Владимир Домашевич - Финская баня

Далеко залетел в мыслях Колотай, не заметил, как подошел к нему Юхан и показал два билета. Колотай просто глазам своим не поверил, даже переспросил: до Стокгольма? Юхан скромно улыбнулся и кивнул, отдал один билет ему, а второй спрятал у себя вместе с кошельком, еще довольно пузатым, как заметил для себя Колотай. Ждать поезда оставалось еще несколько часов, и они решили пройтись по городку. Только вот что делать с лыжами? Они фактически им уже не нужны, они сослужили свою хорошую службу и теперь могут идти в отставку. С лыж они теперь становятся на рельсы, это как будто более надежно. Но не говори гоп, пока не перепрыгнул…

Так они шли с лыжами на плечах по незнакомому городку, и у Колотая было ощущение, что они идут по какому–то белорусскому райцентру, только здесь снега больше, а улицы лучше почищены — и вся разница. Может, дома здесь больше ухожены, лучше утеплены, потому что зима здесь дольше, крепче морозы, совсем близко Полярный круг, а это что–то да значит. Хотя где–то поблизости теплый Гольфстрим, а он тоже делает погоду. Людей на улице почти не было, только кое–где виднелись фигуры во дворах, которые расчищали дорожки. На тротуаре остановились перед мужчиной, убиравшим снег. На вид ему было лет сорок, щеки от работы и мороза у него разрозовелись, он распарился, даже расстегнул свою серую теплую, на меху, куртку с капюшоном. Юхан что–то сказал ему, видимо, поздоровался, тот осмотрел парней с лыжами и обратился к Юхану. Слово «шидур» было сказано несколько раз — понятно, что лыжи. Швед пригласил их к себе во двор домика, свежеокрашенного в желтый цвет с крыльцом–верандой, застекленной сверху. Он оставил их на веранде, где чувствовалось тепло, и вскоре вернулся с деньгами в руке, отсчитал несколько бумажек и отдал Юхану, который сказал длинную фразу:

— Так… Ви скуле альдрыг Клара ос сутан дэй.

На что швед ответил коротко: «Так», что очень удивило Колотая: что значит это «так» — совсем белорусское слово?

«Жаль лыж, — подумал между тем Колотай, — но хорошо, что нашелся покупатель. Избавились от лишней заботы. Будем считать, что нам еще раз повезло… Но что значит это «так»?

Затем они зашли в продуктовый магазин — хоть посмотреть. Выбор был большой, прилавки, казалось, гнулись от товаров: мучных, макаронных изделий, хлеба разных сортов и булок–батонов, различной свинины–ветчины, оленины, а уж о рыбе и говорить нечего — выбирай на вкус, и цену тоже. Цен Колотай не знал, но по тому, как приценивался Юхан и как ему отвечали продавцы в чистых белых халатах, было понятно, что все здесь дорогое, им не по карману. Однако Юхан купил две банки рыбных консервов и большой белый батон, который ему завернули в бумагу, специально для этого предназначенную, а не в газетную, как у нас бывает. Еще взял большую бутылку молока, видно, соскучился парень по своему домашнему продукту.

Что могли они купить в книжном магазине? Книгу на чужом языке? А книг лежало и стояло много, просто изданных, видно, недорогих, с рисунками — скорее для детей и юношества. Юхан купил шведскую газету «Свенска дагладэт» и туристическую карту Швеции. Это было именно то, что нужно Колотаю. Ведь что он знал о Швеции? Ничего! Только то, что она на Скандинавском полуострове, что это страна фьордов и шхер, что население — около десяти миллионов. Что у нее был когда–то король Карл XII, которого русский царь Петр I разбил под Полтавой. Но об этом он знал больше из поэмы Пушкина «Полтава», чем из истории. Кажется, прошелся он и по Беларуси, тогда Великом княжестве Литовском, была битва со шведами под Лесной, может еще две — и все.

Юхан взглянул на свои наручные часы и показал пальцем в сторону вокзала — нужно направляться туда, время подгоняет. Колотай тоже механически посмотрел на свои, подарок Хапайнена: было пять двадцать пять, а поезд отправлялся в шесть с минутами.

Странные у них сейчас связи–отношения: при людях они друг с другом не разговаривали, чтобы не вызвать подозрение. А наедине Колотай на свои вопросы получал короткий ответ: кюлля или эй. Если же Юхан начинал объяснять что–то более развернуто, Колотай ничего не понимал, и разговор их терял всякий смысл. Но ничего важного они друг от друга и не ожидали услышать. Главное, что они сейчас в свободной стране, которая не воюет ни с кем и никого не боится, а это очень важно: нет здесь такого напряжения, как в Финляндии, где война отражается на всех сферах жизни, особенно на человеческих отношениях. Может, это и хорошо, что они плохо понимают друг друга и мало разговаривают между собой: меньше шансов попасть под подозрение и оказаться там, где тебе будет очень жестко. Не хватало еще, чтобы их зацапали как шпионов!

