Судья Голландец кивнул.
— Это из номера «Чикаго трибюн» от двадцать седьмого февраля прошлого года. Миссис Макманн выступала в Чикаго, и в газете появилось сообщение об этом событии. После выступления, на пресс-конференции, она согласилась ответить на несколько вопросов. Вот что здесь сказано: «Миссис Макманн заявила, что недавний скандал, в котором был замешан агент ФБР Уайли Синклер, привел ее „в смятение“. „Думаю, кое-кто из принципа должен уйти в отставку“, — сказала она». Конец цитаты. — Бойс протянул листок агенту Уэпсону. — Вы ни разу не читали этих слов?
— Данная статья не попадалась мне на глаза.
— Поздравляю, агент Уэпсон, вы отвечаете как настоящий адвокат.
— Возражаю. Издевательское отношение к свидетелю.
— Снимается. Узнали ли вы об этих высказываниях из каких-либо других источников?
— Наверняка было известно, что между миссис Макманн и Бюро существуют разногласия по этому вопросу.
— И каково было отношение Бюро к «разногласиям» между ним и миссис Макманн?
— Мы считали, что она имеет право на собственное мнение. Разумеется, она была обеспокоена. Как и все мы.
— Не было никакой враждебности по отношению к ней? Не преобладало агрессивное настроение: «Кем она себя возомнила? С какой стати лезет не в свое дело?»
— Нет, лично мне ни о чем подобном не известно.
Бойс забрал у него листок.
— Вопросов больше нет. — Три его любимых слова из всей судебной практики.
По общему мнению — даже по признанию тех, кто по-прежнему был убежден в виновности Бет, — в этот день для правительства заседание суда сложилось неудачно.
После особенно удачного дня Бойс имел обыкновение устраивать «импровизированную пресс-конференцию» на ступенях здания суда.
Выйдя, он оказался в пятне ослепительного света прожекторов и увидел нетерпеливо улыбающихся журналистов, самых преданных своих поклонников и сподвижников. Его любили даже те, кто его ненавидел.
— Сегодня в суде восторжествовала правда, — начал он.
По всей Америке, по всему миру изо ртов брызнула недожеванная пища, на телевизоры посыпались проклятия, были в ярости отброшены салфетки и началось переключение каналов.
Заявление Бойса было кратким. Секретная служба, сказал он, объявила, что это убийство, не приведя никаких доказательств. А между тем ФБР невзлюбило Бет за то, что она посмела критиковать Бюро за некомпетентность. Для них она была всего лишь «назойливой бабой, сующей нос в чужие дела».
На другой день появилось сообщение о том, что глава Национальной организации в поддержку женщин написала «язвительное» письмо членам сенатской комиссии по надзору с требованием провести расследование в отношении ФБР, преследующего Бет «по политическим мотивам». Некоторые члены комиссии храбро заявили, что это чертовски хорошая идея. Директор ФБР, преданный своему делу государственный служащий с незапятнанной репутацией, отец троих детей (девочек), любящий муж, приехав домой с работы, вдруг обнаружил, что на лужайке его поджидают репортеры, желающие знать: а) почему он не уволил некомпетентного агента Уэпсона за дело Синклера; б) почему ФБР стало рассадником женоненавистничества; и, коли на то пошло, в) почему он не уволился сам.
Заместительница генерального прокурора Сэнди Клинтик смотрела по телевизору, как Бойс с победным видом колотит себя в грудь, точно одолевший соперника самец гориллы. Она решила, что ей тоже следует выйти на ступени здания суда и наплести небылиц собственного сочинения. Сделав глубокий вдох, она с гордо поднятой головой направилась к журналистам. Она сообщила им, что пока «удовлетворена» ходом процесса. Агент Уэпсон оказался «весьма надежным» свидетелем. Кроме того, Федеральное бюро расследований ведет себя безукоризненно. Никто не затевал вендетту против миссис Макманн. Правительство еще представит доказательства своей правоты. Благодарю вас.
Втайне же мисс Клинтик страшно злилась на ФБР за то, что агента Уэпсона не отстранили от расследования и не передали дело кому-нибудь другому, как только стала очевидна вся чудовищность преступления. Но, с другой стороны, именно агент Уэпсон дежурил в то утро, когда раздался телефонный звонок, и как только он приступил к расследованию, дело оказалось в его ведении, ничего не попишешь. Если бы у него отобрали это дело, действия ФБР показались бы еще более подозрительными. Бойс Бейлор, конечно, наглец, но вдобавок ему здорово везет.
