Рассказ затягивался. Гриффин медленно ел свой салат, а Росс все говорил и говорил. Отдавая долг Автору и Кахане, Гриффин слушал его внимательно. Все же какая-то свежесть подхода чувствовалась. Если фильма из этой идеи так и не выйдет, почему бы не поручить Россу что-нибудь другое?
– И, естественно, вы не уверены, что это вам не приснилось. По крайней мере, до тех пор, пока вдруг не попадаете туда снова, без Ковбоя, а Клэнтоны, переодетые индейцами, угоняют скот. Ваш пони от испуга спотыкается, и вы падаете. Пони убегает обратно в голубое облако, потом в спальню и снова превращается в коня-качалку, а вы остаетесь один и не можете вернуться назад. Все по-настоящему. Теперь вам надо пересечь пустыню. Найти Ковбоя. Спасти индейцев от разгневанных горожан, которые винят их в угоне скота. Спасти Ковбоя, когда его ранят. И вам предстоит стать кровным братом Джеронимо.[27] Рыбачить и играть с индейцами. Их шаманы помогают вам вернуть пони, и вы наконец можете отправиться домой. Вы обещаете Ковбою, что не скажете, где были.
Кто, по мнению Росса, должен играть Ковбоя? Если не Клинт Иствуд, то кто еще?
– Вас не было месяц. Вы не говорите, где были, пока в школе какие-то дети не начинают смеяться над индейцами. Тогда вы всем рассказываете, какие индейцы на самом деле и что вы кровный брат Джеронимо. Вы бежите домой и пытаетесь отправиться в ковбойский рай, но вас останавливает Ковбой. Вы нарушили главное правило: вы рассказали. Потом ваш отец сжигает коня-качалку, которого всегда терпеть не мог. Потом он отводит вас к психиатру, который прописывает транквилизаторы, и вы становитесь вялым и безучастным. А потом Сандра, девочка, которой вы всегда нравились, говорит: «Кровному брату Джеронимо не нужны транквилизаторы». Она рассказывает вам, что по ночам становится медсестрой времен Гражданской войны и работает с Флоренс Найтингейл.[28] Вы собираетесь с духом. Учите отца ловить рыбу. Он знает, что вы изменились, знает, что, пока вы отсутствовали, что-то произошло. Но он также знает, что не стоит на вас давить. Он вас уважает. Потом в школе какой-то мальчик поднимает тревогу по гражданской обороне, и все думают, что тревога не учебная, а настоящая, что вот-вот полетят бомбы, учительница падает в обморок, и тут вы берете руководство на себя, вы лидер, вы герой. А вечером дома вы чувствуете себя довольным, счастливым и умиротворенным. У родителей гости, а вы сидите в отцовском кабинете, где стоит старый черно-белый телевизор. Вы переключаете каналы и натыкаетесь на серию «Ковбоя», в цвете, которую раньше не видели. Но это не фильм, а послание: Клэнтоны захватили Ковбоя. Они собираются взорвать поезд. Как помочь? Шедоу заперт в загоне для скота. Вы его зовете, и он слышит. Прыжок через ограждение – и он выскакивает из телевизора. Вы запрыгиваете на него, и конь уносит вас в голубое облако.
«Это красиво», – подумал Гриффин.
– Вы собираете ополчение, а сами ведете вперед кавалерию, и поскольку скачете на Шедоу, то успеваете спасти Ковбоя в самую последнюю минуту перед взрывом. Вместе вы спасаете мост и поезд и ловите Клэнтонов. Вы даже получаете награду. А потом приходит время прощаться. Ковбой отводит вас к изгороди в ковбойском раю. Вы знакомитесь со всеми великими героями Запада. Король Родео возвращает вашего пони. Ковбой отдает вам деньги, полученные в награду. Вы прощаетесь с ним. Звонит колокол на ужин. Вы смотрите, как Ковбой перепрыгивает через изгородь, а потом уезжаете. Когда вы возвращаетесь к себе в спальню, пони не превращается в коня-качалку. В комнате родители, но они потеряли дар речи. Вы небрежно отдаете золото отцу. Верхом спускаетесь по лестнице и едете на автобусную остановку. Вы даете отпор хулигану, который вас мучил. Спрашиваете Сандру, не хочет ли она прокатиться до школы. Она садится на пони. Пони увозит вас обоих, а за кадром звучат «Счастливые тропы» в исполнении Роя Роджерса и Дейл Эванс.[29]
Росс отправил в рот еще немного салата, дожидаясь реакции Гриффина.
– Это лучшая идея, которую я услышал за полтора года, – сказал Гриффин. – Мы должны рассказать ее Спилбергу. – Он решительно хотел осчастливить этого Автора и пробить его идею. Он решительно хотел снять «Ковбойский рай» и сделать так, чтобы открыток больше не было. – Но у меня есть один вопрос, – сказал он, наблюдая, как Росс едва сдерживает ликование. – Это обязательно должны быть пятидесятые годы?
– Я планировал, что действие будет происходить в наши дни. Энди записывает старые вестерны в три ночи.
– Хорошо, – сказал Гриффин, – это на тот случай, если скажут, что пятидесятые уже до смерти надоели.
– Зрителям они всегда нравятся, – сказал Росс.
– Я возьмусь за это предложение, – сказал Гриффин.
