Обняв Сунга, Кунг сказал ему:
— Мне кажется, мы больше не увидимся. Желаю тебе того покоя, который есть у меня.
Сунга тронула эта простота.
Только когда они прибыли в гавань, Сунг оценил всю серьезность намерений императора. Корабль был полон людей, снаряжения. В деревянной клетке сидела малая панда, обещанный залог безопасности Сунга. Когда корабль отплыл, к нему подвели придворных гримеров. Когда после тщательной работы он посмотрел в зеркало, то не узнал себя. Гримеры довольно улыбались.
Время или остановилось, или перестало существовать. Наконец я услышал звук умпана перед комнатой роси. Этот звук обозначил конец Рохацу дай сэссина. Я вышел во двор, удивленный белизной снега. Около меня стоял Рёкаи. Когда наши взгляды встретились, некоторое время мы тупо взирали друг на друга пустыми глазами, а потом, как по команде, расхохотались. Другие ученики с удивлением посмотрели на нас.
У дверей помещения для мытья стояла табличка с надписью «Купальня открыта». Право первенства имели ученики Дабу-дзи. Около бочек с горячей водой нас ждали учителя. Это был единственный день в году, когда они терли нам спины в знак выражения благодарности за то, что мы выдержали испытание. Во время дзадзена только из нашего зала нескольких унсуи отнесли в очень тяжелом состоянии к осё-травнику. Были ученики, которые, отступившись, сбежали из монастыря.
Перед купанием мы три раза глубоко поклонились статуе Бацудабары. Когда искупались все послушники, то же сделали и учителя. Теперь следовало ожидать очереди для разговора с роси.
— Какое решение ты принес? — спросил он меня.
— Тот, кто болен астмой, правильно заметил, что его друг не сознает счастья дыхания, но ошибся, взяв мерилом боль. С этой точки зрения только убитый может ценить жизнь.
Роси тихо засмеялся.
— Когда, Цао, ты ударил в умпан, чтобы оповестить о своем приходе, я по его звуку определил, — у тебя все получилось!
Во дворе я встретил Рёкаи.
— Пойдем к Чунгу. Может быть, он позволит нам приготовить чай, — предложил я.
Као Чунг на нашу просьбу лишь похлопал нас по плечам. Мы уселись в его комнатке. Он не разрешил мне сделать чай, но сам приготовил его и принес. Потом оставил нас одних.
Рёкаи смотрел на меня с нескрываемой грустью в глазах, словно говоря: «Я знаю, что ты скоро уйдешь». Мне нечего было ответить ему. Когда мой друг вышел, я остался в одиночестве дожидаться Чунга. Повар не заставил себя долго ждать:
— Думаю, Цао, тебе сейчас самое время заняться приготовлением своего выпускного блюда. Сегодня вечером праздничный ужин. К тому же мне нужна помощь.
Я выбрал очень сложное кушанье, которое мало кто из поваров решается делать. Умпэн являлся одним из самых любимых блюд наших монахов. Мало кто умел его готовить, и лишь единицы делали это хорошо. Учителя же знали о нем самое главное — когда умпэн готов, а когда нет.
Я начал с количества; в большой котел налил приготовленное растительное масло. Каждому из учителей и учеников я предназначил всего по одной большой ложке будущего блюда. До ужина все, кроме хозяев Дабу-дзи, должны были покинуть монастырь, поэтому я мог руководствоваться привычными мерками. Я исключил унсуи, которые, прервав дзадзен, не возвратились в монастырь. Никто и не ожидал, что они когда-нибудь вернутся.
В разогретое масло я положил, предварительно почистив и нарезав, морковку, лопух, луковицы лилии, побеги бамбука, орехи, зеленый горошек, корни лотоса, грибы, бобовые стручки. Спустя некоторое время добавил сахар, соевый соус и крахмал из стреловидного корня, называемого арарут. Вскоре приготовление было закончено. Только тогда я заметил, что Чунг все это время внимательно наблюдал за моей работой. Он попробовал кушанье и спокойно кивнул. На кухню вошли двое учеников и помогли нам отнести умпэн, вареный рис и бочонки, на которые указал Чунг.
По правилам тот, кто готовил главное блюдо для праздничного ужина Рохацу, не мог пробовать его ни во время приготовления, ни во время самого ужина. Задание послушника заканчивается тем, что он ожидает мнения повара, учителя и других старейшин о вкусе блюда. После того как всем раздали еду, роси первым принялся за умпэн. Его лицо расплылось в довольной улыбке. То же самое произошло с остальными. Чунг открыл бочонок и дежурный налил всем саке. Я все это время стоял в стороне, ожидая слов роси.