Город был небольшой, как наш райцентр, например, Слуцк, застроенный хаотично, без всякого плана: где кто хотел, там и строился. Дома преимущественно одноэтажные, хотя встречались двух– и трехэтажные, по всему видно, построенные в последнее время, порой очень вычурной конструкции: с башенками, портиками, балконами, верандами. Иногда Колотаю виделось что–то знакомое: такие же дома, такое же скрещение улиц — ну точно видел где–то в Слуцке или Бобруйске. Его это просто поражало: где–то за краем света есть что–то знакомое! Как оно здесь оказалось, как повторилось в подобном варианте? И ты об этом никогда не узнал бы, если бы судьба не забросила сюда…

Вот двухэтажная школа, окрашенная в спокойный желтоватый цвет, с двумя рядами окон, с небольшим, никак не парадным, входом. Что это — школа, они, может, и не подумали бы, но как раз прозвенел звонок. Во двор школы высыпали дети, уже одетые, будто они только и ждали звонка. Но не было здесь той суеты, толкотни, смеха, улюлюканья — всего того, что характеризует наш школьный коллектив: тут чувствовался совсем другой темперамент, другое воспитание. Подростки шестого–седьмого класса спокойно расходились по своим улицам и направлялись домой, неся на плечах немаленькие ранцы с учебниками. Это намного лучше, чем тащить в руке тяжелый портфель или какую- нибудь полотняную сумку, как когда–то таскал он сам, Колотай.

Они подошли к вокзалу. Не терпелось занять свое место у окна и смотреть бездумно, как мелькают деревья у дороги, здания, горы, высокие и не очень, и все такое белое от снега, что невольно хочется надеть темные очки. И вот поезд уже стал на свое место, паровоз пыхтит паром, разогревает нутро, чтобы одолеть далекую дорогу, которая его ожидает. Пассажиров не скажешь, что много, они не спешат, ведут себя спокойно, уверенно, будто знают, что поезд без них не поедет. Люди с дорожными сумками, рюкзаками, у некоторых связанные лыжи в руке… Юхан ведет Колотая в их вагон второго класса — не самый дешевый, но и не столь дорогой, как первый. Они занимают купе на четыре человека, но пока что никто не приходит, и они тешат себя надеждой, что, возможно, поедут только вдвоем. Наконец пассажиры заняли свои места, провожающие покинули вагоны, паровоз дал сигнал отправки, заскрежетали отпущенные тормоза, загрохотали буфера, вагон дернуло, поезд тронулся и поехал: слава Всевышнему! Колотай готов был кричать и плакать от радости, что вот они уже на пути к своему спасению. Но тут же осадил себя, словно горячего коня, отругал за безоглядный оптимизм: впереди их ожидают еще вон какие испытания, еще неизвестно, чем все может закончиться. Подожди, еще наплачешься, еще наскачешься…

— Оннэа! — все же не удержался Колотай и подал руку Юхану.

— У добры час! — ответил Юхан по–белорусски и крепко пожал руку Колотаю.

Колотая удивило, что он запомнил слова, сказанные при прощании его отцом, когда они выезжали со двора. Те слова сбылись, пусть же сбудутся и эти.

Они едва успели осмотреться, разложить свои рюкзаки, раздеться, как послышался стук в дверь, и в купе вошел средних лет железнодорожник, его форма немного напоминала советскую по цвету, но фуражка была очень непривычной для чужого взгляда, сказал «хэй», потом произнес что–то требовательно. Юхан тут же стал искать свой билет, а на него глядя, то же самое сделал и Колотай. Проводник забрал их билеты, засунул в свою книжку с делениями на каждое купе и еще много чего–то говорил Юхану, а тот лишь кивал головой. Оба они называли столицу Швеции — Стокгольм, но как–то не так, а Стоккольм — видимо, как произносят шведы.

Когда они остались в купе одни, Юхан при помощи жестов и немногих русских слов пытался объяснить Колотаю смысл его разговора с проводником. Колотай понял, что они будут ехать три или четыре дня, что на некоторых станциях они будут стоять по несколько часов, пока поменяют паровоз и машиниста с кочегарами. Что на ночь он будет выдавать им постельные наборы, а спать они пусть ложатся на верхних полках, потому что нижние могут быть заняты людьми в годах, которые сядут в вагон на любой станции. Все это высказать Юхану было нелегко, как и Колотаю понять без переводчика, однако они постепенно привыкли к такому обмену новостями или даже мыслями: вынуждали обстоятельства.