Ознакомительная версия.
– А ты мне ставил бутылки?
– Так ты же не пьешь!
– Предложи. Угости. А там видать будет. Пью не пью, а кто меня когда приглашал? Вы сами по себе. Я – сам.
– Нет, как хочешь, а я не возьму в свой ушат: ехать в такую даль, чтобы напиться! А, может, ты и совсем пить не будешь? А? Молчишь? Дай денег до пенсии – я быстро сварганю! – Слон аж приподнялся, а потом вместе с табуреткой подвинулся поближе к Сергею. – Идея! Гони! Завтра, перед самым отъездом, верну. Мне мать должна – дрова ей пилил. А? Ну! Ты что, мне не веришь?
Повисло молчание. Слон крякнул, кашлянул:
– В Ижевск, говоришь? К сеструхе? А что там пьют, интересно? Не видел?
– То, что и у нас.
– Иди ты! – Слон почесал затылок, шевельнулся на табуретке. – В Грузии только, слышал, есть водка подешевле. Эх, мать твою!.. Выпить бы – и пусть оно все… Серый, я бы, конечно, твоего кобеля взял. Слышал, бабы там про тебя галдели… Розка с Танькой. Розка: не бери, я отказалась, куда же денется – будет и тебе совать своего вшивого.
Сергей поднял на Слона глаза.
– Не врешь? – почему-то спросил, хотя и сам все хорошо понимал.
– Клянусь первой женой. Люблю и балую. Мымра Роза мымре Таньке: не бери, если будет подсовывать Кима. Пусть, мол, дураков не ищет. Себя за интеллигента обосранного выдает, коль собаку купил с рукавицу, не пьет, рюмки с ним не взяли никогда… то пусть и смотрит Кима, если такой умный. Носится с ним, как дурень с торбой.
– Так и сказали?
– А то я глухой, тетерев! Я, когда с похмелья, чутко сплю: мне все кажется, что вот-вот в двери постучат из милиции, но что-то долго разнарядки из ЛТП нет. Я бы Кима твоего взял, кент что надо. Свой мужик. Приглядывал бы. Тюлькой как-либо перебились бы. Но боюсь – вдруг и взаправду из ЛТП разнарядка придет, вдруг про меня вспомнят и загребут. С кем он тогда останется – сечешь? Осиротеет. Да тут и еще одна сторона дела… Я же, Серый, соседей боюсь: денег набрал в долг, тебе признаюсь, так и быть, отдавать пока нечем, боюсь нос лишний раз казать во двор. А его же выводить надо раза два. Само мало. Эх! – Слон встал, потоптался у табуретки. – Нет, значит, ни капли?
– Нет.
– Тогда лети. Лети. Соньке привет. Тяжело мне. Болит все внутри. А денег нет, чтобы лекарство купить.
– Не пей. Совсем.
– Тебе легко сказать: не пей. Я же больной. Ты же, когда больной, что-то глотаешь. Или не так? Лети, Серый, лети…
Он вышел, тихо притворив за собою двери. Сергей провел Слона глазами, задумался: «Может, мне никогда его, Витьку-Слона, не понять? Может, ему так лучше жить, как живет? Кто его знает…» Под руку подвернулся Ким, Сергей погладил его, прижал к себе:
– Вот так и живем мы, брат… Вот так и живем… Ты подожди меня дома… Я быстренько… Еще схожу к соседям… Нет-нет, к другим… Может, кто и выручит нас, братец Ким?..
Из окна старому Андрею хорошо был виден огород брата Якова. Он как раз напротив.
Часто смотрит он на тот огород, вспоминает брата, и кажется, что Яков вот-вот выйдет из калитки, высокий, худощавый, чуть сгорбленный, и начнет что-то перекладывать с места на место, перебирать сухими пальцами веточки деревьев, а то переведет долгий взгляд на небо, голубое и безоблачное, чем-то там заинтересовавшись, и будет стоять в такой позе, пока не занемеет шея.
Давно уже Яков не выходит в огород. Старший в семье, он и ушел первым. Ушел неожиданно как-то, тяжело: нашли его под яблоней утречком – паралич разбил правую сторону. Инсульт. Сын Мишка с женой Зиной, хорошо что на работу еще не успели убраться, быстренько перенесли его в дом, осторожно положили на кровать, на которой и пролежал Яков более года. Тогда – не сегодня: ни одного телефона на всю деревню, поди достучись до «скорой»…
Люди вздыхали, жалея Якова: «Хорошему бы человеку и умереть хорошо, легко. Но не дал Бог, не дал…»
Смотрит и смотрит Андрей на огород. Сегодня ходит там Мишка. Он и ростом чуть пониже отца. И не такой спокойный, рассудительный, хотя лицом – вылитый Яков. Характер же взял от матери, Пелагеи. Минуту назад стоял тут – и нету, все бегом да бегом. Где надо и не надо нос свой всунет. Но хозяин не хуже отца, к чему рука может добраться, – там полный порядок: досмотрено, ухожено.
