Ознакомительная версия.
Они с Милошем приятельствовали около года и периодически ударялись в загулы. Пытались совокупляться, но как-то не пошло. С тех пор подружились, и когда он улетал на побывку в свою Хорватию, Витка всегда передавала его жене какие-нибудь мелкие радости, всякие там свечечки-брелочки-керамику. Подобный же ассортимент мелких радостей получала взамен: керамику-косыночки-домашней вязки гетры.
О-о-о… Не надо было пить! В личном Виткином рейтинге устойчивых словосочетаний и предложений фраза «Не надо было пить!» всегда стояла на втором месте, сразу после фразы «Надо меньше жрать!».
В похмельном и болезном состоянии Витка была сущей лахудрой, а вообще – валькирией. В своей валькирийской сущности она была совершенно уверена. И не только в сущности, но и во внешности. Даже сейчас, вытянувшись на кровати во всю свою длину, сквозь розовую сетку высокого глазного давления Витка не без удовольствия рассматривала себя в своем любимом постмодернистском зеркале. Зеркало было шизофреническим – в нем имелись дырки. В данный момент одна из дырок пришлась на лицо, что Витку, если учесть специфику ситуации, даже устраивало. Рассматривала она ногу и изгиб бедра и решила: «Я похожа на лежащую антилопу. Раненую… Не надо было пить!»
* * *
– Но она очень талантливая, – сказал Принц Датский. – Очень.
Ираклий раздвинул жалюзи и выглянул в окно. Смотрел долго, прищурившись.
– Иди сюда, – позвал он Принца Датского. – Смотри.
– Чего? – спросил Принц и сосредоточился, заморгал. – Куда смотреть?
Ираклий вздохнул.
– Зимой случаются розовые сумерки, – пояснил, подняв голову и рассматривая верхние этажи большой кирпичной «сталинки». – Не каждый день, а только если днем было солнце. Видишь, небо почти сиреневое, в окнах отражается розовое солнце, хотя на самом деле оно уже зашло. Откуда оно отражается? А?
– Наверное, какие-то рассеянные лучи, – предположил Принц Датский.
Ираклий ничего не ответил, все так же стоял, подняв голову к небу.
– Очень красиво, – сказал Принц, чтобы что-то сказать. – А может, ты передумаешь?
– Нет. – Ираклий отошел от окна и с хрустом потянулся. – Я не передумаю. Прошу тебя провести всю процедуру прекращения контракта.
– И закрыть лингвистический департамент?
– И закрыть.
– Но…
– Феденька, – с нежностью произнес Ираклий, – она сделала главное – придумала принцип, придумала лингвокомплексы и насмерть уделала НЛПистов, написала им эпитафию. Правда, они об этом еще не подозревают. Нам теперь достаточно держать пару-тройку смышленых мальчиков в сценарной группе, или в департаменте, как ты любишь говорить, в департаменте сценарном. Потому что благодаря ее гениальной программе конфигурации прикладные модели может теперь собирать любой смышленый мальчик из тех, кто производит осуществление. Она очень талантливая. Лучший лингвист в мире. Ты один справишься или тебе помочь чем?
Прозвище «Принц Датский» придумала Феде Витка, когда узнала, что его мама, по профессии инженер-химик, специалист по получению этиловых спиртов из древесины, уже десять лет работает принцессой Свазиленда в силу юридического факта замужества за соответственно свазилендским принцем, сыном короля.
– Чего только в жизни не бывает, – сказала тогда Витка. Она сидела на подоконнике в коридоре, курила и болтала длинными ногами. – Следовательно, ты тоже принц. Только датский.
– Почему Датский? – спросил Федя.
– Потому что после обеда ты уже слегка датый, – непочтительно заржала Витка. – Ну, не обижайся, душа моя.
Святая правда – Федя не садился обедать без двухсот граммов коньяку. Он мог пообедать только коньяком, но без коньяка – никогда. Чего там, он не обиделся. А Витка, двухметрового роста девка, нравилась ему отчаянно. Она была спонтанной, постоянно какой-то расхристанной и очень умной. Ему, скромному криофизику, выпускнику физмата МГУ, было невдомек, как такое возможно – быть одновременно беспорядочной хиппующей особой и искрометно преподавать прикладную лингвистику в филологической аспирантуре Университета. Специально ходил туда, попросил разрешения поприсутствовать. Это было красиво.
Контракт с ней Ираклий заключил полтора года назад и платил ей бешеные деньги. Другим специалистам таких денег он не платил, боялся, чтобы у них не возникло чувство избранности, собственной исключительности. А ей платил – двадцать штук в месяц, в течение полутора лет. И теперь он хочет прервать контракт. И никто ему не указ. И приемный сын Федор не указ тем более.
