– Даже и не знаю, – честно ответил я.
– Вот видишь! – сказала Ирэна. – А нам приходится выбирать.
Мы помолчали… Я по возможности безмятежно, чтобы не обращать на себя внимания как на потенциального идиота. А Ирэна – философски, как Аристотель, которому Платон хоть и был другом, но истина отмечала его низкие мыслительные способности.
– Значит, я могу взять у тебя эту фотографию? – осторожно спросил я.
– Да бога ради, – разрешила Ирэна. – Но если с каверзной целью, то лучше возьми другую. Где мы с Янкой голые на мотоцикле.
– А что там ненормального? – деловито поинтересовался я.
– Мы обе не умеем ездить на мотоцикле, – улыбнулась Ирэна. – Зато можно черт те что подумать…
– Например?
– Например, что я стерва…
Ирэна отставила недоеденный салатик в сторону и заказала себе – «один сухой мартини с оливками». После чего продолжала:
– На прошлой неделе – звоню подруге. Звоню-звоню, а она не подходит к телефону. Наконец слышу голос: «Алло?!» – совершенно нечеловеческий. Как будто ее душили душили, душили-душили и недодушили. «Ой, – говорю, – чего это голос у тебя такой странный?» А она, как изнасилованный паровоз, отвечает: «Я выполняю супружеские обя-занности-и-и-и…» – «Стираешь?» – спрашиваю. «Не-е-ет!» – «Обед готовишь?» – «Не-е-ет!» – «Трахаешься, что ли?» – «Да-а-а-а!» – «Понятно! – говорю. – А чего это голос у тебя такой странный?!» Тогда она вешает трубку и сообщает своему мужу, что я циничная, неромантичная женщина. То есть – стерва. Как ты думаешь, что предпринимает на следующий день ее драгоценный муж?
– Перезванивает тебе.
– Правильно, – кивнула Ирэна. – И жалуется, что ничего романтичного в семейных обязанностях он не видит. А только слышит.
– И что ты сделала? – спросил я. Ирэна рассмеялась и «добила» свой мартини.
– Я подышала ему в трубку, – сообщила она. – А он сказал, что я действительно стерва.
2
С фотографиями для «семейного» альбома Йиржи Геллера – дело продвигалось не то чтобы туго, а хлопотно. У меня имелся достаточный выбор «прабабушек» и «прадедушек», однако среди «внучатых племянников» ощущался дефицит. Ведь я никогда не собирал фотографий своих современников. Сопливые младенцы в подгузниках не вызывали у меня умиления, даже когда я их видел в натуральную величину. Обычно после «бехеровки» и чая хозяевам надоедают гости. Тогда они достают семейные альбомы и начинают всем тыкать в глаза своими невинными младенцами. «А вот здесь Юзику – полтора года, а вот здесь – два с половиной». Естественно, что на всех фотографиях этот нахальный Юзик разгуливает в панаме, но без штанов. И хотя теперь он больше всех выдул «бе-херовки» и довольно рыгает во главе стола, я почему-то обязан полюбоваться на его голозадое детство. Шкодные дамочки отмечают на этих фотографиях некую деталь и лукаво поглядывают на Юзика, предполагая – насколько сия "деталь» могла увеличиться в своих размерах. То есть хоть как-то скрашивают время. А мне для достижения удовольствия надо запустить альбомом в морду этому Юзику по случаю его дня рождения…
На втором месте по степени издевательства я считаю фоторепортажи о путешествиях. Когда загорелая семейка приглашает тебя на фуршет, чтобы напомнить о своем возвращении из отпуска. И вот с синей мордой, одышкой и радикулитом ты приходишь на это глумление и вынужден соглашаться, что воздух в Праге совсем не такой «чудный», как где-нибудь на курорте. Что теперь их поганая семейка чувствует себя хорошо, а ты не очень, поскольку все лето проторчал в городе. Дамочки то и дело скрываются в ванной комнате, где хозяйка дома заворачивает на себе трусы, чтобы продемонстрировать всем желающим свою загорелую задницу. После чего достается альбом с видами местности, где эта задница достигла такого совершенства. А где же на фотографиях – муж?.. Муж, педерастина этакая, в свою очередь, описывает в сторонке – преимущество курортного романа по сравнению с городским сексом. И мало того, что женщин на взморье больше, но вдобавок они – интереснее, темпераментнее и чаше… Оглядываясь на супругу, муж развивает в слушателях комплекс неполноценности, рассказывая о количестве и качестве своих похождений. И пусть на девяносто процентов он врет, все равно – на сто пятьдесят противно…
