«Ночной разбой» — гневная заметка начальника районной милиции подполковника Сухостоева о кормачах из Ивановки, гражданах С. Лапкине и С. Бугоркове, которые в то время, когда лучшие люди района думали об окончательной поимке рыбы, коварно напали на нее с низменными целями использовать на закуску. Преступники скоро предстанут перед судом, и он их не помилует.
«Когда верстался номер» — сообщение от редакции о том, что в настоящее время вытащено из вод залива и транспортировано 6543,2 метра уникального рыбообразного речного организма. Впереди идет автомашина «ГАЗ-51» УЛБ № 99–98 комсомольца Виктора Парфеньевича Шатунова, родного сына знаменитого отца».
И настал третий день движения. Межов теперь стоял на подножке головной машины, поближе к радисту, а Мытарин вернулся к транспортерам у залива, чтобы помочь Веткину и Сене Хромкину — главная работа все-таки была там.
У транспортеров подхватывали рыбу теперь только грузовики Березовского района, потому что все местные и суходольские машины уже были в колонне, ползущей в Хмелевку. Утром инспектор ГАИ на мотоцикле замерил расстояние от головной машины до центральной площади — вышло меньше двух километров. При хорошей организации к обеду можно доехать. И доехали бы, но часа через полтора в работе наступил резкий сбой: над заливом лрошел дождь с грозой и градом и в это время — беда не ходит в одиночку — нарушилась связь. Сперва отказала рация в машине, перешли на предназначенную для дублирования телефонную связь, но и она вышла из строя через несколько минут: рыба, когда ее стал колотить град на открытых транспортерах, забеспокоилась, опрокинула два из них, а забуксовавший грузовик намотал на колесо провисший провод, вырвал и разбил ближний промежуточный телефон. Запасного кабеля и телефона не оказалось, послали связиста в Хмелевку, а пока перешли на древнюю голосовую связь от человека к человеку.
Мытарин кричал в мегафон Примаку, вставшему на подножку грузовика метрах в трехстах от него, тот своему телефонисту без телефона, телефонист — шоферу, шофер гудел, предупреждая шофера впереди-стоящей машины, и кричал ему, а тот — следующему. И так по цепочке до головной машины, до Межова. А от Межова — в обратном порядке. Колонна, растянувшись на семь с лишним километров, стояла, сигналили машины, кричали шофера. Древняя связь оказалась хлопотной и ненадежной. Как предки обходились ею, неизвестно, а здесь нелепость громоздилась на нелепость.
Мытарин передал краткое: «Ждем, когда подсохнет». А к Межову пришло: «Ждем, когда подохнет». Кто подохнет, рыба? И он раздраженно спросил: «Что за чушь вы городите?» Шестьсот с лишним шоферов, стоя на подножках своих грузовиков, бережно передавали эти слова друг другу, и Мытарин получил: «У нас чушка в огороде». Пожал недоуменно плечами, поглядел на слесаря у транспортера, тот разъяснил: чушка — это свинья. Мытарин, сообразив, что его не поняли, прокричал в мегафон подробнее: «Туча задела нас краем. Прошел короткий ливень». Но к Межову пришло веселое: «Лучших за дело опохмеляем водкой и пивом». Какой-то стервец дурачится, подумал Межов и прокричал: «Накажите виновных». А Мытарин получил: «Расскажите снова». Он вздохнул и, подумав, терпеливо разъяснил причину остановки: «Рыба была напугана дождем и градом». На этот раз Межов получил ответ по существу: «Били, ругали — даже были рады».
Примак тяжело переживал неудачу: надо же выйти из строя одновременно обоим средствам связи!
Выручил их Сухостоев с милицейскими рациями, потом восстановили телефонную связь, но времени потеряли часа два.
Когда движение возобновилось, Межов оставил за себя Сухостоева и поспешил в райцентр — его вызывал Балагуров. Срочно.
Он забеспокоился, но оказалось внеочередное расширенное заседание штаба. Все стулья вдоль стен кабинета Балагурова и вокруг длинного стола заседаний были заняты руководителями хозяйств и специалистами. Балагуров, поминутно вытирая платком блестящую бритую голову, стоял во главе стола и горячо говорил, что положение сложное и его надо поправить во что бы то ни стало. Надои молока резко снизились в каждом хозяйстве, привесы откормочного скота, вероятно, тоже — зеленая подкормка и концентраты не подвозятся уже трое суток, запасов нет. Заботкин утром доложил, что продукты для общепита на исходе: одних шоферов только питается около тысячи человек, а кроме них обеспечиваем еще горячей пищей слесарей, плотников, заправщиков, пожарников, охранников. Так, Заботкин? И Заботкин с места подтвердил: да, именно так.
