4. Само по себе "посылание на хуй" носило для Рожкова исключительно рекомендательный характер: Платонов не толкал комиссара в спину и не принуждал его иными способами к движению в указанном направлении.
4.1. К тому же "рекомендация к движению" имела самый общий характер и не несла в себе никакой конкретики: Рожков не был проинформирован, в направлении чьего именно полового органа ему следовало бы совершить движение, не был разработан для комиссара и план действий в конкретной точке маршрута.
5. Честь мундира должностного лица также осталась незапятнанной, поскольку Платонов не давал рекомендации к движению непременно строевым шагом (левой! левой!), при погонах и в служебное время. Нет, в указанном направлении можно выдвигаться в домашнем халате и тапочках.
6. Обращаю Ваше внимание на отсутствие законодательных и нормативных актов, квалифицирующих слово "хуй" и его применение в указании маршрутов в качестве оскорбления и дозволяющих проводить следственные мероприятия в отношении Евгения Платонова!
6.1. Мнение Рожкова о нанесении ему оскорбления чисто субъективно, не соответствует действительности и является следствием как скудоумия, так и морального уродства комиссара, порожденного отсутствием у него чувства юмора.
Поэтому римско-католическая церковь рекомендует Вам закрыть "дело Платонова" за отсутствием состава преступления. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
С молитвою о Вашем добром здравии и служебном процветании
Милостью Божией,
Каноник Ростовского-на-Дону
Собрания христиан "Слово Божие"
Начальник канцелярии Е. П. Платонов".
Как тебе?"
А это письмо мне прислали как свидетельство очевидца недавнего облета русскими самолетами американского авианосца "Китти Хок" в Японском море.
Справка: это тот самый авианосец, который в свое время насадил себе на нос нашу подводную лодку 671-го проекта. (На ней служил мой товарищ Валера Давиденко, и они получили после этой встречи в самой попке дырку размером с трамвай. Чуть не утонули к такой-то матери и остались на плаву только благодаря полному штилю. Трое суток плыли вдаль.)
Но вернемся к письму.
Его написал пилот FA-18, который находился на борту во время этого случая. Интересное чтиво, говорящее о том, что по уровню разгильдяйства военные всего мира просто братья родные.
Комментарии в скобках добавлены для уточнения и объяснения военного жаргона и терминов.
"…Плавание было приятно легким и даже интересным: 54 суток в море, 40 - в порту и 45 часов полетов в одном только октябре месяце! Да уж мы отлетали свои задницы! С тех пор как я стал одним из трех командиров отрядов, я много летаю. Вот интересная история (и это не пиздёж).
Сижу я и болтаю о всякой хуйне с моим исполнительным офицером, и мы слышим звонок из БИЦ (Боевой информационный центр).
Они говорят: "Сэр, мы засекли русские истребители".
Капитан отвечает: "Объявляйте тревогу. Поднимаем истребители".
Но из Центра говорят, что можно объявить только "Тревогу-30" (вылет через 30 минут с момента объявления).
Капитан выматерился и сказал: "Поднимайте в воздух все, что возможно и как можно быстрее".
Я побежал к штурманскому телефону и связался с дежурным офицером эскадрильи.
В тот день дежурила не наша эскадрилья, так что я велел ему выяснить, кто дежурит, и сделать так, чтоб они подняли свои задницы и мчались на взлетную палубу (только "Тревога-7" предполагает, что вы уже на взлетной палубе и готовы подняться в воздух, а "Тревога-30" означает, что вы еще сидите в комнате ожидания).
Короче, через 40 минут после объявления тревоги русский СУ-27 (истребитель, схожий с F-15) и СУ-24 (ударный истребитель - подобие F-111) на скорости 500 узлов прошли прямо над башней "Китти Хок"… прямо как в кино "Топ Ган".
Офицеры на мостике расплескали свой кофе и все, как один, сказали: "Еб твою мать!"
В этот момент я посмотрел на капитана - его лицо было багровым. Этот старый вояка выглядел так, будто увидел, как его жене вставляет морпех.
Русские сделали еще два крутых виража на низкой высоте до того, как мы наконец-то запустили первый самолет с палубы… ЕА-6В "Prowler" (самолет РЭБ - радиоэлектронной борьбы).
Да, да… мы запустили этот ёбаный Prowler один против истребителя прямо над кораблем. Истребитель имел его, как хотел (словно медведь, танцующий вокруг кролика, перед тем как его съесть). Наш уже чуть ли не орал о помощи, когда наконец FA-18 из сестринской эскадры (я использую этот термин в буквальном смысле, так как они выглядели, как компания шлюшек, заигрывающих с русскими) поднялся в воздух и осуществил перехват. Но было поздно. Вся команда задрала головы и смотрела, как русские делали посмешище из нашей убогой попытки их остановить.
