215)
Марианна получила работу на периферии. То есть на острове. Приличная зарплата, и как раз те предметы, какие она хотела преподавать. Школа маленькая. Хороший контакт с учениками. И все как на ладони. Идеалистка Марианна. Я спросил, будет ли она ездить на работу из города. Нет, так не получится, это слишком далеко. Но она будет приезжать домой на выходные. Обязательно. Неужели нельзя было найти что-то поближе? Нет, это оказалось невозможно. Тогда пришлось бы согласиться на какую-нибудь скучную работу. Такую, от которой все отказываются. А об этом не могло быть и речи. Гордячка Марианна. Марианна, которая все решает сама. Которая знает, чего хочет.
Ты не бойся, сказала она. Если отношения построены на истинном чувстве, небольшое расстояние для них не угроза. Скорее наоборот. И Марианна принялась рисовать радужные картины нашего будущего. Я смогу приезжать к ней в гости. Мы будем гулять по берегу, и наша любовь приобретет новый смысл. Я подумал и согласился, что это звучит заманчиво. И кроме того, ведь это не навсегда, сказали мы. Всего на один год. Потом она сможет выбрать себе интересную работу в городе.
Марианна уехала на остров задолго до начала учебного года. Ей хотелось найти себе жилье с видом на море, сказала она. Это было ее единственное желание. Но ведь море будет у нее перед глазами постоянно, сказал я (хочет она того или нет). Нет, ей необходимо было смотреть на море во время завтрака, сказала она. Остальное не важно.
Я отправился на пароходе к Марианне в первый же выходной после начала занятий.
Она устроилась прекрасно. Удобная маленькая квартирка. Тюфяк на полу и немного книг. Красные шариковые ручки в кружке на кухонном столе. Во время завтрака мы смотрели на море. Марианна спросила, не хочу ли я еще молока, я сказал: да, пожалуйста! И спросил, добрые ли у нее ученики. Все люди добрые, сказала Марианна. Может быть, в глубине души, согласился я.
Она показала мне школу. Это была обычная, ничем не примечательная школа, но Марианну она приводила в восторг. Значит, здесь ты и будешь работать? — спросил я, чтобы дать ей повод немного покрасоваться и показать себя в школе уже своим человеком. Да. Здесь она и будет работать. Она привязала к своей связке ключей лиловую ленточку. Без конца вынимала связку из кармана и вертела в руках. Звенела ключами. Я сказал, что, по-моему, на ней лежит большая ответственность. Она улыбнулась и кивнула, благодарная за то, что я это понимаю.
Мы пошли прогуляться по берегу. Я бросал в воду камешки, и Марианна сказала, что я бросаю их дальше, чем все, кого она знала. Стемнело, и я думал только о том, как хорошо нам было вместе. Мне хотелось знать, о чем думает она? Она попросила меня не обижаться, но как раз сейчас она думала только о сигарете, которую закурит, когда мы вернемся в ее квартиру. Но не стоит отчаиваться, утешила она меня, она может подумать обо мне в любую минуту.
Вообще-то тюфяк Марианны был маловат для двоих, но мы тесно прижались друг к другу. Мы спали и любили друг друга, невзирая на узость пространства, отпущенного нам тюфяком. У Марианны был маленький приемник, по которому в субботу утром передавали старые песни. Мы молчали, пока программа не кончилась. Потом мы немного целовались и нежились, и Марианна прочитала несколько стихотворений из книги, которая лежала на полу. Я смотрел на нее, пока она читала, и слушал, как в кухне начинает закипать вода.
В воскресенье вечером Марианна проводила меня к пароходу, и мы решили, что хорошо провели эти дни. Я даже немного завидовал ей, что она останется среди этой райской идиллии, а я буду мотаться по городу на велосипеде и с утра до вечера заниматься текущей работой.
Я просил Марианну беречь себя. Быть хорошей учительницей. Итак, увидимся в следующие выходные, сказали мы. На обратном пути море было неспокойное, я стоял на палубе и вдыхал воздух, в котором еще не чувствовалось даже намека на осень. И думал о том, что теперь начнутся новые времена, но что после этих выходных я их уже не страшусь.
Я вдруг снова оказался в квартире один. Это выбивало меня из колеи. Я не находил себе места и перестал критически относиться к фильмам, которые смотрел в кино. Мне представлялось, что в кинозале мысли находятся в состоянии невесомости, здесь я мог расслабиться. Часто я покидал зал в полном отупении, шокированный тем, что меня это в высшей степени устраивало. Я записался на курсы французского. Один вечер в неделю. Вскоре я уже смог написать коротенькую записочку Мирлинде — как меня зовут, сколько мне лет и что я люблю яблоки. Почти каждый день я вставал рано и чувствовал себя бодрым и гармоничным.
