— Слушай сюда, сопляк! Мы здесь не в игрушки играем, мы здесь ведем уголовные дела, и у нас полно информаторов! Так что мы знаем всех ребят из клана Дэвая наперечет и знаем, что ты — просто-напросто лживая тварь…
— Маленький ублюдок, похоже, решил проиграть и изобразить из себя настоящего якудзу, — язвительно добавил второй детектив. — Он думает, у нас в черепушках вместо мозгов дерьмо плещется! — И уперся большим пальцем в столешницу — в уголовном сообществе это очень оскорбительный жест.
Я украдкой следил за их злобными лицами — если так можно назвать наглые рожи этих полицейских тварей! — и понимал, что мне надо готовится к худшему. Я готов был скорее умереть, чем начать мямлить: “Извините, господин полицейский, я ошибся… Игру устроили уважаемые члены клана Дэвая такой-то и такой-то, а я просто сидел в уголке и наблюдал, я всего лишь ученик…”
Нет, я упорно продолжал стоять на своем:
— Все было так, как я сказал! Вы можете занести мои слова в протокол и приступить к допросу!
Не знаю почему, но детектив-толстяк просто взбесился от такого заявления и сурово объявил:
— Не хочешь сознаться по-хорошему? Тогда нам придется спросить твое тело, может, у него найдутся другие ответы…
И меня повели в комнату для допросов. Она была довольно большой. Если считать на старый манер, площадью не меньше чем в десять плетеных подстилок [16], пол в комнате был застлан татами. Кроме меня там уже находилось несколько обреченных — несчастный мелкий воришка да пара карманников, и всех нас допрашивали одновременно.
— Ну что, парень, давненько тебе не случалось получать горячих по заду? Сейчас узнаешь, что такое хорошая порка! — расхохотался полицейский, намекая, что меня ждет. Потом он гаркнул своим подручным:
— Ну-ка тащите сюда розги! Дюжину розг!
— Сию секунду, господин инспектор… — засуетились помощники.
Мне связали руки за спиной и, как только принесли розги, задрали кимоно и швырнули на пол кверху голой задницей. Порка не так уж страшна, если дерут обычными, круглыми розгами. Но у полицейских розги были оструганы в форме трехгранника, каждая грань которого была специально заточена и больно впивалась в тело при ударе.
— Ну, как оно? — Толстый полицейский повертел передо мной эти особенные розги. — Нравится?
Я молчал.
— Слышишь меня? Отвечать, когда я задаю вопрос! — Он со всего маху влепил мне оплеуху, потом еще одну. — Ну что, нравится? Хочешь еще?
— Строит из себя героя! Пора его поучить… Пусть узнает, что такое настоящая боль!
— У тебя еще есть время признаться и уйти отсюда невредимым… — предложил его партнер. Я молча склонил голову, меня растянули на татами и принялись охаживать розгами. Эти старые лисы здорово набили руку на допросах с пристрастием! Такие не сломают случайно челюсть или ребро. Они отлично разбирались, куда бить, чтобы не изувечить, но вызвать по-настоящему адскую боль, — старались хлестать розгами в мягкие ткани между ягодицей и бедром. Это очень больно, но не повреждает костей, и дознаватель может лупцевать задержанного сколько сочтет нужным.
Полицейские какое-то время просто секли меня, но скоро поняли, что одним битьем от меня мало чего добьешься. Тогда их старший сурово нахмурился:
— А на это что скажешь?
Розгу прижали заточенной гранью прямо к моей голой заднице, сверху набросили мою же одежду, а потом один из полицейских наступил на палку сверху. Под тяжестью взрослого мужчины, топчущегося по моей заднице, заточенный край впился в тело так глубоко, что полилась кровь! Но и этого им показалось недостаточно, мучители схватили меня за одежду и стал раскачивать взад-вперед под веселенькую присказку:
— Пилим, пилим! Туда-сюда! Туда-сюда!
Рана огнем горела, боль судорожными волнами прокатывалась по телу — я все крепче стискивал зубы и чувствовал, как из глаз горячим потоком катятся слезы. В конце концов боль стала невыносимой, я не выдержал и застонал, комната стала расплываться у меня перед глазами…
А когда пришел в себя, то обнаружил что лежу на полу, весь мокрый. Значит, я все же потерял сознание и полицейские окатили меня водой из ведра.
— Крепкий парень, — процедил тот детектив, что постарше, и, желая убедиться, что я еще жив, склонился надо мной и пощупал лоб — я мрачно ухмыльнулся.
