— Мамочка родная! — завизжала Света от ужаса.
— Да это ж форменное безобразие! — возмутился я. — Эта пакость истребляет уже искупленные грехи! Безобразие! Об этом ни в одной религии не было сказ…
Договорить я не успел, потому что меня перебили самым беспардонным образом. Хорошенькая одалиска пробежала сквозь меня, и едва я успел разинуть рот от изумления, наблюдая роскошное женское тело, выделившееся прямо из меня и поскакавшее прочь на козьих ножках, как был повален на землю гнавшимся за нею Патрончиком. Впрочем, он был не настолько обуреваем похотью, чтобы не задержаться на мгновение, дабы извиниться и помочь мне встать.
— Ах, экскьюзмер, пердон битте! — учтивой скороговоркой проговорил он.
— Я тебе сейчас покажу экскьюзмер, пердун битый! — выругался я, поднимаясь с земли.
— Кстати! — радостно воскликнул Патрончик, заметив Свету. — Я тебе так благодарен! Так благодарен!
— Да тебе не меня, а его благодарить надо, — девушка кивнула в мою сторону.
— А кто это такой?! — вскинул брови Патрончик.
— Я тот самый майор Камицкий, который расхаживал в ее теле и которого ты, ментовская рожа, хотел упечь в кутузку как малолетнюю проститутку и преступницу!
— Ну, как бы там ни было, а я ничуть не жалею, что умер! Знал бы — мог бы и раньше! — весело прокричал он уже на бегу.
— Да ну его на фиг, — высказалась Света и побежала вслед за своими тетками, спешившими на помощь к изуродованной подруге.
А я помчался следом за своими зверушками ловить метавшегося по лесу осла с кровавым месивом вместо морды.
А на болоте брани продолжалась битва полтергейста Воронкова с пьяным духом Искандурова. Шипение непобежденных змеев перемежалось боевыми кличами не желавших сдаваться космачей, оказавшихся в невыгодном положении, поскольку по вине полководца были настигнуты врагом, находясь в легком подпитии. Что ж касается самого Искандурова, то он оказался широкоскулым черноволосым мужиком лет сорока, среднего роста с внушительным пузом.
Я продвигался сквозь колючие заросли вслед за ослом, ориентируясь по оставленным им кровавым следам. Обезумевшее от боли животное носилось по лесу без всякой цели. Его следы вывели нас к тому месту, где мы только что расстались со Светой. Тут я стал свидетелем забавной сцены. Патрончик, отмахиваясь от докучавших лично ему куриных перьев, на полусогнутых ногах приближался к хорошенькой одалиске, которая стояла, прижавшись спиной к дереву в непосредственной близости от клубившегося тумана.
— Попалась, голубушка! — ласково приговаривал майор.
— Хи-хи, — кокетничала с ним одалиска.
Еще один шаг — и она оказалась бы в объятиях Патрончика. Но мутный туман опередил майора. Мерзкое марево обволокло девицу, она вскрикнула и растворилась вместе с деревом, и не осталось от нее ни козьих ножек, ни рожек. Удивленный Патрончик выпрямился, в недоумении пожал плечами, но сокрушаться не стал, а, быстренько оглядевшись, поймал за руку первую попавшуюся одалиску, повалил ее в сугроб пуха и перьев и занялся с нею тем делом, которым, судя по всему, был озабочен всю свою сознательную жизнь.
«Что же это такое?» — думал я. Но размышлять было некогда. Из чащи с другой стороны послышался ослиный рев, и я снова отправился на поимку животного. На этот раз в погоне за ним мы прошли сквозь болото брани, обогнули сатанинский розовый луг и сверкавшие неподалеку от него четыре колодца. И тогда я увидел, что и с этой стороны к нам подбирался точно такой же гнусный туман, а раненый осел со всей прытью мчался навстречу этому мареву.
— Стой! Стой! — в ужасе закричал я.
Животное остановилось в нескольких шагах от клубившихся паров и обернулось. Я разглядел его печальные глаза, из которых скатывались огромные слезы и стекали в страшную рану.
— Стой! — повторил я и со всех ног бросился к нему.
Осел продолжал смотреть на меня, он больше не ревел, его слезы беззвучно катились по чешуйчатым щекам.
— Не бросай нас, мы поможем тебе! — выкрикнул я на бегу.
В ответ осел жалобно застонал и отвернулся.
— Стой! Не надо! — заорал я, видя, что животное готовится к прыжку.
— Держите, держите его! — вопили сопровождавшие меня зверушки.
Но было поздно, осел резко выпрямил ноги и совершил роковой прыжок. Через мгновение он растаял в тумане, покончив со своими муками.
— Нет! — в ужасе упал я в траву и зажмурился.
