— Дорогая, да что с тобой сегодня? Не слушай ее, Жюльен, она сболтнула не думая! Не понимаю, отчего она в последнее время…
Я-то знал, в чем дело, и иногда себя ненавидел. Поль одарил меня своей дружбой, а я, стоит ему отвернуться, тащу в постель его жену. Какому нормальному человеку в такой ситуации было бы не противно на себя смотреть? Хм… на самом деле мне противно не было: я-то ведь познакомился с ней раньше, чем он, и имел такое же право ее любить, как он, и даже больше. Да, это мерзко, это аморально, но плевать я хотел на мораль! Если любишь, себе не прикажешь, когда любишь, ничем не управляешь, и именно это делает любовь настолько прекрасной, а иногда и жестокой.
Я благодарил жизнь и злился на нее. За что она на меня ополчилась? Почему заставляет так страдать? Для чего мне столько испытаний? Я ведь ни о чем не просил, и все, чего я хотел, — это жить в любви, просто и бесхитростно. Ну и зачем было отнимать у меня Орели и в который раз ставить на моем пути Софи?
В последний день отпуска мы расстались, ничего не прибавив к словам прощания, сердца у нас были растерзаны. Так всегда и бывает: увидел, полюбил, расстался.
— Жюльен, это все.
— Я тоже так думаю.
— Отпуск у меня получился чудесный…
Да уж, отпуск как из фильма для домохозяек. Вот только хеппи-энд на американский лад вряд ли получится.
Я вернулся в Париж, и, к счастью, на меня сразу же навалилась куча дел. Сентябрь предстоял насыщенный. Я готовился к съемкам полнометражного фильма, которые должны были начаться осенью, Гастона ждал новый учебный год, а у Пьера с Катариной через десять дней намечалась свадьба. Плотное расписание поможет мне не думать о Софи. Это был всего лишь курортный роман, пусть таким и останется. Лишь бы убедить в этом самого себя.
Хотя, собственно, на что я еще мог надеяться? Она жила на другом конце света, и я даже не знал, когда снова ее увижу…
Но мы увиделись куда скорее, чем я мог бы подумать.
24 сентября я отправился в Нормандию, в Кутанс, в поместье Экуландри, на свадьбу Пьера и Катарины. В саду, окружавшем великолепное здание замка, поставили шатер. Ален приехал со своей манекенщицей, он явно гордился тем, что рядом с ним такая красивая женщина, и ликовал, глядя на свою бывшую. Идиллическая картина, тем не менее что-то меня в ней зацепило… Ничего, скоро разберусь. Что до Люсиль, то и она в долгу не осталась: явилась с новым любовником. Я, глядя издали на эти игры, развлекался и думал, что, в конце концов, моя жизнь ничуть не сложнее, чем у них.
Кутанс — городишко маленький, но Ватикан богат, строит повсюду, и в этом городке-крошке кроме нескольких церквей есть еще и кафедральный собор, где, собственно, и венчались Пьер с Катариной. У священника лет сорока была современная манера изъясняться. Я, пожалуй, мог бы опять поверить в Бога. После смерти Орели у меня с Господом возникли небольшие разногласия, мы перестали разговаривать, связь нарушилась, но тут я уже был почти готов к примирению. Благословляли жениха и невесту минут двадцать, в заключение мы поставили свои подписи, я тоже — как один из свидетелей со стороны жениха.
Не имею представления, кто сообщил о моем присутствии на свадьбе журналистам, но папарацци слетелась целая толпа, мне даже было неудобно перед друзьями. Засверкали вспышки. И тут открылись двери, все обернулись, а у меня бешено застучало сердце. Опять она! Пьер забыл предупредить меня, что его мать пригласила Софи. А может, и не забыл. Как он сам потом смущенно объяснил, ему казалось, что она не приедет из таких дальних краев. Поделись он со мной заранее этим сомнением, уж я бы ему объяснил, как и что. Впрочем, ни Пьер, ни Ален не знали о нашей с Софи встрече в Табарке, и, не знаю почему, мне совершенно не хотелось им об этом рассказывать. Может быть, я опасался их реакции: «Зачем тебе снова лезть в эту ловушку, ты еще с ней намучаешься…» — и все такое… И сколько бы я ни объяснял им, что Софи — во мне, они бы все равно не поняли.
Софи села на скамью посреди церкви, Пьер кивнул ей, а я незаметно дал понять, что рад ее видеть. Единственное, из-за чего я дергался, не притащила ли она с собой Поля. От одной только мысли об этом с меня градом покатился пот. Как мне тогда выпутываться? Просто мороз по спине. Выполнив долг свидетеля, я в панике поспешил к ней, но, подойдя, стал мямлить:
— А Поль? Ты с Полем приехала? Где он, я его не вижу!
— Я тоже тебе рада… И успокойся: Поль остался в Таиланде.
