– Направо, налево, снова направо, приятель, вот тебе и собор, – сказал он, не имея никакого представления о городе, после чего, крепко ухватив Массимину за руку, потащил ее прочь. В желудке у него было легко и пусто, зато кишечник своей переменчивостью мог соперничать с английской весной.
– Ты просто ревнуешь! – радостно вскрикнула Массимина.
Судя по всему, она была по-настоящему счастлива – и это несмотря на плохие новости, который Моррис привез из Вероны: семейство Тревизан приняло его хуже некуда, синьора холодно отчитала его и т. д. и т. п. Но Массимине хотелось мороженого, stracciatella, amaretto и bacio («Bacio, Morri!»).[48] Ей хотелось, чтобы он обнял ее за плечи, ей хотелось в кино, хотелось сделать маникюр, о доме она уже и не вспоминала.
– О, Морри, ну почему все так дорого!
И чем беззаботнее она щебетала, тем раздражительнее становился Моррис, снова и снова объясняя, что у него понос, и только поэтому он заскакивает во все кафе подряд – опорожнить кишечник, хотя эти гнусные вонючие дыры прямо в полу – сплошной источник антисанитарии. И виновата во всем только она, Массимина (между прочим, у него еще и зуд начался), с ее жуткой диетой, на которую она посадила его из-за своей скупости. Но Массимина лишь рассмеялась в ответ и сказала, что во всем нужно видеть забавную сторону. Она даже крутанулась в грациозном пируэте, новая зеленая плиссированная юбка взмыла вверх, и несколько мужчин как по команде уставились на ее ноги. Моррис быстро обнял девушку и притянул к себе. Ее обнаженное бедро прижалось к его ноге – вполне приятное ощущение, признаться. Но впредь таких пируэтов на публике следует избегать.
К вечеру и нервозность, и диарея, и тошнота прошли без следа. Словно во время морского путешествия – привыкнешь к качке, а потом все нипочем. После ужина Моррис выскочил на улицу, пообещав отправить очередное послание Массимины (в котором девчонка наверняка сожалела о том, что мамочка так плохо восприняла первое письмо и вышвырнула Морриса за дверь); он чувствовал себя на удивление уверенно, когда рвал письмо на мелкие клочки на углу парка Сальви и проспекта Андреа.
Как же изысканно выглядел парк в сумеречном свете! Таким классическим, таким итальянским, овеянным ароматом кипарисов и шелестом водяных струй. Надо обязательно посоветовать Массимине, чтобы она черкнула открытку бабушке с пожеланием скорейшего выздоровления. Отличная мысль! Старушенция небось уже померла – что ж, по крайней мере смерть избавила ее от тревоги за любимую внучку (о, все-таки каким гуманистом он порой бывает!) – зато открытка приободрит малышку Мими. Виченца – город беспорядочный и бестолковый, найти в нем почтовый ящик дело нелегкое, на которое требуется немало времени; его-то Моррис и потратил на то, чтобы заскочить в табачную лавку и перебрать стопку открыток с пожеланиями самого разного характера. Он остановился на открытке с кривобокой, забинтованной с ног до головы мумией, – вероятно, предполагалось, что юмористическая картинка поднимет страждущему настроение.
Многое играло ему на руку. Он уже не сомневался, что судьба на сей раз благоволит к нему. К примеру, Массимина настаивала на самых дешевых пансионах, что ж, тем лучше – в этих крысиных дырах нет нужды показывать паспорт. В случае чего всегда можно сказать, что свой ты потерял или его украли, а уж о паспорте Мими никто и не спросит. С женщины никогда ничего не требуют. Итальянская учтивость. Верят они тебе или нет, все равно поселят – деньги-то лишними не бывают. Ну и, разумеется, в дешевом пансионе в отличие от хорошей гостиницы, не бывает ни телевизора, ни радио, а потому можно не опасаться, что Мими услышит сообщение о себе. К газетам она не питала никакого интереса, к тому же вряд ли местная газета или даже такие гиганты, как «Коррьере делла сера» или «Стампа», станут сообщать о похищении в провинциальной Вероне, а если и сподобятся, то наверняка заметки появятся от силы в одном-двух выпусках. Слава богу, страна кишмя кишит куда более честолюбивыми похитителями, а ведь еще есть мафия, каморра, террористы и всякого рода драматические происшествия и природные катаклизмы, на фоне которых его авантюра выглядит чем-то вроде воскресной загородной прогулки. А еще ведь всеобщие выборы на носу! Да и инспектору Марангони, наверное, плевать на это дело. Эка невидаль – взбалмошной девчонке надоело сидеть под материнской юбкой. Для него это лишь несколько листков бумаги, с которыми надо разделаться между двумя чашками кофе. Итак, если не брать в расчет почти равную нулю вероятность встречи со старым знакомым, Моррис мог считать себя в безопасности. Надо лишь не спускать с Массимины глаз, следить за тем, чтобы она не звонила домой, не писала писем без его ведома, и все будет отлично. И самое главное – никакого вреда. Никому. Напротив, он предоставил девчонке возможность пожить полноценной, насыщенной событиями жизнью, устроил для нее настоящие каникулы. Он даже не «осквернил» ее. Кто посмеет назвать его чудовищем?