— Сенокос и прополка, — продолжал Балагуров, — тоже остановились повсеместно.
— И первыми в моем колхозе, — обиженно сказал Семируков. — Люцерну у залива тоже втоптали в землю, утиную ферму хоть закрывай: прежде Лукерья разбойничала, теперь сами ее кормим.
— Что за ерунда?
— Не ерунда, — сказал Межов, пробираясь между стульев к столу хозяина. Примостился у торца на единственный свободный стул, объяснил: — Не травой же ее или комбикормами. А утят она всю весну ела.
— Логично, хотя радости немного. Сколько съедает за раз?
— Сколько ни дашь, всех слопает. Первый раз Шатунов принес десяток, второй раз три десятка, третий — семьдесят. Ни одного утенка не оставила.
— Вот это аппетит! — Балагуров покрутил головой. — Но ничего, товарищи, зато когда вытащим всю, самые большие затраты окупятся в сотни, в тысячи раз.
— Жди, когда окупятся.
— Ждать не надо, правильно, Семируков, надо работать, невзирая на трудности.
— Да как, если ни одного грузовика и трактора не осталось?
— Технику постепенно станем высвобождать. Я советовался с инженером Веткиным, с Сеней Хромки-ным — кой-какой выход на первый случай нашли. — И неунывающий Балагуров рассказал, как можно заменить грузовики ленточными конвейерами, транспортерами, зернопогрузчиками, если их немного переоборудовать. Вот давайте прикинем, сколько у кого есть, а ты, Межов, записывай.
План приняли охотно, количество погрузчиков и транспортеров диктовали с радостью — никому не хотелось упускать редкостную рыбу, протянувшуюся уже на восемь с лишним километров. А вдруг это только начало? И ведь наверняка она вкусная, не зря же утятами питается.
— Давайте, мужики, постарайтесь, — подбадривал руководителей и Заботкин. — Это же для всего района. И вдруг она действительно безразмерная, нам ведь тогда никакой заботушки. Ставь к ней весы, продавца, режь, торгуй, получай денежки. И всем хорошо. Вам свежая рыба, нам на базу ездить не надо.
Требовательно залился красный телефон, Балагуров поспешно взял трубку — звонили сверху.
— Да… хорошо… Минутку, запишу. — Взял из стакана карандаш и, прижав плечом трубку, застрочил в настольном календаре, изредка переспрашивая. Положив трубку, подмигнул всем торжествующе: — Весь мир всполошился. Утром французы и итальянцы звонили, вчера вечером японцы, англичане и австралийцы, а теперь вот американцы. Как насчет портрета, Колокольцев? Или забыл, кому мы обязаны этой рыбой. Шатунов сейчас человек номер один.
— Художник завтра будет здесь.
В двери встал древний Семеныч в черных нарукавниках, сообщил: — Приехали ученые-ихтиологи. Приглашать или подождут?
— Может, ты с ними, а я здесь? Вон сколько народу собрал, жалко отвлекаться.
— Добро. — Межов вышел.
В приемной ждали бородатый парень, худой и мрачный, и седой светлоглазый старик, без бороды, розовощекий, приветливый. Межов назвал себя, и старик с улыбкой протянул ему руку, пожал крепко, весело.
— Профессор Сомов Андрей Кириллович, из Москвы. А это мой коллега, старший научный сотрудник, кандидат наук Хладнокровный Дмитрий Константинович. Дима, будьте добры, вручите наши верительные грамоты.
Бородатый достал из внутреннего кармана куртки бумажник, а из бумажника направления союзного минрыбхоза и Академии наук. Межов прочитал и посмотрел на Сомова: в бумагах почтительно перечислялись его служебно-научные титулы, старик был нешуточный, заслуженный. А молодой, вероятно, вроде помощника при нем.
— Когда можете начать ознакомление с нашим чудом?
— Да прямо сейчас. — Профессор нетерпеливо потер ладонями. — Если из всего, что нам сообщил по телефону ваш товарищ Разговоров.
— Балагуров, — поправил Межов.
— Простите, именно так — Балагуров. Если из всего им сказанного только половина соответствует действительности, а половина домыслена, мы сможем говорить об уникальном явлении. Лично я склонен принять за правду все, но вот мой коллега…
— Этого не может быть просто потому, что быть не может.
— Вы слышите? Но не будем терять время. Как вы, Дима?
— Я полагаю, сначала надо устроиться в гостиницу, оставить вещи, пообедать.
