Януш Гловацкий - Последний сторож

Менеджер подумал, что ослышался, но у меня было свое на уме. И действительно, Кейн ждал. Теперь я совсем успокоился — значит, Кейну на самом деле что-то от меня нужно, и, значит, ему придется за это дорого заплатить. Я и предположить тогда не мог, что цена, которую я заплачу, будет куда выше.

В тот же вечер Д. Д. К. пригласил меня в свой отель. Всю дорогу он молчал, а я тоже не рвался чесать языком. Я выжидал. Только когда мы в окружении плотной толпы телохранителей поднялись на самый верхний этаж, Кейн наконец раскрыл рот. Он сказал, что дело весьма деликатного свойства. Догадываюсь, ответил я. Помню, хотел еще что-нибудь добавить, ну, пошутить, что ли, но на ум как назло ничего не приходило. Кейн кивнул, этот его, то ли баба, то ли мужик, Жан-Пьер взмахнул рукой, шеф телохранителей Стивен распахнул дверь, и в гостиную вбежала Соня.

Вот тогда я увидел ее впервые. Говорят, что большое чувство рождается внезапно. Ну не знаю. Любовь пришла позже, когда я узнал Соню поближе и понял, какая это тонкая натура, как она одинока и несчастлива.

Но об этом потом. В тот раз она просто вбежала в гостиную и, сощурив глаза, стала пристально меня разглядывать.

Разумеется, я слышал о романе Кейна с Соней. И знал, что скандал поломал его политическую карьеру. Сегодня в такое трудно поверить, но нужно помнить, что дело происходило в первые годы XXI века. В пору дикого пуританизма, когда любовь со свиньями еще не получила безоговорочного общественного одобрения. Откровенно говоря, я считал, что со стороны Д. Д. К. это было всего лишь мимолетное увлечение, причуда, погоня за сильными ощущениями, нечто в стиле оставшихся в прошлом авантюр шекспировского короля Генриха. И не подозревал, что дело зашло так далеко. А между тем оказалось, что Кейн и на сей раз остался верен себе и решил бороться за свое право на любовь. Короче говоря, невзирая на разницу в возрасте, задумал жениться на Соне и тем самым доказать всему миру, что свиньи ничем не отличаются от женщин.

Отчасти проблема заключалась в том, что Соня происходила из бедной многодетной семьи и не получила приличного воспитания. Кейн, при всей своей толерантности, опасался, что разница в образе жизни, несходство политических и эстетических взглядов могут омрачить их с Соней совместную жизнь.

В тот вечер он признался, что хочет поручить мне трудную, но благородную миссию. Хочет доверить мне образование Сони.

Предложение звучало заманчиво, и дело было даже не в деньгах, хотя сумму Кейн назвал просто астрономическую. Не каждому судьба бросает такой вызов. Вы только на минуточку представьте себе: распахнуть перед молодой свиньей окно в мир, созданный руками и разумом вдохновленного Богом человека, разбудить в ней воображение, познакомить с великими произведениями литературы и искусства.

Но задача показалось мне дьявольски трудной, гораздо труднее моей работы с пауками. Если по-честному, я не был уверен, что хорошо подготовлен для ее выполнения. Образование я, конечно, получил, и неплохое, но только начальное. Правда, был силен в теологии. Не пропускал ни одной серьезной выставки, ни одной премьеры. А что будет, если я подсуну Соне не ту книжку? Не сумею заразить ее любовью к «Улиссу» Джойса? Я колебался.

Проходили минута за минутой. Кейн беспокойно заерзал в кресле и признался, что я — его последний шанс; в глазах у него даже блеснули слезы. Я согласился, и тогда он крепко, по-мужски пожал мне руку.

На первый взгляд Соня производила впечатление обычной свиньи, но оно было ошибочным и быстро рассеялось. Оказалось, что у нее незаурядные способности к плаванию и танцам. А также несомненный дизайнерский талант: она прекрасно чувствовала цвет, обладала отменным вкусом, умела подобрать соответствующий материал и запросто придумывала самые неожиданные композиции. Соня с интересом разглядывала шедевры Микеланджело, Рубенса и Раушенберга.[11] Несколько хуже, если не сказать безнадежно, обстояло дело с ее английским. Конечно, не случалось такого, чтоб я не сумел с ней договориться, но и не скажу, что это было делом легким или приятным. Я решил разузнать о Соне побольше.

И, чтобы добраться до самых корней, отправился в Айову на ферму Джека Джонсона. Туда, где она родилась и где прошло ее детство. Джонсон, раздутый от пива здоровяк, очень удивился, что Соня наделала столько шума. Он рассказал, что у нее было шестеро братьев и сестер, которые все уже пошли под нож, а посему увидеть их мне не удастся, сама же она ничем особенным не выделялась. Правда, обычно первой оказывалась у корыта и визжала громче всех. Но все-таки Джонсон признал: что-то в ней было, недаром однажды ночью она прогрызла двойную металлическую сетку и сбежала.