* * *
Эти деньги были для Витки подарком судьбы. После развода с бестолковым и ленивым мужем Ленькой, к которому с самого начала надо было относиться как к объекту скоротечного студенческого романа, а она случайно отнеслась всерьез, у нее, тем не менее, осталась семья – мама и Мальчик. Мальчика звали Данькой, и в нынешнем году он пошел в первый класс. Маленький лицейский первоклассник. Самый младший в классе – худой и трогательный. С момента заключения контракта Витка вынуждена была согласиться с мамой и передать ей Даньку «напрокат», как говорила мама, пока у самой такая загрузка. Конечно, у нее же лекции, а теперь еще и работа в группе прикладных социальных исследований и разработок с дурацким названием «Ветер перемен».
Странно, что такой человек, как Ираклий, чувствительный к слову и смыслу, мог столь нелепо назвать свою компанию. Назвал бы уже институтом, что ли. Теперь в любом подвале по институту. Кругом институты – стратегического планирования, анализа тенденций и предпосылок, геостратегические, геополитические, социокультурные, психосексуальные… Всякие. У половины из них есть только директор и секретарь. Остальные работают по подрядам и сомнительным трудовым договорам. А у них «Ветер перемен». Почти «Алые паруса». Странно. Там вообще много странного.
Сначала, полтора года назад, самой большой странностью ей представлялась подписка о неразглашении – на десять лет. Казалось бы, всего-навсего лингвистические исследования. Вот уж где нужна секретность! Прямо ВПК! С Виткиной точки зрения, это все равно как если бы подписку о неразглашении давали работники музея палеоботаники. Или воспитатели детских садов. Но! «Мы не научная организация, – сказал ей тогда Ираклий. – У нас заказчики, мы занимаемся реализацией целого ряда проектов, и это бизнес. Поэтому вопрос первенства, равно как и вопрос авторства стоит остро. По контракту ты передаешь нам авторское право, а мы берем с тебя расписку». Разумеется, она согласилась. Но с заказчиком ее не познакомили. Просто сказали, что заказчик существует – некая ассоциация врачей-психотерапевтов, которая занимается почти или исключительно одной узкой темой: профилактикой и лечением социопатии.
Врачи сформулировали для нее вполне внятное Техническое Задание, общий смысл которого сводился к тому, что общественность недооценивает масштабы социопатии, которая буквально косит народонаселение, причем не только в депрессивных и нестабильных странах СНГ, но и по всему миру; что системным эффектом прогрессирующей социопатии является, в частности, рост суицида с одной стороны и рост преступности с другой. Дело профилактики и лечения данной напасти есть, безусловно, богоугодное дело, но оно, дело то есть, страдает от рыхлой и анахроничной базы терапевтических методов и средств лечения, испытывает дефицит прикладных методологических разработок.
Именно в связи с Техническим Заданием Витку поразил размер зарплаты. Неужели заказчики, врачи-психотерапевты, способны платить такие гонорары исполнителям? Ведь если только ей платят двадцать тысяч долларов в месяц, сколько же получает «Ветер перемен», компания, ее нанявшая? Впрочем, Витка не очень ориентировалась в категориях «много-мало». Ей этого было – много. В смысле – замечательно. Деньги были для нее подарком судьбы. Правда, работа по контракту отнимала массу времени.
Пару раз в неделю ей все же удавалось ночевать у мамы – только для того, чтобы вечером поцеловать в мягкую прохладную щечку спящего Мальчика, а утром разбудить его, помочь ему умыться и почистить зубы, поминутно целуя в светлую взлохмаченную после сна макушку, одеть и проводить в школу. «Я люблю тебя», – выдыхал сын на школьном крыльце и буквально падал на Витку, присевшую на корточки, чтобы Мальчику было удобнее пообниматься с мамой накануне длинного школьного дня. Витка смотрела ему вослед, даже когда за ним закрывалась дверь вестибюля. Она еще долго смотрела на дверь и думала, что это сейчас он такой маленький, а потом начнет вытягиваться и вырастет такой же длинный, как они с Ленькой, и закончит школу, и поступит в университет. Теперь, когда ее банковский счет ежемесячно прирастал очередными двадцатью тысячами долларов, вопрос о том, что еще, кроме, разумеется, любви и нежности, она, мать-одиночка и рядовой университетский преподаватель, сможет дать своему ребенку, уже не был таким болезненным. По крайней мере, университет они с Мальчиком выберут приличный. Очень приличный, старый и уважаемый университет.
Ознакомительная версия.
