Ознакомительная версия.
Современному слушателю голоса певцов тех времён могли показаться неестественными. Методы обработки звука значительно преобразились, позволяя получать самые качественные фонограммы, но именно в несовершенстве давних записей и таилось неизъяснимое очарование. Отец говорил, что эта музыка будет жить очень долго, и сейчас Оливия поняла, что он был прав.
«Волнение прошло», — пел B.B.King, и эта песня почему-то успокоила девушку. Она медленно закрыла глаза и погрузилась в глубокий всепоглощающий сон.
Утренний звонок вырвал Оливию из страны грёз. Она, не раскрывая глаз, протянула руку к телефону и ответила. Сообщение, услышанное ею, заставило её моментально проснуться, словно на неё вылил ведро ледяной воды.
— Что вы сказали? — дрожащим голосом переспросила девушка, надеясь на то, что произошла какая-то досадная ошибка.
— Я сожалею, — голос принадлежал вчерашнему врачу, находившемуся в палате Виноны Пеннингтон. — Мы сделали всё, что от нас зависело. Сердце вашей матери не выдержало.
— Вы уверены? — вопрос девушки прозвучал совершенно по-идиотски, но врач не обратил на это ни малейшего внимания.
— Мои соболезнования, — тихо произнёс он.
Понадобилось около двадцати минут, прежде чем Оливия вбежала в коридор больницы. Она приоткрыла дверь палаты, где ещё недавно лежала мать, и обнаружила, что кровать уже пуста.
— Мисс Пеннингтон? — окликнул её знакомый врач.
— Где моя мама? — не сдержав рыданий, задала вопрос девушка.
— Пойдёмте со мной, — мужчина пригласил Оливию следовать за ним.
Она невольно поёжилась, когда врач подвёл её к каталке с телом, укрытым простынёй. Осторожным движением он совлёк белый покров, и девушка увидела мать. Вернее, теперь это была уже не Винона, а бездыханное тело, ждущее традиционного обряда погребения. Глаза закрыты, руки предусмотрительно сложены на груди, чтобы трупное окоченение заставило их застыть именно в этом положении, на лице выражение полнейшей безмятежности, словно женщине было абсолютно всё равно, что будет происходить вокруг неё дальше.
— Как это случилось? — прошептала Оливия Пеннингтон. Она испытала некоторую неловкость, потому что разговор среди мёртвых показался ей настоящим кощунством.
— Второй удар, неожиданно последовавший за первым.
Оливия с пониманием кивнула. Ей не нужно было лишних доказательств того, что непростая жизнь наложила на сердце матери невидимый, но весьма глубокий отпечаток. Так работает какой-нибудь старенький автомобиль, пока однажды утром просто не заведётся, и когда механик заглянет под капот, то разведёт лишь руками в стороны: эта колымага не должна была ездить ещё лет десять назад.
— Что я должна делать дальше? — спросила Оливия.
— Я подготовлю все необходимые документы и передам их вам.
Оливия отошла в сторону и сделала глубокий вдох, чтобы сохранить ясность рассудка, потому что ей показалось, будто весь мир покачнулся из стороны в сторону, но никто этого почему-то не заметил. Она прижалась лбом к оконному стеклу, как часто делала в детстве.
«Последний телефонный разговор с Салливаном!» — неожиданно поняла она. Девушка сказала, что сегодня повела себя не самым лучшим образом, а Салли поправил её. Он сказал, что это было вчера. А ещё раньше он предупредил, что с матерью Оливии случится нечто плохое. Теперь Оливия Пеннингтон с лёгкостью могла объяснить странное поведение Салливана Траска. Он знал, что всё произойдёт именно таким образом, но не решался говорить об этом прямо. Только намёки, которых она не смогла понять сразу.
«Может быть, мы действительно получаем от жизни именно то, чего заслуживаем? — задалась вопросом девушка. — Нет ни высшей благодарности, ни справедливого воздаяния. Есть всего лишь реальность, построенная из собственных поступков».
1
— Привет, Кэйн! — протянул руку бритому наголо парню Джимми Хант.
Кэйн следил за игрой в бильярд. Он, не глядя в сторону гостя, пожал ему руку, после чего заговорил в привычной равнодушно-надменной манере:
— Как идут дела?
— Всё отлично! — поспешил поделиться радостью Джимми. — Вся партия распродана. Мне даже удалось заплатить задаток за тачку. Неплохо было бы «толкнуть» ещё немного.
— Ты принёс мою долю?
— Вот, — Джимми вытащил деньги, свёрнутые в тугой рулон и перевязанные резинкой.
