Джейсон, со своей панковской прической, с ярко-фиолетовым ранцем, сплошь обклеенным стикерами рок-групп, был олицетворением Крутых. А Клео вскружила ему голову, он просто влюбился в нее, непосредственно, по-мальчишески.
— Это лучший в мире котенок, — заявил Джейсон, качая на руках черный комочек. — Какие вы счастливые!
Впервые за тысячи лет кто-то произнес слово «счастливый», говоря о нашей семье.
— Она любит друзей, — ответил Роб.
У меня по спине побежали мурашки. Роб помнит так называемое обещание Клео помочь ему завести новых друзей в школе. Да ведь это же ему просто приснилось.
— Можно, я после уроков зайду поиграть с ней? — спросил Джейсон.
— Конечно, приходи, — ответили мы хором.
Оставив Клео нежиться в солнечных лучах у Роба на кровати, мы направились к выходу. Рата, будто колесный пароход, шлепала за нами. На полдороге к зигзагу старая псина, похоже, выдохлась и уселась. Я немного подождала. Вроде чувствует себя нормально, по крайней мере, виляет хвостом, будто говоря: «Со мной все в порядке».
Подождав, пока Рата отдышится, мы снова начали карабкаться вверх по склону. Мальчишки с беспокойством смотрели, как собака плетется к машине. Вдруг, заметив, что на нее смотрят, Рата подобралась и, как молодая, ловко запрыгнула в кузов.
Школьные ворота были все такими же, и это казалось мне странным, если учесть, как сильно переменилась остальная жизнь. Этим воротам лет семьдесят, не меньше. Первые ребятишки, которые бежали через них в школу, давно состарились. Их тела лежат на кладбище или в домах престарелых. А ворота даже не заржавели. Несправедливость какая-то. Хотя, если бы я могла выбирать, все равно предпочла бы остаться человеком, с его ограниченным сроком горя и радости, а не воротами, хоть они и простоят здесь еще сто пятьдесят бесчувственных лет.
Дети пробегали мимо, тараторя, все еще вспоминая и пересказывая друг другу истории прошедших каникул. Гибель Сэма, конечно, обсуждалась на каждой кухне, за каждым столом. Как они отнесутся к Робу — окружат повышенным вниманием или, не зная, что сказать, оставят его в одиночестве? Я боролась с желанием бросить баранку и сопровождать его, быть рядом каждую секунду этого нелегкого дня.
Роб и Джейсон выбрались из машины.
— Я заеду в половине четвертого, договорились? — спросила я.
— Да ладно, — ответил Джейсон. — Мы сами дойдем до дому, ладно, Роб?
Роб сморщил нос на солнце, как Джейсон, и улыбнулся:
— Конечно, можем и пешком.
Пешком? Переходить через дорогу? У меня все внутри перевернулось при мысли, что Роб окажется на дороге один, выйдет из-под моей защитной тени. Но Джейсон и Джинни правы. Чем скорее Роб привыкнет к обычной жизни, может, заведет новых друзей, тем проще ему будет. Их совет был подан в самой действенной форме — в виде поступков, а не слов.
Рискуя, что Джейсон сочтет меня сумасшедшей, я нашла в сумке затрепанный листок со списком покупок и изобразила на обратной стороне подробный план дороги домой, точно указав все безопасные переходы. За пешеходным переходом у школы присматривали старшеклассники, они, надеюсь, внимательно следят за движением. Дальше по дорожке вдоль водостока, так им придется перейти только одну тихую улочку, а потом — оживленная трасса, на которой погиб Сэм. Им не следует перебегать ее у автобусной остановки, надо пройти подальше, до перехода-зебры, около бакалейной лавки Денниса и нового кафе. Вложив листок Робу в руку, я заставила его пообещать, что он не ступит на мостовую, пока не убедится, что рядом нет ни одной машины.
— И не забудь, если захочешь уйти домой пораньше, пусть учитель мне позвонит, — повторяла я, а в голосе слышались унылые нотки неуемной, удушающей материнской любви.
Но Роб уже не слушал, он был на полпути к воротам школы, смеясь каким-то словам Джейсона. Джейсон, который вприпрыжку шел рядом с Робом, обернулся и помахал мне, а потом положил руку Робу на плечо.
В отличие от людей, кошкам по душе необузданность.
Днем я вышла на зигзаг и стояла там с Клео на руках, прислушиваясь, не слышны ли детские голоса. Если Джейсон и Роб пошли домой по моей карте, путь должен занять двадцать минут. Сейчас они запаздывали уже на семь минут.