В зал вошел Сильвестр Сталлоне со своим агентом. Агент остановился у столика Гриффина. Гриффин был знаком со Сталлоне. Он представил Дэнни Росса: «Слай, это Дэнни Росс, Автор». Агент Сталлоне осмотрел Росса с головы до ног: очевидно, это был кто-то важный, но почему он о нем никогда не слышал? Хорошо, что он назвал его Автором. Росс потерял дар речи: наверное, остолбенел от счастья.
Когда они выходили из ресторана, Гриффин спросил Росса, кто его агент. Гриффин ее знал, ее звали Марла Холловей. Он попросил Росса, чтобы она ему позвонила. Они попрощались. Гриффин протянул талончик служащему парковки, а Росс пошел пешком в сторону Беверли-Хиллз. Естественно, он оставил машину на городской стоянке. Конечно, он мог позволить себе потратить три доллара на парковку, но не хотел, чтобы все увидели, на какой ужасной машине он ездит. А какую машину хотел бы Дэнни Росс? «Хонду»? Многие авторы ездят на «хондах», подумал Гриффин. Странный народ. Подали «мерседес» Гриффина, и он поехал на студию.
Когда Гриффин только попал на студию, когда в его обязанности входило читать сценарии и писать на них отзывы, Левисон был героем для сотни честолюбивых сотрудников. На студии было заведено приглашать на работу кинозвезд и режиссеров, которые получили Оскара или номинировались на него. Левисон же был темной лошадкой. Говорили, что на студии его не понимают, но боятся отпускать. Начинающие режиссеры обращались к нему со своими комедиями и фильмами ужасов, он отстаивал их идеи перед руководством, и эти фильмы снимались. После того как тогдашний директор по производству истратил тридцать пять миллионов на посредственный мюзикл, директор студии его уволил, и через три дня его место занял Левисон. Уходя, предшественник взял с собой двух вице-президентов, с которыми никогда не расставался, и Левисон мог заполнить вакансии по своему усмотрению. Гриффину казалось, что он хорошо понимает манеру Левисона, который производил впечатление раскованности, едва ли не беспечности. Левисон всегда был слегка неряшлив. Ему пора было к парикмахеру, или галстук был повязан криво, или в машине было полно мусора вроде старых сценариев, газет и парковочных квитанций. Какой в этом был расчет? Никому другому неряшливость не позволялась.
Можно было подражать другим начальникам, но Гриффин заметил, что тот, кто придерживался более яркого стиля, выглядел слишком банально. Гриффин терпеть не мог бриться, но знал, что никогда не станет носить бороду. Некоторые богатые люди Голливуда были бородатыми, но большая часть заместителей и вице-президентов, которые, подражая богатым продюсерам, носили бороды, выглядели так же глупо, как люди, заказывающие номерные знаки с надписями типа «Миллионер-стажер» или «Моя другая машина – „порше"». Бородатые режиссеры лишь копировали бородатых режиссеров. Все бородатые режиссеры копировали Френсиса Форда Копполу. А Копполе, как считал Гриффин, было некогда бриться, или ему не нравился его бритый подбородок. Левисон поощрял на студии неформальный стиль, что оценили сотрудники: это давало им чувство принадлежности к команде. Гриффин наблюдал за Левисоном и восхищался им. Левисон и прежде не скрывал, что ему нравятся отзывы Гриффина на сценарии, и несколько раз приглашал его к себе в кабинет, чтобы поговорить о фильмах, об актерах, о режиссерах. Гриффин понимал, что его изучают, прежде чем предложить должность, и вскоре, после того как Левисон стал директором, он был приглашен на встречу, где режиссер с гонораром в три миллиона долларов представлял свою новую идею. Выслушав его, Левисон обратился к Гриффину и спросил, что он об этом думает. «Это незаконченная вещь», – сказал Гриффин. Левисон промолчал, встреча закончилась, и, когда режиссер ушел, Левисон сказал Гриффину, что он стал вице-президентом. В этот момент Гриффин влюбился в Левисона; его переполняло чувство облегчения и гордости.
Затем он понял, что изысканная эксцентричность Левисона была небезобидной. Он использовал некоторые черты своего характера в качестве оружия. После своего назначения Гриффин всегда избегал людей, которые подражали Левисону: задирали голову, морщили лоб, прежде чем задать трудный вопрос, повторяли его коронную фразу: «Я подчиняюсь…», словно хотели сказать: «Но я подчиняюсь, зная, что эти три сцены можно снять на одной площадке, и, если это так, зачем вам тогда вторая и третья?» Гриффин надеялся, что его тоже пародируют, но сомневался. Будь это так, он имел бы больше шансов стать директором по производству. Он знал, что уже поздно развивать какую-нибудь комичную черту даже ради популярности и влиятельности. Было бы неплохо, имей он какую-нибудь особую примету или шрам на лице. Возможно, он не совсем прав. Конечно же, у Гриффина Милла было знаменитое выражение, а именно: «Дайте мне подумать над этим несколько дней. Я с вами свяжусь». У Гриффина было совещание с Аароном Джонасом, агентом, который хотел бы попробовать себя в кинопроизводстве, когда Джан сообщила ему по внутренней связи, что звонит Энди Сивелла. Гриффин извинился и снял трубку.