Не знаю, почему я так переживал гибель чешуйчатого ослика. Впрочем, провалялся на земле я недолго, потому что боялся подвергнуться той же участи, что и несчастное животное. Я поднялся с земли и посмотрел на светящиеся колодцы. Я хотел было поддаться соблазну кинуться в свой, махнув рукой на все, что происходило вокруг, но потом решил, что, бросив на произвол судьбы души Светы, Патрончика и Воронкова, я совершу такой страшный грех, за который потом даже не в тумане, а в чем-нибудь похлеще вариться буду. И я отправился восвояси.
Еще издали я заметил, что Света плакала в окружении своих маркитанток, а вокруг них сквозь перьевые вихри с выражением мучительного страдания на лице и со своим дубьем наперевес носился Патрончик, при приближении которого одалиски с похабным хохотом разбегались в разные стороны.
— Она бросилась в туман? — спросил я, подойдя к девушке.
— Тебе уже рассказали? — всхлипнула она.
— Нет, но мой ослик поступил так же.
Девушка обняла меня и прижалась к моей щеке своею мокрой горячей щекой.
— А что с Патрончиком? — спросил я, наблюдая, как майор, отчаявшись поиметь очередную одалиску, бросался на Светкиных тетушек и проваливался сквозь них, взметая в воздух тучи перьев и пуха.
— Аау! — взвывал он каждый раз, ударяясь своим внушительным органом об землю.
— Он очень хочет, а эти рогатые стервы больше не дают ему, — ответила на мой вопрос Света.
— Как бы там ни было, а нам пора возвращаться, — сказал я.
— Я не хочу, — тихо молвила девушка.
— Здрасьте-приехали! — воскликнул я.
— Что меня ждет там? Искалеченное тело да еще тюрьма за твои подвиги.
— Откуда ты знаешь про мои подвиги?
— Люцифер дал нам посмотреть через блюдечко с яблоком.
— А саксофоном кто махал? — спросил я.
— Фаготом, — поправила девушка. — Тот мужик, Гоша. Люцифер разрешает ему это проделывать в качестве компенсации за то, что тот раньше срока здесь оказался.
— Тьфу ты, черт, придурок! — чертыхнулся я. — Да если б он меня не огрел, когда я его Леночку за задницу лапал, то все бы и обошлось по-хорошему.
— А ты б не лапал!
— Ну ладно. И все-таки, хочешь ты того или не хочешь, но нам пора возвращаться. Ребра твои срастутся, и от остального как-нибудь отвертимся. Я дам все необходимые показания.
— Да кто ж тебе поверит?! — невесело рассмеялась Света.
— А потом, — не сдавался я, — этот туман! Он подползает со всех сторон, я видел. И мы должны поспешить, пока он не добрался до наших колодцев! Он и тебя сожжет, если ты останешься здесь.
— А может, для нас он нестрашен? — предположила Света.
— И как ты это проверишь? — с сарказмом осведомился я. — Сунешь в него руку, ногу или пол своей задницы.
— Да уж, вам мужикам это проще! У вас как раз есть эта штука, которую вы суете повсюду, а потом смотрите, что из этого выйдет? — съязвила девушка.
— Эй-эй-эй! Мужик, ты, кажется, чересчур заигрался! — услышали мы голос одной из Светкиных маркитанток.
Мы обернулись и увидели Патрончика, приближавшегося к нам с дубьем наперевес. Он не отрывал взгляда от Светы, и глаза его сияли недобрым огнем.
— Ай! Уберите его! — закричала девушка и спряталась за мою спину.
— Не беспокойся, — шепнул я ей и, когда Патрончик приблизился, врезал ему кулаком под ложечку.
— Уй! — майор согнулся надвое.
— Попробуй в туман сунуть, может, все проблемы снимутся разом, — посоветовал я Патрончику, развив мысль, высказанную давеча Светой.
— Помогите! Дайте мне бабу! Я хочу трахаться! Трахаться! За что мне такое наказание! — выл он.
Я обнял девушку за плечи, и мы отошли в сторону от катавшегося в пуху и перьях Патрончика. Он начал было кидаться просто на землю, но тут что-то изменилось в настроении одалисок, и они вернулись к нему.
— Хочешь? — грозно спросила одна из них.
— Хочу-у-у! — с готовностью завопил Патрончик.
— Ну, давай! — задиристо отозвалась женщина и наклонилась, повернувшись к нему задом и явив его взору все свои прелести.
Патрончик вскочил и жадно набросился на смилостивившуюся одалиску.
«Ох, не к добру это», — подумал я, глядя на них.
«Ох, не к добру», — подумал я еще раз, заметив, как другая одалиска пропустила тонкий жгут между Патрончиком и употребляемой им женщиной, сделала петлю и затянула ее у основания мужского достоинства майора.