Самое смешное то, что адмирал и командующий группой авианосцев были в зале командования на утреннем совещании, которое было прервано гулом моторов русских истребителей, кружащих над башней. Офицер штаба командующего рассказал мне, что они посмотрели друг на друга, на план полетов, убедились, что в тот день запуск предусматривался лишь через несколько часов, и спросили: "А что это было?"
Четыре дня спустя русская разведслужба прислала по электронной почте командующему "Китти Хок" фотографии наших летчиков, кружащих по палубе, отчаянно пытаясь поднять самолеты в воздух.
Я абсолютно уверен в том, что этот распиздяй - офицер, отвечающий за нашу противовоздушную оборону, - был уволен.
Забавно и то, что смена командующего произошла за несколько недель до этого случая.
Как бы то ни было, когда русские попытались еще раз совершить подобное, мы были более чем готовы. Я лично преградил путь ИЛ-38 (боевой противолодочный самолет), и кончик моего крыла пронесся прямо перед стеклом кабины его пилота, чтобы не дать ему возможность повернуть к кораблю (да, да, мы же теперь друзья, пососи мой член!).
Как старший офицер военно-морских сил стоит навытяжку, так и мы находились в боевой готовности сутки напролет, словно каждую минуту могла разразиться вторая мировая война. Вчера эта история появилась во всех русских и японских газетах. Русские даже наградили своих летчиков медалями. Какой позор! Я чувствовал себя так, словно нас выебали в жопу, а я даже не слез со скамейки, чтобы помочь своим…"
Меня тут спросили: "И чего вы пошли в подводники?" - и я тут же ответил: "Потому что люблю!"
А чего я люблю - это уже никого не интересовало. Кивнули, довольные. А может, я совершенно не то имел в виду? Может, я вообще не то имел? Некоторые тоже имели совершенно иное. И им хорошо было на берегу. Потому что иметь то, что я имел, значит вовсе ничего не иметь. У меня даже тельники из каюты все свистнули. И дома у меня не было - зачем мне дом? И койки. У меня было только одеяло. На нем было написано: "Воркута". Это плавказарму так называли. Ту самую, где у меня тельники свистнули. Мне тогда сказали на моё возмущённое: "Где мои тельники?!" - "А хочешь одеяло?" - и я взглянул на жизнь трезво и захотел.
Мало ли чего я еще захотел - уюта или тепла, лучше женского, - но тут выдавали одеяла, и я его взял.
А еще у меня саночки были. Я на них свои вещи по ночам перевозил. И книги. Я очень любил книги.
А в ДОФе был магазин. И туда, как ни придешь, вечно сидит тетка с внешностью холодильника, которая говорит: "В большом выборе политическая литература!" - и как хорошо, что она была "в большом выборе", потому что я немедленно делал "маленький выбор" - покупал "Полное собрание сочинений Виссариона Белинского" в девяти томах и собрание сочинений Гракха Бабефа в четырех. В автономках я все это читал. Наверное, я читал это все сразу же вслед за редакторами этих книг. Ну, ничего. Не страшно. Должен же кто-то был читать Белинского и Гракха Бабе-фа. Так почему не я?
Потом я прочитал все письма Чехова - они тоже продавались без художественных произведений - те шли по подписке, а письма, кроме меня, никто не выкупал.
"Дай чего-нибудь почитать!" - говорили мне в море, в Бискайском заливе на глубине сто метров, и я давал - письма Пушкина, Достоевского.
И читали. Не сходить же с ума. Сна же никакого. Бессонница. Если все собрать за десять лет, то я много чего не доспал. Зато я дочитал: Пушкин, Гоголь, Толстой, Лесков, Достоевский, Герцена "Колокол" и Дарвина "Происхождение видов".
Был еще "Свисток" - академическое издание. Я его всем предлагал. Как кто зайдет: "Дай!" - я ему сразу же с порога: "Есть только "Свисток", академическое издание".
Он понравился торпедисту: "Хорошая книга!" - так он и сказал, и я проникся к нему могучим уважением. Торпедист, про которого говорят: "Почему мы тралим мины? Потому что мы дубины!" - полюбил "Свисток".
Я был в восхищении. Я дал ему почитать письма Бабефа из тюрьмы. Я ждал его реакции. Я весь исстрадался.