Насвистывая, Моррис вприпрыжку взбежал по щербатой лестнице пансиона. Наконец-то его разум при деле, при де-ле. На все сто процентов. Со скукой и рутиной покончено! Тоскливое ничегонеделанье осталось позади, и собаки больше не станут будить его среди ночи, терзая обнаженные нервы. Финита! (Впрочем, к этому времени он все равно бы убил этого пса, и если когда-нибудь ему суждено вернуться туда, псине не избежать губки, пропитанной мясным соком. Хватит с него молчаливого страдания.)
– Кое-кто счастливее всех на свете! – воскликнула Массимина при его появлении.
Она примеряла жемчужно-серую юбку, красную футболку и красные туфли. Моррис перестал насвистывать.
– А почему, как по-твоему? – продолжала Массимина.
(Только не улыбайся такой улыбкой, это подозрительно.)
– Скорее всего, потому, что ты со мной, Морри!
Что ж, вот тут она права.
– Потрясающе выглядишь, – сказал он.
– Спасибо, Морри, – улыбнулась Массимина и повторила с какой-то новой интонацией в голосе: – Огромное спасибо!
– За что? За комплимент? Но это святая правда.
– Нет-нет, за все, за одежду…
– Ты же сама за нее заплатила, cara, не я, помнишь?
– Но я никогда бы не купила ее без тебя. Понимаешь? Я бы не посмела. До сих пор я ни разу ничего не покупала сама.
И, вскинув руки, она закружилась по тесной комнатенке, сверкнув трусиками.
Моррис очень надеялся, что и дальше не возникнет никаких сложностей.
* * *
– Морри-ис?
– Да?
– Знаешь что? Я никогда так хорошо не спала, как в последние несколько дней.
– Правда? Чудесно.
– Мне так спокойно.
Моррис ничего не ответил и лишь минуту спустя понял, что промолчал просто из зависти. А впрочем – зачем отвечать?
– Честное слово, Морри! Ты не представляешь, как противно мне было спать с мамой.
– Очень хорошо представляю.
И Массимина пустилась в долгий рассказ, чем именно были неприятны ночи, проведенные в одной постели с синьорой Тревизан: ее частые отлучки в туалет, громкий храп… Как насчет пердежа, чуть не спросил Моррис, но вместо этого поинтересовался:
– А тебе когда-нибудь снятся неприятные сны?
Не успел он произнести эти слова, как осознал, что в нем говорит тайное стремление исповедаться, что на самом деле он жаждет рассказать о собственных изматывающих сновидениях. И одновременно понял, что нельзя, никак нельзя рассказывать, к примеру, о том непередаваемом ужасе, который пережил прошлой ночью. Никогда еще ему не снилось такое. Хаос и разложение. Впрочем, наверное, всему виной ложе, на котором приходится спать. Честно говоря, пуховое одеяло на полу ему уже порядком надоело.
Массимина запустила пальцы ему в волосы. Моррис напрягся всем телом, когда его пронзил электрический удар ее простой и естественной любви.
– Очень редко. А вот ты прошлой ночью смеялся во сне.
Смеялся? Да возможно ли такое? Хорошо еще, что не разговаривал.
– Морри-ис, – протянула Массимина.
Притворившись, будто засыпает, он закрыл глаза.
Они лежали на пляже в Римини, Моррис под зонтиком, Массимина – на солнце в паре футов от него. Моррис чувствовал себя немного неловко из-за своей белой английской кожи. Он много лет не загорал и, чтобы защититься от ожогов, купил длинные, почти до колен, шорты-бермуды. На Массимине был закрытый купальник, зеленый с белым, – по уверениям Морриса, он идеально ей шел (к тому же, вряд ли получится обнажить верхнюю часть тела, не правда ли?) – и резиновая купальная шапочка желтого цвета, защищающая от воды новую прическу.
Зонтично-шезлонговое месиво колыхалось от зноя, повсюду болтали и смеялись красавицы и чудовища всех мастей. То и дело от этого людского скопища отделялась фигура и окуналась в теплые, ленивые воды Адриатики. Сильный запах кокосового масла висел в неподвижном воздухе; аэроплан волок по небу рекламную ленту; из-под тени зонтиков стариковские взгляды пожирали юных дев. Кому придет в голову искать жертву похищения в этом раю для бездельников? Среди праздных любителей пляжного флирта и пошлых курортников?