— Моя душа радуется, что ученик Цао с нами, — сказал учитель. — За короткое время он путем больших стараний многого достиг. Он успешно с правился с заданным коаном и вот теперь успешно завершил свое обучение у Као Чунга, выбрав для экзамена самое сложное блюдо. Цао — первый из новых учеников, которому я даю разрешение отправиться в свое первое паломничество.
Ученики выразили свое изумление едва слышным общим вздохом. Чунг слегка дотронулся до моего плеча.
Дайси Тэцудзиро, не скрывая удовольствия, внес свою лепту:
— Первую жажду мы зальем саке, а дальше продолжим более мягким мирином. Завтра нас ждут прежние обязанности. Поздравляю вас всех с выдержанным испытанием.
Сразу после ужина я, как, вероятно, и все остальные, заснул без единой мысли. Даже если б мысли и были, что бы я с ними делал? Усталость совершенно не оставила им времени.
Плавание было тяжелым. Дождь, шедший беспрестанно, не позволял Сунгу проводить время на палубе. Воздух был холодным и резким. Капитан корабля, европеец из северных стран, который, как сказал Сунгу глава свиты Сун Цу, последние годы находился на службе у сёгуна Бондзона и был его любимым моряком, пришел ему на помощь. Он отвел Сунга в свою каюту и показал библиотеку. Книги были на самых разных языках. Сунг попросил хозяина каюты что-нибудь выбрать для него на одном из двух языков, которые он знал. Капитан рассмеялся и взял с полки какой-то ларец. В нем находился небольшой текст на японском языке, написанный от руки. Кроме того в ларце лежало еще несколько книг. Показывая на них, капитан объяснял:
— Это книга датского хроникера тринадцатого века, написана она на латинском языке. Другая, под названием «Histories tragiques» — 1575 года, ее издал на французском языке Франсуа де Бельфор. Обе касаются легенды о датском принце, перевод которой на японский я как раз закончил. Я пользовался трагедиями из двух других книг, которые вы здесь видите. Одну издал Томас Кидд, и по ней в Англии в 1587 году поставили трагедию. Другую написал его земляк в 1601 году и назвал ее «The Tragical History of Hamlet, Prince of Denmark». Общее у всех этих книг то, что они посвящены судьбе Гамлета. Я предлагаю вам прочитать эту легенду. Заодно скажете, понравился или нет мой перевод.
Сунг удивился этому странному мореплавателю, знающему столько языков. Кроме всего прочего, он еще и переводит ученые тексты! Для кого? И зачем? И почему именно Сунгу он рассказал о своем занятии?
Мастер прочитал рукопись на одном дыхании. Не все в поведении молодого принца Сунг понял, вероятно, оттого, что Гамлет принадлежал миру, который он не знал. Несчастливый конец Гамлета глубоко тронул Сунга. Еще большее впечатление на него произвел хитрый способ, которым Гамлет сообщил горькую правду о своей семье.
Капитан не скрывал удовольствия, когда Сунг похвалил перевод.
— Вы — первый человек, которому я его показал. Я боялся, что вам это покажется чуждым. Однако ваши слова убеждают меня в том, что пьесу нужно показать в этих землях.
— Без сомнения. У меня есть предложение: если позволите, я бы до конца путешествия переписал ваш перевод и сохранил бы экземпляр в надежном месте.
Капитан согласился. Сунг тотчас взялся за работу и еще до конца плавания переписывание было закончено. При расставании европеец передал Сунгу небольшую коробочку.
— Признаюсь, вы были моим самым дорогим спутником. Мне бы хотелось еще встретиться с вами. Я уверен, — нам есть о чем поговорить. Позвольте подарить вам эту книгу. Это экземпляр трагедии о Гамлете англичанина Томаса Кидда. Думаю, что у вас он будет в большей сохранности.
Сунг принял подарок с благодарностью.
* * *
Церемония должна была показать, насколько важен для хозяев визит императорского посланника — открывающий закрытые столько лет двери между двумя странами. Сунга встречал представитель сёгуна.
После оказания всех почестей Сунга и Сун Цу усадили на покрывало, где их угостили чаем из японской вишни. Представитель был молчалив и, как показалось Сунгу, несколько подозрителен. Он говорил заученными фразами.
После тя-но-ю последовало вручение подарка гостю. Это был прекрасный лук из желтого бамбука. На колчане золотыми нитями было вышито имя сделавшего его Хамбэи Хадзу, потомка известной династии мастеров. Глубокий и долгий поклон Сунга слегка растопил холодность представителя. Как военному, ему было приятно видеть перед собой человека, разбирающегося в оружии и способного оценить достоинства подарка.
