Миссис Микс стояла как истукан, а няня, выпучив глаза, крепко прижимала к груди библию.
— Все в порядке, Анджела? — наконец тихо спросила миссис Микс.
Вцепившись в бортик колыбели обеими руками, Анджела кивнула. Когда она наконец попыталась выпрямиться, ребенок сгреб в кулачок прядь ее волос и не отпускал.
— Подожди, не сейчас, — ласково прошептала Анджела, разжимая его пальчики.
Весть о том, что на войне застрелили кого-то из местных, Лидия услышала в магазине «Вулворт». Пока продавщица отмеряла для миссис Смит четыре ярда красно-белого льна на платье ко Дню независимости, сама миссис Смит обсуждала с миссис Мэдисон последние новости.
— Застрелили, — прошептала Лидия, будто пуля прошила ее собственное тело.
— Где это случилось? — спросила миссис Мэдисон.
— В Нормандии, — ответила миссис Смит.
— Кто он? — резко осведомилась Лидия.
— Паренек из Стрингтауна, — ответила она, удивившись, что Лидия Монтгомери снизошла до их разговора. — Бун Диксон.
Лидия рухнула на пол, словно марионетка, которой перерезали веревочки.
*
Все думали, что Лидия слегла в постель от анемии. Она и раньше-то отличалась фарфоровой бледностью. Но после того, как она перестала покидать свою комнату и безвылазно оставалась там целых четыре месяца, окружающие заподозрили, что дело хуже, чем кажется.
— Я с самого начала подозревал, что она не в порядке, — сказал Бен Харрингтон.
— Она всегда казалась слегка тронутой, — заметил шериф, крутя пальцем у виска.
— Слыхал, док подумывает кое-куда ее отправить, — сообщил Вилли, высовываясь в окошко раздачи, — в одну из тех специальных клиник в Бостоне.
— Ох, как подумаю, что бедный малыш останется без матери… — покачала головой Дот.
— Можно подумать, сейчас она у него есть, — пробормотал Бенн Харингтон, уткнувшись носом в чашку.
В доме Монтгомери воцарилась атмосфера, как на поминках. Никто не повышал голоса, и все старались ходить аккуратно, чтобы каблуки не стучали по деревянному полу. Шторы вечно были задернуты. В комнатах было до того темно и влажно, что в камине вырос мох, а миссис Микс то и дело находила висящих на карнизах летучих мышей или прилипших к оконным стеклам древесных лягушек. Дом превратился в могилу. Только его обитатели об этом еще не знали.
Каждый вечер док приносил Лидии свежий букет, пытаясь хоть немного ее порадовать. К ним из Бостона временно переехала мать Лидии, а из Нэшвиля прикатил психиатр и прописал пациентке снотворное. Но ничто не могло вывести Лидию из того тумана, в котором она блуждала.
Легонько постучав в дверь, миссис Микс вошла в спальню Лидии с комплектом свежего белья. Кровать была застелена шелком холодного голубого оттенка — голубое покрывало, простыни и наволочки. По мнению миссис Микс, постель весьма напоминала внутреннюю отделку гроба.
Лидия сидела у окна в одной ночнушке. Каждый день миссис Микс находила ее в той же позе — она глядела в окно, безжизненная, как забытая на стуле фарфоровая кукла.
Сдернув с постели грязное белье, миссис Микс скатала его в комок и завязала углы наподобие огромной сумки-узелка. Потом в воздух с хлопком взлетела расправляемая чистая простыня. В комнате на мгновение запахло утренней свежестью. Лидия не обратила на это никакого внимания.
— А помните того парнишку, который заглядывал сюда и чинил то да сё? — будничным тоном спросила домработница, загибая уголок простыни и подсовывая его под матрас. — Буна Диксона?
Лидия сохраняла абсолютную неподвижность, миссис Микс даже засомневалась, дышит ли она.
— Видный такой парень, — продолжала миссис Микс, обходя вокруг кровати. — Черноволосый, черноглазый.
Голова Лидии едва заметно повернулась в сторону домработницы.
— Ходят слухи, что его доставили в военный госпиталь в Нэшвиле, — женщина взбила подушку и разгладила наволочку. — Вроде его сильно ранили, но говорят, оклемается.
Постелив покрывало, миссис Микс сгребла грязное белье и направилась к дверям.
— Миссис Микс…
Домработница остановилась.
— Спасибо вам, — прошептала Лидия.
Кивнув, миссис Микс вышла и плотно притворила за собой дверь.
