в полицию и суд, но после нескольких попыток поговорить с ними, подняла лапки и отползла в сторону, признав их случай безнадежным. Билл заперся в своей ракушке и напрочь отказался общаться с нами. Я не узнавал его. Я не понимал его. Я совершенно потерял с ним контакт. Он стал настолько мне чужим, что я даже не знал, что с ним таким делать. И еще очень хотелось, чтоб это все-таки было просто дурным сном… Который все не кончается и не кончается…
— Том, привет! — Я офигел еще тогда, когда увидел, КТО мне звонит. Поэтому принял вызов с осторожностью. Голос брата был спокоен и совсем чуть-чуть приветлив.
— Рад тебя слышать, — на всякий случай показал я ему свою заинтересованность и доброжелательность.
— Ты мог бы ко мне заехать? — обычным тоном. Без злости, вызова, ехидства. Надо пометить этот день в календаре красным маркером.
— Если дело не срочное, то приеду вечером. Но если тебе надо, то могу и сейчас.
— Нет-нет, когда тебе будет удобно, — явно улыбался Билл. — Буду ждать. Хорошего дня.
Я смотрел на телефон и не знал, что думать. Брат решил помириться? Хочет поговорить? Это очень хорошо! Для закрепления настроения я посмотрел, чем занимаются мои непоседы. Мальчишки возились на полу в гостиной в куче игрушек, а фрау Ирина что-то готовила им на кухне. Дети уже активно ползали и лезли везде, куда могли добраться. Особенно они любили кухню: вытряхнуть из шкафчиков стола все кастрюли, крупы и макароны — наше любимое занятие. На прошлой неделе, пока фрау Ирина подмывала Алекса, Дэнни добыл пакет с мукой и через пару минут кухня покрылась тонким белоснежным слоем муки высшего сорта. Я с интересом наблюдал, как няня выкрутится из ситуации, накажет ли ребенка, что будет делать. Лица женщины я не видел. Она взмахнула руками, осмотрев поле деятельности. Забрала Даниэля, отмыла от муки. Покормила, уложила детей спать. Потом быстро сбегала в магазин (что я, конечно же, не одобрил, потому что она оставила детей на 17 минут одних, а я нервно следил, как бы чего не случилось!), купила новую упаковку муки, ну и убрала кухню. Мари она про происшествие ничего не сказала. Мне тоже. Мы с Мари не стали ругать ее за это, сделав вид, что ничего не знаем. Няня хорошо ладила с нашими мальчиками. Они радовались ей, называли ня (видимо это что-то из русского, потому что Мари просила ее разговаривать с детьми только на русском языке, и это я тоже категорически не одобряю, поэтому говорю с ними исключительно по-немецки!). Они узнавали бабушку, которая очень часто приезжала к ним в гости днем, пока нас не было. С радостью шли на руки ко мне и даже иногда спорили и капризничали, если я одному уделял внимания больше, чем другому. Мальчишки были непоседливыми, любопытными, иногда уставали друг от друга и дрались. Фрау Ирина как-то очень удачно разруливала их конфликты, что-то постоянно говорила, общалась, читала, показывала, играла. Она честно отрабатывала свою зарплату, а я не мог нарадоваться, что все-таки есть у меня нюх на людей, чувствую я их, не ошибаюсь.
К Биллу я ехал с самыми радужными мыслями. Городские улицы еще не замерли и светофоры приветливо подмигивали зелеными глазами. Я нашел это добрым знаком. Значит, брат меня ждет и у нас есть шанс нормально поговорить и помириться. Я проигрывал разные варианты беседы с ним. Целый день в офисе я только и делал, что разговаривал сам с собой, задавал себе вопросы, отвечал на них, как будто я — Билл. Я оскорбил сам себя раз десять, раз десять поругался сам с собой и помирился. В любом деле важен настрой — я готов к переговорам, уступкам и примирению. Пообещал себе закрыть глаза на все глупости, несуразицы и не вспоминать про свадьбу и Югендамт ни под какими пытками. Мы помиримся с Биллом, обязательно помиримся, потому что он нужен мне, а я ему. Так было, есть и всегда будет.