— Отлично, — Кэйн поспешно убрал банкноты в карман. — Сколько тебе нужно?
— Примерно столько же, — ответил Джимми Хант.
— Подожди, — бритоголовый парень поднялся с кресла, после чего скрылся за той самой дверью, куда в прошлый раз водил Джимми. Через пять минут он вернулся с новым бумажным свёртком.
— У тебя есть неделя.
— Я справлюсь, — обрадовался плохой парень, бережно принимая свёрток из рук наркодилера. — Через неделю ты получишь всю сумму.
— Надеюсь, что ты меня не подведёшь, в противном случае нам предстоит неприятный разговор, — предупредил Кэйн, и взгляд его ледяных светло-голубых глаз, проникающий в самую душу, заставил Джимми Ханта поспешно попрощаться и выйти на улицу. На всякий случай, нащупав пакет, спрятанный в кармане куртки, Джимми окончательно успокоился и направился к колледжу. В голове он уже лелеял мечты о «Понтиаке», в котором он с ветерком прокатит Оливию Пеннингтон, заносчивую девчонку, совершившую непростительную ошибку.
2
«Я не решился сказать… Мог бы позвонить и поведать Оливии правду, но это оказалось слишком сложно. Сообщить ей, что увидел в своём сознании картину того, как её мать накрывают белой простынёй?»
Салли отложил ручку и закрыл тетрадь, не перечитывая того, что только что написал. Ему хотелось избавиться от мрачных мыслей, но каждая попытка не думать о скорой смерти матери Оливии Пеннингтон ввергала студента в ещё большее отчаяние. Салливан взял с полки первую попавшуюся в руки книгу и начал читать. Как оказалось, его случайный выбор пал на «Процесс» Кафки. Не слишком удачное произведение для того, чтобы избавиться от плохого настроения. Более того, бессмысленность ареста тридцатилетнего Йозефа произвела на студента настолько угнетающее впечатление, что он испытал приступ душевной тошноты, если так вообще можно было бы выразиться. Удушливая атмосфера книги немецкоязычного писателя заставила Салливана содрогнуться от того ужаса, который медленно пробрался в его мозг. А потом зазвонил телефон. На другом конце линии к нему обратилась Оливия. Он поинтересовался, как обстоят дела у девушки, на что она рассказала ему о тяжёлом состоянии матери.
— Но надеюсь, в ближайшее время она пойдёт на поправку, — предположила собеседница.
Салли ничего не ответил. Как он мог отнять у неё надежду? Он знал, что Винона Пеннингтон уже обречена. Пройдёт не более восьми часов, и всё будет кончено.
— Салли?
— Да?
— Мне показалось, что связь прервалась.
— Нет, со связью всё в порядке, — в голове у Салливана проскользнула бредовая идея. А что, если все слова и поступки людей не исчезают бесследно, а навсегда запечатлеваются в памяти Вселенной. Возможно, только что где-то возник незначительный участок пространства/времени, где этот диалог будет повторяться вечно.
Салли… Да… Мне показалось, что связь прервалась… Салли… Да… Мне показалось, что связь прервалась… Салли… Да… Салливан постарался отмахнуться от навязчивой мысли.
Единственный намёк, на который он решился, — это было вчера. Возможно, она догадается, что он хотел ей сказать. Хотел, но так и не сказал.
После непродолжительного разговора Салли долго лежал в темноте и размышлял над собственной способностью предугадывать отдельные события завтрашнего дня. По какому принципу приходят те или иные видения? Ведь он мог бы узнать, во сколько завтра, к примеру, вернётся с занятий Фрэнк, а вместо этого увидел смерть Виноны.
Потратив не менее получаса на размышления, студент склонился к версии о бессистемности возникающих в его голове образов. Возможно, между ними и существовала какая-то взаимосвязь, но пока Салливану не удавалось её обнаружить.
Постепенно Салливана охватило пограничное состояние между явью и сном, когда уставший мозг начинает возводить перед мысленным взором причудливые декорации из непроизвольного вымысла и событий минувшего дня. Сознание Салли покачнулось на утлом челне бодрствования, после чего стремительно пошло ко дну, погружаясь в пучину отрывочных сновидений.
«Я не мог сказать ей…» — увидел во сне буквы из своего дневника студент. Внезапно они воспламенились и прожгли бумагу насквозь.
— Почему ты не сказал мне? — донёсся крик откуда-то снизу, из темноты. Он принадлежал Оливии Пеннингтон.
— Потому что никто не имеет права заглядывать в будущее, — захохотал кто-то громогласным голосом.
Ознакомительная версия.