Мы с Гленном часто встречались в бассейне до работы. Я проплывал свой несчастный километр, потом сидел в сауне, читал газеты и вел с Гленном ни к чему не обязывающие беседы. Приятно было сидеть утром в бассейне и соглашаться с кем-то, что наш мир — странное место. Ты только посмотри! — восклицал Гленн, найдя какую-нибудь забавную заметку. У одного человека застряла в унитазе нога, другой до краев забил свой кухонный шкаф дохлыми воробьями. Меня раздражало, что газеты никогда не объясняли такие случаи. Как будто люди делают это ни с того ни с сего. Гленн предлагал плюнуть и не задумываться над мотивами этих поступков. Ведь само по себе забавно, что люди такое вытворяют. Подумай только, если бы на все были причины, была бы такая скука, говорил он мне. Народ перестал бы чудить, и мы бы реже смеялись. Ведь над каждой такой историей мы животики надрываем. Так считал Гленн. Да-да, сказал я и задумался над этим. Конечно, Гленн прав. Кого бы интересовали какие-то причины, не будь эти люди точно такими, как мы!
Я писал Марианне письма. По нескольку писем в неделю. Сейчас ночь, и мне не хватает тебя, писал я. Глупо, что тебя здесь нет. А иногда я рассказывал ей, что видел в кино. Большую часть писем я отправлял. Но не все. Она мне отвечала. С работой обстоит так-то и так-то. Был небольшой шторм. Словом, мелочи повседневной жизни. Марианна редко писала, о чем она думает. В письмах наши отношения выглядели более бесстрастными и ровными. В них как бы вообще не осталось чувственности.
Но по выходным мы продолжали встречаться. Может, со временем и не так часто, но все же. Чаще я ездил к ней, чем она приезжала в город. На острове мы как будто больше любили друг друга. Там почти ничто не отвлекало нас друг от друга и от наших отношений. Там почти ничего не было, кроме Марианны, меня и бескрайней воды. Я не должен думать, что она не любит меня только потому, что она почти никогда не говорит мне об этом, сказала Марианна. Она повторила это пару раз. А в остальном говорила о муке и каких-то продуктах, которые надо купить, пока не закрылась лавка. Мне было все равно. Ведь я любил ее не за то, что именно она говорила. Важнее, что она была рядом и что она вообще что-то говорила. Впрочем, говорила она достаточно. Слов ей было не занимать.
Однажды в выходные мы с Марианной взяли лодку и поплыли удить рыбу. Марианна попросила меня проверить ее леску, ей показалось, что рыба уже клюнула. По-моему, нет. Все-таки Марианна вытянула леску и обнаружила трех рыбин (притом немаленьких). Как ты мог так ошибиться? — спросила она. Никакой ошибки нет, сказал я. Ведь они могли клюнуть как раз в тот момент, когда она вытягивала леску. Марианна выразила недоверие и явно усомнилась в моих рыболовных познаниях.
Мы наловили много рыбы и поплыли домой, вернули лодку хозяевам и отдали им в благодарность за лодку часть нашего улова. Обед. Не могу ли я сбегать и купить сметаны и масла? Конечно могу. И немного пива? Непременно. Мы ели рыбу, слушали приемник, и нам было хорошо.
Правда, случались выходные, когда мы совсем не занимались любовью. Я полагал, что такие вещи накатывают, как волны, и меня это не беспокоило, до поры до времени.
Два или три раза мы вообще не встречались. Но обменялись письмами. Наконец мы встретились, и оказалось, что говорить нам не о чем. Я спросил, не можем ли мы заняться любовью. Нет, не можем.
Письмо от Марианны, она просит меня не приезжать в ближайший выходной. У них будет вечеринка учителей, и, кроме того, ей хочется побыть одной. Ну что ж. Я остался в городе, пошел в кино и провел субботний вечер с Халфредом. Он пригласил меня в воскресенье утром на матч по керлингу (это неправда, что керлинг не зрелищный вид спорта). Я поблагодарил за приглашение, но сказал, что в воскресенье буду занят. В другой раз.
У Халфреда было видео, и мы взяли напрокат фильм, к сожалению далеко не блестящий. Я горько жалел, что потратил на него время. Я так и сказал Халфреду, и он со мной согласился. Этот фильм ему порекомендовал его зять, сказал он. Я спросил, что за человек его зять. Халфред объяснил, и я понял, что его зять совсем не такой, как я.