— Почему ты мне не сказала, что приглашена на свадьбу?
— Не была уверена, что приеду.
Я пылко поцеловал Софи, и это не только не ускользнуло от внимания моих друзей, но и привело их в недоумение. Никому ничего не объясняя, я больше от нее не отходил. Жизнь так устроена — то мы столько лет не виделись, а теперь и месяца не прошло, как встретились снова. Не знаю, может быть, на мое мнение повлияло присутствие Софи, но, по-моему, свадьба была прекрасная. Пьера и Катарину поздравили как положено и в чистейших испанских традициях. Тут все очень просто: каждый из ста шестидесяти иберийских гостей — от прабабушки из Малаги до севильского дядюшки — расцеловал новобрачных. Мой друг уже не понимал, где живет, да и мы все перенеслись в этот вечер куда-то туда, хотя у Нормандии нет ничего общего с Испанией.
Меня изумила способность испанцев быть счастливыми: они буквально отпихивают от себя все неприятное. Как это делается, я испытал на себе. Новобрачная с присущими ей тактом и деликатностью сообщила одной из тетушек, что я вдовец, и пошло-поехало: началось с салонного психоанализа, а продолжилось представлением по всем правилам этикета всех до единой присутствующих незамужних кузин, теток и племянниц. Софи, разумеется, веселилась, наблюдая за этим представлением.
Мне было хорошо, и это обилие счастья вокруг навело меня на мысли о собственной жизни. Я смотрел, как Софи болтает с моими друзьями, и понимал, что ее место рядом со мной, среди дорогих мне людей. Если хорошенько подумать, наша встреча в Табарке была знаком, только мне не хотелось видеть в этом работу судьбы. Никаких высших сил, ничего необъяснимого — просто случай. Я выбрал это место сам, Софи его навязал Поль — чистое совпадение, и ничего кроме. Не было за всем этим господина Рока, и не поигрывал он своей волшебной палочкой. Мне надо с ней поговорить, но как? Как затронуть эту тему, не спугнув ее, как убедить ее все бросить ради меня? Я не решился на это тогда, на Бали, а здесь, среди толпы, все еще труднее… Что, если она откажется? В конце концов, она может и не испытывать ко мне тех же чувств, какие испытываю я к ней. Я больше не хочу страданий, но если я буду бездействовать, тогда точно упущу любовь всей моей жизни. Ломая голову над тем, как подступиться с этим к Софи, я думал еще и о Поле, и об их дочке. Хватит ли у Софи жестокости разлучить ребенка с отцом во имя нашей любви? До чего же страшно услышать ответ…
Очнувшись от грез, я осознал, что праздник в самом разгаре, а танцевальная площадка раскалилась добела. Ален выпил все, что можно было выпить, и безраздельно завладел вниманием гостей. В тот вечер он танцевал так, как мы это делали в восьмидесятых: нечто среднее между Джоном Траволтой в «Лихорадке субботнего вечера» и Сидни[13], которому мы обязаны хип-хопом. Ален веселился вовсю и веселил всех, в том числе свою манекенщицу и свою бывшую жену. Люсиль хорошо знала его таким. Она по-прежнему злилась на него за то, что предал и унизил, но в ее взгляде светилась нескрываемая нежность. Софи танцевала с Пьером, я пригласил Катарину, и она поблагодарила меня за то, что я вырвал ее из лап семейства.
— Слушай, какая милая у тебя тетушка!
Она поглядела на меня и улыбнулась:
— Да что ты!
— Я страшно рад, что ты вошла в жизнь Пьера. Ты чудесная женщина. Кстати, если тебе когда-нибудь понадобится настоящий мужчина, я мог бы чем-нибудь тебе подсобить.
Она расхохоталась. Как приятно видеть смеющуюся женщину, особенно если она только что вышла замуж за твоего лучшего друга.
Появившись на площадке, диджей стал запускать один за другим медленные танцы, сами собой образовались парочки, я направился к Софи; Пьер наконец оставил ее, предпочтя общество жены.
— Тебе весело? — спросил я.
— Еще как! Давно не получала такого удовольствия.
— Спасибо, очень мило.
— Да брось ты, прекрасно же понимаешь, о чем я… Кстати, раз уж заговорили про это, — где мы будем спать?
— Ага, ты заранее уверена, что будешь спать со мной, и считаешь, что заполучить меня ничего не стоит. Так?
— Ну да.
— Кажется, мадам хорошо со мной знакома! У меня здесь есть комната, кровать там не очень широкая, но, если немного потесниться, устроимся.
Она потянулась ко мне и шепнула, коснувшись губами уха:
— Я знаю, как мы устроимся.
Мне показалось, будто я снова сижу в машине у ее дома. Эта женщина и пятнадцать лет назад могла из меня веревки вить, и сейчас готова. Но по-моему, с годами мне это стало нравиться, меня возбуждала ее склонность командовать.