Позже, когда я уже начал лучше понимать Соню, я спросил ее об этом побеге. Она не сумела толком объяснить, что ей тогда взбрело в голову. Сказала, что просто должна была так поступить. Что-то ее подстегивало, какая-то не поддающаяся объяснению тоска. Впрочем, если честно, я не на все сто процентов ее понимал, поскольку у Сони был жуткий акцент. Из того, что я понял, следовало: приняв однажды даже ей самой непонятное решение прогрызть сетку, она просто кинулась бежать куда глаза глядят. На восток ее гнало, похоже, само провидение — она безошибочно отыскивала дорогу. Ела все подряд, что только росло вокруг, пила воду из озер, рек и даже из луж. Целый месяц паслась на полях, засеянных коноплей, что, кстати, привело к сильнейшей зависимости. Пару раз застревала на каких-то фермах, но долго на одном месте усидеть не могла. В Пенсильвании попала в отвратительную компанию крупного котяры и двух бездомных дворняг, которые ее попросту использовали. Наконец добралась до Нью-Йорка и там оказалась на самом дне. Соня не хотела вспоминать об этом периоде своей жизни. Думаю, она пыталась вычеркнуть его из памяти. Как бы то ни было, однажды вечером, когда, измученная и голодная, она трусила по Бродвею, на нее наехал лимузин Кейна. Она была в шоке. Помнила только, что над ней склонялись какие-то тени. Какие-то люди взяли ее за ноги и швырнули в багажник. Она подумала, что это конец, и потеряла сознание.

Очнулась она в постели оттого, что кто-то нежно целовал ее в рыло. Как выяснилось позже, Кейн после происшествия приказал отвезти Соню не в больницу и не к ветеринару, а в маленький элегантный мотельчик в Нью-Джерси, который, само собой, тоже принадлежал ему. Именно там, над Гудзоном, неподалеку от Энглвуда, начался их роман. Кажется, я уже упоминал, что Сонин английский сильно хромал. Но кто знает, не этот ли изъян стал причиной ее небывалого успеха в качестве эстрадной попсовой звезды. Уже через неделю после появления на рынке ее первого сингла «Доктор Визг» стало ясно, что Кейн победил, а американская молодежь обрела нового кумира.

И критики, и простые меломаны были едины в своем мнении. Магнетизм личности Сони, ее необыкновенный, хватающий за душу голос, неотразимая экспрессия позволили миллионам молодых и многообещающих американцев разорвать ненавистный корсет пуританского хип-хопа и в ритме тяжелого визга в десятках концертных залов и на тысячах дискотек дать выход своим наиболее интимным естественным потребностям.

Гений Кейна и благородный артистизм Сони нашли самое полное воплощение в изысканном, поэтичном видеоряде «Пигмалион И», где были запечатлены восемьсот эротических позиций. Представленный на осенней экспозиции в Метрополитен-музее, этот шедевр стал путеводной звездой в искусстве нового миллениума. Признаюсь, даже сейчас, когда я об этом говорю, мне трудно сдержать волнение. Бог мой, что это был за хит! Без ложной скромности могу сказать, что я очень много сделал для Сониного успеха. Она частенько называла меня своей музой. Мы почти ни на минуту не расставались. Ведь даже на сцене я всегда находился при ней, держа в кулаке конец цепочки, а в карманах сахарок, который она обожала. Мы оба были молоды, ночи были жаркими — стоит ли удивляться, что в таких обстоятельствах между нами начало зарождаться чувство?

Преградой на пути к нашему счастью стал стареющий и все больше озлобляющийся Кейн. Соня никогда не была с ним счастлива. Очень скоро она поняла, что Кейн ее не любит. Он просто нуждался в Сонином успехе для удовлетворения своих ненасытных амбиций. Ему не терпелось отыграться за поражение на выборах. Он хотел доказать всему миру свою правоту. В постели был груб и эгоистичен. Уже через полгода после свадьбы Соня оказалась на грани нервного срыва. Начала пачками глотать антидепрессанты, но вскоре вынуждена была бросить, поскольку прибавила в весе восемнадцать кило. Впрочем, не так уж они и помогали.

Светом в конце тоннеля стал для нее Интернет. Каждый день Соня заходила в «чат-рум» и благодаря этому узнала, что не одна она такая, что на свете много других свиней, оказавшихся в точно такой же или схожей ситуации. Через Интернет она подружилась с сибирской свиньей Таней, которая вылетела из полуфинала объявленного Fox-TV конкурса на претендентку в жены мультимиллионера. У Сони было доброе сердце: сама находясь в глубокой депрессии, она пыталась всячески поддерживать Таню. Все напрасно. Таня бросилась с моста «Золотые ворота» в Сан-Франциско. Тела ее не нашли. Соня тяжело это пережила. Я делал что мог, чтобы ее приободрить. Но с тех пор как она перестала выступать и Кейн перебрался в замок, мы не могли уделять друг другу много времени. Кейн счел образование Сони законченным, поблагодарил меня и перестал платить, но согласился на мое присутствие в замке в качестве консультанта. Тайком встречаться с Соней я мог, только когда Кейн смотрел свои фильмы, постоянно одни и те же. Он запирался в огромном кинозале и часами просиживал там в одиночестве. Когда крутили «Унесенных ветром», в нашем распоряжении было четыре бесценных часа.