Она замолчала, и я подумал: «Невероятно, но в такую комичную, абсолютно нестандартную ситуацию, как приседание в банке, её мозг, или что-то там ещё, закладывает столь глубинный смысл, и действительно, в нём может быть логичность. И надо разобраться в этом спокойнее».
Всякая злость в адрес Анастасии прошла, и, наоборот, возникло чувство смутной вины, но я не стал тогда извиняться и лишь повернулся к ней, желая примирения. Анастасия, словно почувствовала моё внутреннее состояние, она сразу же радостно встрепенулась и быстро заговорила.
— Твой мозг устал воспринимать меня, а мне ещё о многом хотелось бы рассказать. Но тебе нужно отдохнуть. Давай ещё присядем ненадолго.
Мы сели на траву. Анастасия взяла меня за плечи и привлекла к себе. Моя голова затылком коснулась её груди, ощущая приятное тепло.
— Не бойся меня, расслабься, — тихо сказала она и легла на траву так, чтобы мне было удобнее отдыхать. Она запустила пальцы своей руки в мои волосы, словно расчёсывая их, пальцы второй её руки подушечками быстро касались то лба, то виска.
Иногда она ногтями как бы слегка покалывала в разных местах головы. Всё это придало мне ощущение успокоенности и просветленности. Потом, положив руки на мои плечи, Анастасия сказала:
— Прислушайся, пожалуйста, какие звуки сейчас окружают тебя.
Я прислушался, и мой слух уловил целое множество разных по тональности, ритму и продолжительности звуков. Я стал вслух перечислять их: пение птиц на деревьях, стрекотание и пощёлкивание насекомых в траве, шелест деревьев, хлопанье крыльев птиц. Перечислив всё слышимое, замолчал, продолжая вслушиваться, и мне это было приятно и очень интересно.
— Ты не всё назвал, — заметила Анастасия.
— Всё, — ответил я, — ну, может быть, пропустил что-нибудь незначительное или для меня неслышимое.
— Владимир, а разве ты не слышишь, как бьётся моё сердце? — спросила Анастасия.
Действительно, что же я не обратил внимания на этот звук? Звук биения её сердца.
— Да, — поспешно сообщил ей, — конечно же, слышу, очень хорошо слышу, оно бьётся ровно и спокойно.
— Попробуй запомнить интервалы слышимых тобой звуков. Для этого выбери основные и запомни их.
Я выбрал стрекотание какого-то насекомого, воронье карканье, журчание и плеск воды в ручье.
— Теперь я ускорю биение своего сердца, и ты прислушайся, что произойдет вокруг.
Биение сердца Анастасии стало учащаться, а вслед за ним участились и ритмы звуков, слышимых вокруг, повысилась их тональность.
— Поразительно! Это просто невероятно! — воскликнул я. — Они что же, Анастасия, так чутко реагируют на ритм, в котором бьётся твое сердце?
— Да. Они все, абсолютно все: и маленькая травинка, и большое дерево, и букашечки — откликаются на изменение ритма сердца. Деревья ускоряют свои внутренние процессы, больше начинают вырабатывать кислорода...
— Так реагируют все растения и животные, окружающие людей? — спросил я.
— Нет. В вашем мире они не понимают, на кого реагировать, и вы не стараетесь контактировать с ними, не понимаете предназначение этого контакта, не даёте им достаточной информации о себе.
Подобное может произойти с теми растениями и людьми, которые работают на своих маленьких садовых участках, если люди сделают всё так, как я тебе уже рассказывала — насытят семена информацией о себе, станут общаться с растениями более осознанно.
Хочешь покажу, какое ощущение будет испытывать человек, имеющий такой контакт.
— Конечно, хочу. Но как ты это сделаешь?
— Сейчас я подстрою ритм биения своего сердца к твоему, и ты почувствуешь.
Она просунула свою руку мне под рубашку. Её теплая ладонь слегка прижалась к моей груди, её сердце, потихоньку подстраиваясь, стало биться в одном ритме с моим.
И произошло удивительнейшее: возникло необыкновенно приятное ощущение, словно рядом со мной находились любящие меня родственники и мама, в теле появились мягкость и здоровье, в душе — радость, свобода и словно новое понимание мироздания.
Гамма окружающих звуков ласкала и сообщала истину, ещё не понимаемую до конца, лишь интуитивно ощущаемую. Все радостные и благостные чувства, когда-либо испытанные мною в жизни, словно слились в единое и прекрасное ощущение. Может быть, именно такое ощущение называется счастьем.
