Старик и мистер Смит переглянулись, сочувственно улыбнулись друг другу.
— Что у вас написано на долларовых купюрах? — спросил Старик.
— Как что? «Один доллар».
— Нет-нет. Там есть девиз.
— А-а. «В Бога мы веруем».
— Какое многообещающее утверждение, — задумчиво произнес Старик. — Если бы только…
Внезапно распахнулась дверь и в комнату заглянул какой-то мужчина.
— Представляете, ответа так и… Что тут происходит?
— Все спокойно, все прилично, никаких оснований для паники, — пропел президент, умиротворяюще вскинув руки.
— Стоп. Уж не те ли это два придурка, которые…
— Они самые, — улыбнулся президент. — Представить их вам не могу, потому что они еще не подобрали себе сценических псевдонимов, а это мой пресс-секретарь Гловер Типтопсон.
Пресс-секретарь сразу сообразил, что босс пытается найти выход из потенциально опасной ситуации, и приступил к действиям: коротко кивнул незваным гостям, быстро (но без проявлений паники) подошел к большому зеркалу на подставке красного дерева и принялся со скучающим видом тыкать подряд во все медные завитушки рамы.
— Гловер, чем это вы занимаетесь? — с трудом сдерживаясь, спросил президент.
— Где эта чертова кнопка? — прошептал Типтопсон. — Никак не могу запомнить.
— А где она должна быть?
— Где-то на раме.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — участливо осведомился Старик.
— Нет-нет, — поспешно (но не слишком поспешно, чтобы не вызвать подозрений) ответил президент.
— Ага!
— Не вздумайте! — шикнул президент. — Сейчас прибежит целая орава с пушками.
— А я уже…
— Госс-поди боже…
— На двадцать секунд можем расслабиться? — спросил мистер Смит.
— Да, присядьте, пожалуйста, — пригласил хозяин. — Я и сам сяду. Что вы стоите, Гловер? Все уселись.
— Надеюсь, они не перепутают, в кого стрелять, — неуместно пошутил мистер Смит.
Раздался гулкий топот, словно по мягкому ковру неслась галопом вся кавалерия США.
Охрана отработала операцию до совершенства — только этим и занималась, когда хозяин (и его предшественники) находились в отлучке.
Вбежали шестеро молодцов и синхронно застыли в малопристойной позе мотоциклиста без мотоцикла. Каждый выставил вперед грозный перст пистолетного ствола.
Один (видимо, командир) приказал:
— Вы, двое! Встать, лицом к стене, руки над головой, опереться ладонями о стену!
— Уберите вы эти пушки, — устало сказал президент.
— Мы действуем согласно инструкции!
— Вы что, Бромвель, меня не слышали?
— Не обижайтесь, сэр, но тут уж моя епархия.
— С кем вы, по-вашему, разговариваете?
— Со своим президентом, сэр. И я отвечаю перед народом за вашу безопасность, сэр.
— Я не только президент, Бромвель, но еще и верховный главнокомандующий. Поэтому немедленно уберите оружие. Это приказ.
Казалось, Бромвель сейчас взбунтуется. После мелодраматической внутренней борьбы, не делая тайны из обуревавших его эмоций, он наконец уступил.
— Ладно, парни. Слышали, что президент приказал?
— Ах, Гловер, зачем вы только нажали эту чертову кнопку? — обругал хозяин пресс-секретаря и вновь обратился к своим защитникам: — Не дуйтесь, ребята.
Я благодарен, что вы примчались сюда так быстро. Но никакой опасности нет. Два этих старых клоуна придумали шикарное представление, но не умеют его как следует подать. Только и всего.
— Я узнал их, сэр. В первый момент не сообразил, а сейчас узнал. Клоуны не клоуны, но их разыскивает ФБР. Как особо опасных преступников.
— Неужели? — искренне поразился президент.
— Они все время исчезают, сэр. Где бы ни зацапали их наши агенты, они тут же растворяются в воздухе. А это уголовное преступление, сэр.
— Правда?
— А как же. Сопротивление аресту, сэр.
— Но почему их решили арестовать? Прошу прощения, но у меня еще не было времени прочитать отчет.
— Изготовление фальшивых денег.
— Нет, серьезно?
— Плюс попытка поджога. Ну и всякие делишки помельче: неуплата по счету в гостинице, мелкое воровство, хулиганство и прочее. Президент обернулся к Гловеру:
— Как легко ошибиться в людях! А я готов был побиться об заклад, что передо мной парочка совершенно безобидных старых идиотов. Не принимал мер, просто тянул время, надеясь, что кто-нибудь сюда заглянет. Решил немного им подыграть. А тут выясняются такие вещи…
— Собственно, фальшивых денег мы не изготавливали, — заметил Старик.