Ко всему вышесказанному можно добавить, что я не люблю фотографироваться. С целью – запечатлеть свою морду на переднем плане. Эгоизм – когда все вращается вокруг тебя; эгоцентризм – когда тебе нет до этого дела. Но в данном случае мне показалось забавным – разместить свои снимки в «альбоме» Йиржи Геллера. В качестве – сводного брата, например, из Тюрингии… Вдобавок я не догадывался, что замышляет Йиржи Геллер на самом деле… Какие бесовские сполохи озаряют его мысли, с какими зарницами он просыпается по утрам, с какими черными петухами ложится спать… Я только предполагал, что странное желание Йиржи Геллера – не более как маргинальная фантазия богатого оригинала. Когда хочется чего-то, вплоть до новых родственников и другой жизни. Поэтому я составлял «семейный альбом» без оглядки на подлинную биографию Йиржи Геллера. О которой, по понятным причинам, ничего не знал…
3
– Мне кажется, – произнес человек за стойкой бара, – что первыми, по природе своей, умирают привратники и швейцары. Их постоянно вылавливают из «аква-ривер», изъеденных «рыбой-фиш». Я сочинил историю, как некий швейцар сменил фамилию, стал честным брокером, и все равно его настигла шальная пуля. Рассказываю…
Один «бэд-мачо» пришел домой в приподнятом настроении. Ну вы знаете этих горячих мексиканских парней, которые трижды стреляют в дверь, прежде чем позвонить дважды. А этот «чили-пеппер» даже не вытер ног, не потопал сапогами о коврик, дабы предупредить, что «мементо-мори» пришел. Вломился к себе домой без предварительного покашливания, чем нарушил семейную «лав-стори». Потому что его «кончита-вайф» в это время скакала со своим «френд-сомбреро», не в смысле – на коне и в шляпе, а в смысле – на кровати и без трусов. Ну вы знаете этих горячих мексиканских девственниц, которые после замужества отрываются на полную катушку за все бесцельно проведенные годы под присмотром «грендмазер-фашист». Наш «бэд-мачо» как увидел такой «дёрти-секс» – затрясся от возмущения с револьвером в руках. Всю кровать изрешетил пулями, как термит. Одна из «дум-дум» отскочила от медальона «кончиты-вайф», пробила два оконных стекла и попала в швейцара-брокера, который сидел в соседнем здании и пялился на компьютерный монитор. Тут его и настигло «мёрдер-нон-стоп». Но вы знаете, что самое поразительное? Этот брокер специализировался на поставках мексиканской текилы! Вот и напоролся «пиг-жопой» на кактус, – закончил рассказ человек за стойкой бара…
Тут он с ужасом уставился на свой пустой стакан, как будто увидел в нем бабушкины вставные челюсти, и воскликнул:
– Жан!!!
К нему подошел чернокожий бармен и нехотя заменил пустой стакан на полный.
– Идея, – сказал человек за стойкой. – Идея – это контрольный выстрел в голову. Дьявол обычно добивает людей на пустой желудок. Ко мне, например, приходят идеи рано утром, после чего я – труп.
Для убедительности он отхлебнул из стакана.
– А сейчас вы сильно заняты? – поинтересовался я.
– Да, – категорично подтвердил он. – Но ровно через минуту освобожусь…
Он постучал по стойке пустым стаканом: – Жан!!!
Но африканец забился в дальний угол бара и не хотел оттуда выходить.
– У вас есть какая-нибудь идея? – обратился тогда ко мне человек за стойкой.
– Сфотографироваться, – предложил я.
Он попытался найти свое отражение в зеркале, но обнаружил только мое и – очень удивился.
– Сегодня я как-то странно выгляжу, – поведал он, указывая пальцем на мое отражение. – Вы абсолютно уверены, что я вообще получусь на этой фотографии?..
– Надо попробовать, – рассудительно ответил я…
Фотовспышка едва не сбросила этого человека со стула.
– Не очень хорошая идея, – посетовал он, вытирая пот со лба. – Она меня просто ослепила. Ясности никакой, а только радужные круги перед глазами. Как в современном романе…
– А вы, извините, писатель? – Я заказал ему выпивку.
– Неполный, – ответил он, поглядывая на свой стакан. – То есть на одну половину писатель, а на другую – боюсь загадывать…
Он сощурился на левый глаз, чтобы избавить себя от раздвоения личности.
– Никогда не знаешь – сколько в тебя влезет и что из этого получится, – пояснил он. – Влезет в смысле выпивки, а получится – когда протрезвеешь… Иногда получается, что я совсем не тот человек, поскольку никак не могу идентифицировать себя с прежним…
Последнее выражение далось ему с неимоверным трудом.
– Петер, – представился он. – Пока еще – Петер Бурган.
– Может быть, завтра ничего не изменится?.. – предположил я.