*
Лужайка перед госпиталем ветеранов была заполнена раненными и покалеченными солдатами, похожими на надоевшие детям сломанные игрушки. Одни ковыляли на костылях, других возили на креслах-каталках медсестры в белоснежной накрахмаленной униформе. Третьи сидели на лавочках под сенью деревьев, раскачиваясь вперед-назад и что-то бормоча себе под нос. Четвертые просто пялились в никуда.
— Так вы выходите? — спросил у Лидии таксист, поглядывая на нее в зеркало заднего вида.
Лидия поглядела на заполонивших лужайку калек. Потом перевела взгляд на свои затянутые в перчатки руки, аккуратно сложенные на коленях, и медленно покачала головой.
Когда незаконнорожденной дочери Анджелы сровнялось восемь, до девочки дошло, что у большинства детей есть сразу и мать, и отец. Она решила расспросить об этом свою двоюродную бабушку. Взяв Дикси за руку, Шарлотта отвела ее на кладбище и ткнула пальцем в один из памятников:
— Вот, — сказала она, кивком указав на могилу, — это твой папа.
Дикси Белл родилась в 1937-м. Согласно надписи на могильной плите, полковник Элайджа Мейсон погиб в битве при форте Доннельсон 16 февраля 1862 года. К счастью, Дикси никогда не была сильна ни в истории, ни в математике.
Могила Эли была увенчана статуей солдата Конфедерации — высоко вздернутый подбородок, ноги по струнке и шпага на боку. Он стоял на посту под дубом, ботинки в пятнышках мха, а могильный холм перед ним слегка ввалился. Памятник был выщерблен от времени и лишайников, а на лице, словно слезы, виднелись темные потеки, но, судя по его шляпе и медалям на груди, он был бравым офицером и истинным джентльменом.
Анджела была благодарна, что выбор Шарлотты не пал на соседний с полковником Мейсоном памятник. Вряд ли ребенок смог бы свыкнуться с мыслью, что его отец — длинноволосый женоподобный ангел с крылышками.
Каждый день после уроков Дикси отправлялась на кладбище. Расстелив на земле подстилку, она аккуратно раскладывала по фарфоровым тарелкам ванильные вафли, наливала себе и Эли по чашечке молока из чайника и рассказывала памятнику, как прошел день.
— Прямо не знаю, что и думать… — с сомнением сказала Анджела, глядя, как Дикси оживленно болтает со статуей.
— Черт, — фыркнула Шарлотта, — да Эли проводит с ребенком больше времени, чем любой нормальный отец.
— К тому же, у него нет вредных привычек, — добавила Летти.
Стоит ли говорить, что могильный памятник в качестве отца отнюдь не укреплял и без того шаткую репутацию Дикси. Когда девочка предложила отпраздновать день своего рождения на кладбище, Анджела заартачилась.
— С каких это пор нас волнует чужое мнение? — осведомилась Шарлотта.
Разумеется, Анджелу не заботило, что подумают о ней самой. Но, как и все матери, она желала для Дикси лучшей доли.
Были разосланы двадцать четыре приглашения. Гостей явилось трое.
— Здешний люд неохотно празднует дни рождения, если ребенок — незаконнорожденный, — объяснила Летти.
— Естественно, это не касается Рождества, — заметила Шарлотта.
Не слишком рассчитывая на приглашенных детей, Шарлотта позвала еще нескольких своих знакомых. Взрослых на празднике собралось больше, чем детей, однако этот факт ни капельки не смутил Дикси.
— Эта девочка — что одуванчик, — сказала Летти, — даже сквозь бетон прорастет.
В итоге день рождения Дикси напоминал смесь бразильского карнавала и поминок. Мистер Беннетт и Диггер вооружились розовой гофрированной бумагой и перекрутив ее и связав петлями, украсили ею белую кладбищенскую палатку. Получился настоящий карамельный замок. Стинсон хорошенько отмыл одного из своих пони и устроил катания. Рыжий Макгенри, сын цветочника, смастерил из золотой фольги и цветочных лепестков рог единорога и привязал его к голове пони.
— А я-то раньше и не знал, что лошадка белая, — сказал Стинсон, отступив назад вместе с остальными взрослыми и любуясь проделанной работой.
Анджела в старом шелковом платье с глубоким вырезом и открытыми плечами, найденном на чердаке, вручала каждому гостю ожерелье из цветов, а Дикси, за спиной у которой болтались персикового цвета крылышки, раздавала бархатные шутовские колпаки.
Шарлотта, не любившая пикников и никогда не понимавшая, как можно есть, сидя на земле, заставила своего шофера принести с крыльца кресло-качалку. Мистер Нэллс установил кресло возле статуи Эли и тут же сам в него уселся, а Шарлотта, словно генерал на плацу, раздавала приказы.
— Не ставьте столик с едой под дубом! — командовала она, размахивая руками. — В салат насыплются желуди!