В голове роились предположения «а что, если?..». Что, если Джейсон уговорил Роба пойти по другому, опасному маршруту, что, если он вообще забыл про уговор идти домой вместе с Робом и убежал с компанией крутых мальчишек… На сердце лежал не камень, а целый валун. Но тут по округе разнесся мальчишечий смех. Особые повизгивания, которые я уже не чаяла услышать, несомненно, принадлежали нашему сыну. Видимо, первый школьный день прошел куда более успешно, чем я смела надеяться.
Наконец из-за угла зеленой тропинки показались две детские головы — только не две светловолосых, как бывало, а светлая и темная.
— Ну как все прошло? — спросила я Роба.
— Отлично! — Голосок его звучал совершенно искренне.
Увидев Клео, Джейсон просиял:
— Давайте научим ее охотиться! — И он стянул со спины ранец.
— Она еще маловата, тебе не кажется? — спросила я, поглаживая черный комочек, ставший мне во сто крат дороже с тех пор, как я вернула его к жизни. — Ее только что забрали у мамы.
— Ну и что? — Джейсон зашвырнул свой ранец в нашу прихожую, как будто это был его второй дом. — У вас найдется ненужный листик бумаги и шерстяная нитка?
Что же я сама-то об этом не подумала? Горе так нас поглотило, что я даже не вспомнила о столь необходимом атрибуте развития котенка. Роб, Клео и я наблюдали, как Джейсон складывал клочок газеты, а потом перевязал его красной шерстинкой, так что получился бантик.
— Смотри, киска, — прошептал Джейсон, положив газетный бантик-приманку на пол и слегка подергивая за красную нитку. — Смотри, мышь. Лови ее!
Вид у Клео был озадаченный. Может, она и правда египетская принцесса, заключенная в тело кошки, и бегать за бумажным бантиком выше ее достоинства?
— Давай же! — Джейсон дернул за нитку сильнее, и бумажка поползла по полу в сторону фикуса. — Мышь убегает!
На отрывая глаз от движущегося по ковру предмета, Клео насторожила уши. Будто непроизвольно она вытянула вперед лапку. Лапа и газета соприкоснулись. Джейсон дернул за нитку. В котенке явно включилась программа, заложенная издревле. Припав к полу, она мерно покачивала задом, как маятником, пытаясь загипнотизировать жертву.
Почему кошки вот так раскачиваются перед атакой? Загадка. Нечто похожее я наблюдала у профессиональных теннисистов, которые тоже качаются из стороны в сторону, собираясь отбить сильный удар. Возможно, такие движения и у кошек, и спортсменов — бессознательная попытка подготовить мышцы обеих сторон тела к внезапному действию.
Под смех мальчишек Клео бросилась на газетный бантик и схватила его всеми четырьмя лапами.
— Давай теперь ты. — Джейсон протянул нитку Робу. Щедрость — вторая натура этого ребенка. — Держи повыше, тогда она прыгнет.
Клео затаилась за фикусом и ждала, как убийца. Когда бумажный бантик пронесся у нее над головой, она схватила его прямо в воздухе, вцепилась зубами и передними лапами. Приземлившись на ковер с добычей, она не ослабила мертвую хватку и оглянулась на нас с победным видом, ожидая заслуженного восхищения, а затем лапы, шерсть, бумага — все завертелось клубком.
Злополучный бантик был истерзан в считаные минуты.
Еще в больший восторг Джейсона привело то, как ловко Клео играет в носкобол. Он стал частым гостем у нас в доме, а я мало-помалу осваивалась в сверкающем мире Джинни Десильва. В первый раз отважившись пройти по дорожке белого гравия, укрытой от дневного зноя густой зеленью, я чувствовала себя невоспитанной девочкой, сбежавшей из исправительного заведения. Гардении источали одуряющий аромат. Тихо журчал фонтан. С каждым шагом я так и чувствовала неодобрение Стива. Живые и веселые Десильва были людьми не его типа.
— Входи, милая! — крикнула Джинни, распахивая настежь дверь. — Ты подоспела как раз к шипучке.
На нашей стороне зигзага никто никого не звал «милым». И уж конечно, немыслимо было назвать так почти незнакомого человека. Джинни, с ее накладными ресницами и умопомрачительными скулами, была первой из всех, кого я встречала в жизни, кто бы пил шампанское в четыре часа дня, считая это абсолютно естественным. Меня восхитило то, что она старается никогда не надевать дважды один и тот же наряд. Я пришла в восторг от белого кожаного дивана и даже от скульптуры из нержавеющей стали, торчавшей в углу гостиной, словно электрический фонарь. Джинни не могла вспомнить фамилию скульптора, по крайней мере, так она мне сказала. Я не всегда понимала, то ли она на самом деле такая рассеянная и легкомысленная, то ли прикидывается, чтобы ты не чувствовал себя скованно.