— Я просто порылся в карманах, и купюры вылетели сами.
— Да ты покажи им, — подтолкнул его мистер Смит. — Классный трюк. Смотрите!
— Не стоит, — сконфузился Старик. — Ты же видишь, им это не нравится. Я не хочу озлоблять их еще больше.
— Если вы ни в чем не виноваты, доверьтесь правосудию, — посоветовал хозяин. — Суд вынесет вам оправдательный приговор. У нас в стране властвует закон, и никто, ни один человек, даже президент, не может быть выше закона. Так что сдайтесь защитникам правопорядка. Нельзя же все время находиться в бегах и растворяться в воздухе. Тоже мне подвиг! В этой нет ничего конструктивного. Глумление над законом и попытка поставить себя выше его — вот как это называется.
— Может, он прав? — неуверенно спросил Старик.
— Не верь ни единому слову! — вскинулся мистер Смит. — Он говорит, как телевизор. Меня сейчас стошнит!
— «Как телевизор»? Что это значит?
— Я достаточно насмотрелся этой отравы во время нашей с тобой телевизионной оргии, так что могу сделать кое-какие общие выводы. В телевизоре присутствуют все симпатичные мне ингредиенты: насилие, извращения, жестокость, бессердечие, зло, пытки, кровопролитие, цинизм. Но каждый раз в конце телевизор непременно все обгадит, сделает неизбежный сиропный реверанс в твою сторону. Там у них всегда торжествует закон или, того противней и претенциозней, Справедливость, как будто у людей может быть хоть какое-то понятие об истинной справедливости!
— Ты бы полегче, поснисходительней, — мягко упрекнул компаньона Старик.
— Мы ведь сюда явились не затем, чтобы демонстрировать свое превосходство.
— Но и не затем, чтобы выслушивать идиотские советы! — бушевал мистер Смит — он рассердился не на шутку. — Клоуны?! Другую щечку подставить, да? Я терпел твои инфантильные штучки, твои песенки для самых маленьких, но с меня хватит! Музыка больше не играет!
— Я вовсе не хотел вас обидеть, — успокоительно раскинул руки президент.
— А все равно обидел! У меня тоже своя гордость имеется!
Президент многозначительно покосился на Бромвеля, так что теперь в случае служебного расследования начальник охраны мог с чистой совестью сказать, что верховный главнокомандующий подмигнул ему, явно взывая о помощи.
— Операция «Джесси Джеймс»! — рявкнул Бромвель.
В руках телохранителей, как по мановению волшебной палочки, снова появились пистолеты, а раскоряченная поза стала еще неприличней.
— Идите вы с вашими игрушками! — отмахнулся мистер Смит.
— Стоять на месте! — грозно предостерег Бромвель.
— А если не буду?
Никогда еще, с самого момента рокового падения, мистер Смит не чувствовал себя таким сердитым.
— Получишь пулю. Это последнее предупреждение. Сядь на место, руки за голову!
Смит медленно шагнул к Бромвелю. Тот попятился.
— Даю тебе последний шанс!
— Перестань интересничать! — вскричал Старик, распрямляясь во весь рост. В первый миг могло показаться, что его слова на мистера Смита подействовали. Правонарушитель заколебался и переспросил:
— Интересничать?
— Я и так знаю, на что ты способен. Кстати говоря, не только ты. Производить впечатление на людей — подвиг небольшой. Хоть бы об обоях подумал. Тебе-то пуля не повредит, а им?
— В такой момент он думает об обоях! — драматически воскликнул мистер Смит, давая понять, что его гнев все так же неукротим. — От лица обоев, лишенных дара речи, позволь поблагодарить тебя за сострадание.
И вновь обернулся к Бромвелю, всячески изображая, что сейчас отберет у несчастного оружие.
— Я чувствую, что с ним можно договориться! — поспешно заметил президент. — Мне это подсказывает интуиция.
Бромвель выстрелил. Дважды.
Мистер Смит кинул на него изумленный взгляд, схватился за грудь и посмотрел на сочащуюся меж пальцев кровь. Потом, не меняя выражения лица, немного покачался туда-сюда и рухнул. Старик раздраженно махнул рукой и снова сел.
— Зачем вы так, Бромвель? — спросил президент.
— С психом договариваться бесполезно.
Президент знал, с чего начинать в экстремальных ситуациях:
— Гловер, чтоб никакой утечки в прессу. Ни слова, ясно? Ребята, могу я на вас рассчитывать?
Нестройный хор клятвенных заверений был ему ответом.