Однако Бет Макманн убила мужа той плевательницей и отказывается в этом признаться, а она, Сэнди Клинтик, намерена уличить ее во лжи и примерно наказать. Нет, зла она не держит. Возможно, президент Макманн был чертовски гнусным мужем и, возможно, даже получил по заслугам. За это она наказывать Бет Макманн не намерена. Она намерена наказать ее потому, что больше всего на свете хочет стереть с физиономии Наглеца Бейлора ухмылку и запихнуть ее ему в задницу.
Что же до Бет, то она больше не подозревала Бойса в намерении проиграть дело и таким образом отплатить ей за то, что тогда, на юридическом факультете, она устроила ему сцену из «Касабланки». Наоборот. Теперь она терзалась сознанием вины за то, что так поступила с ним в далеком прошлом. Когда она сидела в суде и смотрела, как Бойс потрошит первого свидетеля обвинения, ее переполняло чувство раскаяния. В памяти то и дело всплывало выражение его лица в тот момент, когда она сказала ему, что выходит за Кена.
Они с Бойсом спокойно ужинали в столовой, закрытой для прочих постояльцев гостиницы «Джефферсон». После ужина Бойс собирался продолжить подготовку к завтрашнему допросу агента Секретной службы Бернама.
— Бойс, я…
Только это она и успела вымолвить, прежде чем залилась слезами.
— Что случилось? Эй, все идет хорошо. Мы отлично справляемся.
— Дело не в этом. — Бет громко высморкалась в одну из свежевыглаженных, накрахмаленных салфеток, принадлежащих гостинице «Джефферсон». — Ах, Бойс, мне очень жаль.
— Бет, это был несчастный случай.
Она оторвала взгляд от своего нового носового платка:
— Ты о чем?
Бойс наклонился вперед и прошептал:
— Ты же не хотела его убивать. — Он откинулся на спинку стула. — Впрочем, я вовсе не считал его лучшим из всех президентов.
Он подмигнул ей.
— О чем ты говоришь? — спросила Бет, внезапно перестав плакать.
— Жена номер два, итальянка, постоянно бросалась в меня разными предметами. Один раз она запустила в меня хрустальной пепельницей для сигар. Из Стьюбена. Не меньше пяти фунтов весом. Попади она, я бы здесь не сидел.
— Да не убивала я Кена.
Бойс посмотрел на нее. Эта женщина способна быстро взять себя в руки. У него уже были подобные клиенты. Чувство вины усиливается, пока не становится непреодолимым. Люди теряют самообладание, а потом, не успеешь протянуть им бумажный носовой платок, как они овладевают собой и снова принимаются отрицать свою вину.
— Не важно. — Он пожал плечами.
— «Не важно»?
— Я же твой адвокат. Если и есть на нашей планете люди, перед которыми ты должна оправдываться, то я самый неподходящий.
— Я пыталась сказать… что ни разу не попросила у тебя прощения. За то, что сделала. Тогда.
— Кое о чем я тебе никогда не рассказывал, — тихо сказал Бойс.
— Расскажи сейчас.
— Помнишь, в тот день ты пришла ко мне?
— И что же?
— Я как раз собирался сказать тебе, что разрываю нашу помолвку.
— Что?
— Я тогда влюбился.
Бет в замешательстве уставилась на него.
— Был один… парень.
Бет молча смотрела. Она не знала, что сказать.
— Он пробудил во мне нечто такое, о чем я и понятия не имел.
— Ты…
— Раньше он служил во флоте. Очень мужественный, сексуально агрессивный парень.
— Черт возьми, Бойс! Я же пыталась извиниться.
— Потом выяснилось, что он мне изменяет. С одной честолюбивой стервой.
Они поцеловались. Впервые за четверть века. И все же, как ни странно, ощущение было знакомое.
— Стоп! — сказал Бойс минут эдак через пять. Слава богу, не вошел никто из официантов. Заголовки в газетах! — Завтра я должен быть в суде.
Бет вздохнула:
— Я тоже.
Перекрестный допрос агента Секретной службы Вудроу — «Вуди» Бернама Бойс начал не на своем привычном месте прямо рядом со свидетелем, а издалека. Он стоял за своей кафедрой возле стола защиты.
— Вы хорошо меня слышите, агент Бернам?
— Да, сэр.
Агенту Бернаму было лет тридцать пять, и, как и подобает человеку его профессии, он сохранял отличную физическую форму.
— В Секретной службе вы на превосходном счету.
Агент Бернам был не так глуп, чтобы принять комплимент Бойса за чистую монету.
— Насколько я знаю, среди агентов Службы вам почти нет равных в стрельбе из револьвера.