— Привет, — улыбнулся мне брат как раньше, открыв дверь. — Я думал, ты позже приедешь. — Он пропустил меня в дом.
— Мы со Сью в кино собирались сходить вечером. Пришлось уйти пораньше, чтобы и к тебе заехать, и к ней не опоздать, — соврал я на всякий случай — вдруг понадобится предлог, чтобы уйти быстро.
— Ммм, — понимающе кивнул Билл. — Я не задержу тебя. Вот, — он протянул мне какой-то квиток.
— Что это? — глянул я.
— Ей что-то прислали родители. Тина хотела забрать, но ей не отдали, сказали только из рук в руки по предъявлению документа. Ты же с ней шкуру трешь. Передай.
Я оторвал взгляд от почтового извещения и удивленно посмотрел на брата. Билл продолжал говорить тем же сладко-спокойным тоном, от которого у меня все внутри обрывалось и начинало кипеть:
— Я хотел выкинуть, а потом пожалел. Собственно, я не обязан ей сообщать. Адресат выбыл, все дела, сам понимаешь. — Настойчивей протянул он желтоватую тонкую бумажку с таким видом, словно этот клочок пропитан ядом. Я не осмелился взять.
— Что с тобой? — спросил тихо, тревожно глядя на близнеца. — Билл, откуда столько ненависти?
— Я говорю с тобой нормально, — парировал он. Желваки ходят — злится. Руки скрестил на груди.
— Ты сам себя сейчас отравишь. Билл, ты же никогда не был таким. Поедем, посидим где-нибудь, выпьем, поговорим. Ребята в стране. Хочешь…
— Не хочу, — перебил резко.
— Билл, поедем. Ты и я. Мы с тобой давно никуда не выбирались.
— Он никуда не поедет! Тебе же сказали! — требовательно и грозно рявкнула Тина у меня за плечом.
От неожиданности я вздрогнул и отшатнулся.
— Что вы от него хотите все? Решили разрушить наши отношения? Ничего не выйдет! Зачем ты пришел? Чтобы опять оклеветать меня? — Женщина говорила очень громко, крикливо. Она, подбоченившись, наступала на меня, источая волны гнева.
— Билл, пожалуйста, я пришел с миром. Я хочу помириться, — схватился я за него как за соломинку.
— Билли, — заканючила Тина жалобным голосом, состроив при этом лицо профессионального нищего. — Билли, дорогой, это опять начинается! Что он опять хочет? Посадить меня? Он опять проберется в наш дом и украдет что-нибудь! Почему ты не дал мне написать на него заявление за кражу?!
— Слушай меня сюда! — взорвался я. — Это мой брат! И он сам будет решать, общаться со мной или нет!
— Билли, он опять! Опять! Опять! Он уже увел у тебя русскую! Он навязывал тебе своих детей! Теперь он хочет разрушить нашу семью!
Брат попытался встать между нами, загородив Тину спиной.
— Билл! Ради Бога! — взмахнул я руками. — Ты же не веришь ей!
— Вот видишь! Ты сам все слышишь! — показывала она на меня пальцем и орала, как блаженная, то и дело вылезая из-за спины и даже как-то подталкивая близнеца на меня.
— Том, я не хочу с тобой никуда ехать, — сквозь причитания Тины произнес брат, против воли наступая на меня.
— Пожалуйста, Билл! Я тебя прошу! — Пятился я к двери.
— Билли, ты уедешь, а меня опять заберут в полицию!
— Том, я сказал…
— Ты мужик или подкаблучник?! — тряхнул я его за плечи. Тина завопила, будто ее режут. Билл зло выбил мои руки и открыл дверь.