Но как только Анастасия стала менять ритм биения своего сердца, прекрасное ощущение стало уходить от меня. Я попросил:
— Ещё! Пожалуйста, ещё, Анастасия.
— Я не могу долго так делать, у меня ведь свой ритм.
— Ну ещё, хоть немножко, — просил я.
И Анастасия снова, ненадолго, вернула мне ощущения счастья, потом всё ушло, оставив во мне всё же частичку приятного и светлого ощущения в виде воспоминания о нём.Некоторое время мы молчали, потом мне вновь захотелось услышать голос Анастасии, и я спросил:
— Вот так же хорошо было первым людям — Адаму и Еве? Лежи себе, наслаждайся, благоденствуй — всё есть... Только скучно станет, если ничего не делать.
Анастасия вместо ответа задала мне вопрос:
— Скажи, Владимир, и много людей так же думает о первом человеке — Адаме, как ты сейчас подумал?
— Наверное, большинство. А что им там делать было, в Раю? Это потом человек развиваться стал и придумывать всякое. Труд развил человека. Он и умнее стал благодаря труду.
— Трудиться нужно, но первый человек был неизмеримо умнее теперешнего, и труд его был более значимым, требовал великого интеллекта, осознанности и воли.
— Что же делал Адам в Раю? Сад возделывал? Так сейчас это каждый садовод может, не говоря уже об учёных — селекционерах. В Библии о деятельности Адама ничего больше и не сказано.
— Если в Библии изложить всё подробно, то её невозможно было бы прочитать за всю человеческую жизнь. Библию нужно понимать — за каждой её строчкой стоит огромная информация. Ты хочешь знать, что делал Адам? Я расскажу тебе.
Но сначала вспомни, ведь именно в Библии сказано, что Бог поручил Адаму дать названия и определить предназначение каждой твари, живущей на Земле. И он — Адам — сделал это. Он сделал то, чего не постигли до сих пор все научные учреждения всего мира вместе взятые.
— Анастасия, а ты сама к Богу обращаешься, просишь у него для себя чего-нибудь?
— Что же я могу просить, когда мне так много дано. Я благодарить его должна и помогать ему.
По дороге, когда Анастасия провожала меня к катеру, мы присели отдохнуть в том месте, где она оставила свою верхнюю одежду, и я спросил её:
— Анастасия, как мы будем воспитывать нашего сына?
— Постарайся, Владимир, осознать —ты пока ещё не можешь его воспитывать. И когда его глаза в первый раз осмысленно посмотрят на мир, тебя не должно быть рядом.
Я схватил её за плечи и встряхнул.
— Ты что говоришь, что ты себе позволяешь? Мне непонятно, откуда у тебя такие своеобразные умозаключения. И вообще, сам факт твоего существования невероятен, но всё это не даёт тебе права решать всё самой в нарушение всех законов логики.
— Успокойся, Владимир, пожалуйста. Не знаю, какую логику ты имеешь в виду, но попытайся спокойно всё осмыслить.
— Что я должен осмысливать? Ребёнок не только твой, но и мой, я хочу, чтобы у него был отец, хочу, чтобы он был всем обеспечен, мог получить образование.
— Пойми, никакие материальные блага в твоём понимании ему не нужны. Он будет иметь всё изначально. Ещё во младенчестве получит и осмыслит столько информации, что обучение, опять же, в твоём понимании, просто смешно. Это всё равно, что направить учиться великого математика в первый класс.
В тебе возникает желание принести младенцу какую-нибудь бессмысленную побрякушку, но она ему не нужна совершенно. Она нужна тебе для самоудовлетворения: «Какой я хороший, заботливый».
Если ты считаешь, что сотворишь благо, обеспечив своего сына машиной или ещё чем-то, что у вас считается благом, то, пожелав этого, он и сам всё сможет получить.
Подумай спокойно, что ты можешь конкретное сказать своему сыну, чему научить его, что ты такого сделал в жизни, чтобы быть ему интересным?
Она продолжала говорить мягким, спокойным голосом, но слова её повергали в дрожь:
— Пойми, Владимир, когда он начнёт осмысливать мироздание, ты рядом с ним будешь казаться недоразвитым существом. Разве хочется тебе этого, чтобы твой сын мог видеть рядом своего отца недоумком?
Единственное, что может сблизить вас — это степень чистоты помыслов, но эта чистота в вашем мире достижима немногими.
Я понял, что спорить с ней абсолютно бесполезно и крикнул в отчаянии:
— Он, значит, никогда обо мне не узнает?
— Я расскажу ему о тебе, о вашем мире, когда он будет способен всё осмысленно понимать и принимать решения. Что он станет делать — не знаю.