— Ах ты слизняк! Думаешь, мы закончили? — снова взбеленился толстяк, отдал приказ и снова вскочил на меня, а его подручные принялись опять раскачивать меня, монотонно напевая:
— Туда-сюда! Туда-сюда! — Это был настоящий кошмар. Надеюсь, в агонии человек испытывает меньшие муки. А толстяк только скалился как макака:
— Этот недоносок крепче, чем кажется…
Тут надо сделать небольшую оговорку: даже в суровые старые времена полиция практиковала такие методы допроса только применительно к нам, якудза. Хотя не знаю наверняка, как они обходились с остальными правонарушителями, все равно уверен, что пытки применяли исключительно к членам профессиональных банд. Дело в том, что обычный, средний правонарушитель сознался бы в чем угодно при малейшем намеке на порку. Но потом, оказавшись в суде, мог преспокойно заявить:
— Я сделал вынужденное признание, полиция заставила меня сознаться под пыткой! На самом деле все мои признания — сплошная ложь, их вырвали у меня силой… — И любой хороший адвокат взялся бы за такое дело и легко доказал бы суду, что все выводы следствия гроша ломаного не стоят! Поэтому к обычным гражданам полицейские остерегались применять настолько жесткие методы, приберегали розги для профессионалов преступного мира…
Вы можете задаться резонным вопросом: почему якудза не могли воспользоваться той же тактикой и сделать заявление о применении пыток в суде? Потому что якудза тоже не были полными дураками! Стоило бы якудза устроить подобную подставу в суде, как по полиции разнесся бы слух:
— Из-за этих жалких ублюдков двоих наших ребят отстранили от работы дознавателями! Дальше так продолжаться не может, пора им напомнить, где их место!
Полицейские могли взять в кольцо игорные притоны виновников происшествия. Двадцать четыре часа в сутки патрулировать улицы в окрестных районах и проверять документы у всех и каждого. Обычные любители игры и даже преданные завсегдатаи не стали бы прорываться в игорный зал через полицейские заслоны, и скоро злачное место погибло бы естественной смертью, а его владельцы пошли по миру, оставшись без своих обычных доходов. Видите ли, если полиция действительно бы захотела покончить с азартными играми, то сделать это не представляло большой сложности!
Так что отношения якудза и полиции были как две стороны одной медали — полиция закрывала глаза кое на что, а якудза даже под страхом смерти не доносили на жестокость полиции, потому-то дознаватели чувствовали себя вольготно, когда дело касалось профессиональных игроков!
Вообще, главная добродетель для якудзы — держать рот на замке, когда речь заходит о делах. Конечно, это правило распространяется только на посторонних, в своем клане можно рассказать ребятам про бесчинства полицейских. Даже если молва дойдет до других кланов — не страшно! Получить от полиции основательного тычка для настоящего якудза все равно что военному медаль заслужить — придает авторитета во всем сообществе. У человека, который выдержал допрос с пристрастием, сразу складывается серьезная репутация! Но если он дал слабину на дознании, об этом тоже сразу станет известно. Люди начнут перешептываться у него за спиной:
— Смотри, этот парень только с виду крепкий, а внутри он гнилой, как испорченный соевый сыр. — И человеку уже никогда не избавиться от такого позорного ярлыка. На нем можно смело ставить крест — даже если он останется якудзой всю жизнь, ему никогда не достичь высокого положения, он не продвинется в иерархии клана даже на шаг! Я хорошо уяснил эту истину и с каждым ударом крепче сжимал губы, давал полицейским понять — я не из тех ребят, которые идут на попятную! Наконец даже до них дошло, что я собой представляю, и мои показания занесли в протокол.
Я стал единственным обвиняемым в организации нелегальной азартной игры.
Меня ждал суд.
Судья, уполномоченный рассматривать мое дело, ознакомился с протоколом и сухо спросил:
— Согласен с выводами следствия?
— Согласен, господин судья! — Я покорно склонил голову.
— Признаешь себя виновным?
— Признаю, господин судья!
Мне был вынесен приговор — три месяца тюремного заключения. По итогам судебного разбирательства меня отправили отбывать заключение в тюрьме Сугамо. Не стану скрывать — я очень гордился собой…
Современные исправительные учреждения отличаются от тюрем, которые я успел застать по молодости лет, как небо и земля. Нынешние места заключения созданы с целью перевоспитать правонарушителя — ну, во всяком случае, так они задуманы! А в старое время единственной задачей тюрьмы было наказать преступника. Если человек нарушил закон, он должен искупить вину собственными страданиями, таково было главное предназначение тюрем старого образца, и самой страшной мукой для заключенных были охранники. Эти люди не ведали ни жалости, ни даже малейшего сочувствия. Взять под полный контроль заключенного со всеми потрохами, распоряжаться его телом и душой — вот чего они добивались!