И все же Андрей, сколько ни смотрит на огород брата, видит там не Мишку, а – Якова. Особенно в последние дни, когда и сам начинал чаще подумывать, что надо будет, как ни отгоняй мысли те тревожные, когда-то и ему… «Как ни крути, а надо померти – говорят у нас». И так Якова на пять лет пережил. За ним родился он, Андрей. Матрена, Федор, Прося – более молодые. Не намного, но все же. «Твоя очередь, Андрей… Ты – следующий… Готовься!» Он сидел подолгу перед окном, смотрел – до слез в глазах – на огород брата, и было горько ему, очень горько…
Иной раз заходил сосед Панкрат, закуривал и сквозь дым, посматривая украдкой также на огород, по которому ходил Мишка с вилами, – как вот на этот раз.
– С какой стороны ни зайду, а тебя, Андрей, одинаковым вижу: совсем зачах ты, дружок. Что лист подсолнуха. Держись, сосед. Держись. А лучше всего приведи в дом бабу какую, может, и отогреешься у нее под боком. А? И отогреешься, делать нечего. Да и что это за порядки такие, когда один мужик в такой хоромине живет? Пропащее дело. Один не согреешь такое жилье. Одному скверно. Чугуны вынимай из печи, а их же надо туда поставить сперва, а чтобы поставить – чего-то в них и наложить нужно, а чтобы то положить, надо сходить, и не раз, в подвал. Свихнешься. Держишь ведь худобу? – спрашивал Панкрат, хотя и сам знал, что Андрей как вел хозяйство при Варьке, так и ведет.
– Держу, – кивнул Андрей. – А как же проживешь у нас без шкварки? У сына брать? Не привык, нет. Хотя Митя и не пожалеет, даст. Однако лучше пусть они, дети, сами по себе, а я – сам как-нибудь. Тяну вот помаленьку, как видишь, свой воз…
– Тяни-то тяни, но надорвешься, сосед. Надорвешься. Не молодой же. Годы, брат! Годы!
Андрей, похоже, обиделся:
– Нешто ты, Панкрат, панихиду по мне справляешь? Мне ли привыкать? Как-нибудь осилю…
– Это правильно: «как-нибудь». А ты привел бы молодицу, смотришь, и твой век продлился бы. Там вон в Искани какая-то баба из города вернулась. Вроде бы даже из самого Санкт-Петербургу. Одна. Красивая, боевая – чего тебе еще надо? Какого рожна? Думаешь, легко ей после города одной? Есть же велосипед – так в чем дело? Может, и столкуетесь?
Андрей молчал. Думал. Не один Панкрат, если правду говорить, советовал ему привести в дом хозяйку. В Искань, значит, ехать? Деревня эта хотя и в четырех километрах от Гуты, а уже другая область – Могилевская. Да и стоит ли ехать? В своей деревне хватает одиноких старух – через двор, считай… Но когда Андрей ближе подошел к этому вопросу, начал перебирать в памяти, кто бы мог действительно стать хозяйкой в его жилье, то был удивлен: «Вот и много старух… Вот и много… Какую невесту ни возьми, к каждой родственной нитью привязан. Душа не лежит к таким так, как должна бы лежать – чтобы любовь хоть какая была… Э нет, так дело не пойдет: надо ехать. Надо».
В Искани сперва зашел к Ольге, старшей дочери Якова. Она работала там учительницей в восьмилетке, несколько лет уже была на пенсии, и Андрей встретился с племянницей в ее ухоженном огородике. Если на дверях замок, так где же ее было искать?
Андрей сел на табурет – летом в саду как без него? – и долго разглядывал, что и как тут растет, похвалил Ольгу за порядок в огороде, а потом только, поерзав на табурете, отважился признаться, что за дело привело его в их деревню.
– Кто это у вас тут из городу вернулся, говорят? – робко спросил Андрей, крякнул, поправил кепку на лысой голове.
Ольга на мгновение задумалась:
– А погоди. Из города, говоришь? Так… приезжают. И возвращаются. А зачем тебе?
– Это же Панкрат говорит, вроде бы как баба моего века…
– Ай-во! – перебила Ольга, всплеснула ладонями. – Если про женщин разговор, так это другое дело. Сейчас, сейчас… Ага. Вспомнила. И хорошо, дядька, что надумал, решился… Не век же одному. Ее также Ольгой зовут. Как и меня.
– Красивое имя.
– Я что-то ее, дядька, и не помню в девках. Она же давно, очень давно уехала, я тогда еще в Искани, видимо, не жила. А вот только вернулась. Подожди, я помою руки и переоденусь.
Потом они пошли в другой конец деревни, где чуть на отшибе стоял маленький, неприглядный домик – весь в каких-то кустарниках.
– Тут она живет, – кивнула головой Ольга. Она шла впереди, а старик катил чуть сзади велосипед.
Андрей неуклюже потоптался у крыльца, подождал, пока Ольга зайдет в избу, затем слишком долго приспосабливал велосипед к низенькому и щербатому заборчику, поправлял его и так и этак, а сам краем уха слышал женские голоса.
– … он дядя мой… трудолюбивый… рассудительный… хозяин… – успевает ухватить Андрей, стоит еще некоторое время на крыльце, а тогда решает, что надо все же заходить, показаться, коль приехал. Волнуется, холодок пробежал внутри. Надо, надо заходить! Как бы не растеряться, как бы это сделать так, чтобы не опозориться, а показаться женщине с лучшей стороны. Фраером, что ли.
Ознакомительная версия.
