Ознакомительная версия.
Другая причина паники, самая простая и самая гадкая, была в том, что мирному до настоящего времени сообществу соседей и старых друзей внезапно пришлось пережить доселе не испытанный приступ недоверия друг к другу; понятное дело, они полагали, что убийца находится среди них, и все как один готовы были подписаться под словами Артура Клаттера, брата покойного, которые тот произнес в беседе с журналистами в вестибюле гостиницы в Гарден-Сити 17 ноября: «Когда все выяснится, держу пари, что убийцу обнаружат не дальше чем в десяти милях от того места, где мы сейчас находимся».
Примерно в четырехстах милях к востоку от того места, где в тот момент находился Артур Клаттер, двое молодых людей сидели в кабинке «Закусочной Орла», дешевом ресторанчике Канзас-Сити. Один — узколицый, с выколотым на правом плече синим котом — уже расправился с несколькими сандвичами с курятиной и теперь поглядывал на еду своего приятеля: нетронутый гамбургер и стакан сладкого пива, в котором таяли три таблетки аспирина.
— Перри, малыш, — проговорил Дик. — Ты ведь не хочешь этот бургер. Я его возьму.
Перри пододвинул к нему тарелку.
— Господи Боже! Ты можешь хоть какое-то время мне не мешать?
— А ты бы не перечитывал одно и то же по пятьдесят раз.
Речь шла о передовице «Стар» за 17 ноября. Озаглавленная «Четверо убитых, горстка улик», статья была продолжением вчерашнего сообщения о происшествии и заканчивалась таким обобщающим абзацем:
«Следователям приходится заниматься поиском убийцы или убийц, чья хитрость очевидна, а мотивы — нет. Посудите сами — этот убийца или убийцы:
— предусмотрительно перерезали шнуры обоих телефонов в доме;
— связали свои жертвы и залепили им рты, но при этом никаких признаков борьбы нет;
— не оставили после себя беспорядка и никаких следов того, что они что-нибудь искали, — за исключением разве что бумажника Клаттера;
— застрелили четверых человек в разных частях дома и хладнокровно подобрали гильзы;
— проникли в дом и покинули его, никем не замеченные;
— действовали немотивированно, если отмести, как это делают следователи, неудачную попытку ограбления».
— «Этот убийца или убийцы», — вслух прочел Перри. — Тут ошибка. Грамматическая. Должно быть «этот убийца или эти убийцы». — Отхлебнув приправленного аспирином пива, он продолжал: — Как бы там ни было, я в это не верю. Как и ты. Признай, Дик. Будь честным. Ты же не веришь в то, что не осталось никаких улик?
Вчера, внимательно прочитав газеты, Перри задал тот же самый вопрос, и Дику, считавшему, что он дал на него исчерпывающий ответ («Слушай. Если бы эти ковбои могли найти хоть какую-то зацепку, мы бы за сто миль услышали топот копыт».), не хотелось отвечать еще раз. И ему ужасно надоело спорить, когда Перри вновь принимался за свое: «Я всегда доверял предчувствиям. Только поэтому я еще жив. Помнишь Вилли-Сороку? Он говорил, что я настоящий «медиум», а он знает толк в таких вещах. Он сказал, что у меня высокая степень экстрасенсорного восприятия. Что-то вроде встроенного радара — я вижу вещи до того, как смогу их увидеть глазами. Очертания надвигающихся событий. Взять, к примеру, моего брата и его жену. Джимми и его жену. Они были без ума друг от друга, но он был дьявольски ревнив и своей ревностью и подозрениями довел ее до того, что она застрелилась, а на следующий день сам Джимми пустил себе пулю в лоб. Когда это случилось, в 1949 году, я был с отцом на Аляске недалеко от Серкл-Сити и сказал папе: «Джимми умер». А через неделю нам сообщили. Клянусь Богом. В другой раз, в Японии, я помогал грузить судно и на минутку присел отдохнуть. Вдруг внутренний голос мне говорит: «Прыгай!» Я отпрыгнул футов, наверное, на десять, и в то же мгновение прямо на то место, где я сидел, рухнул груз весом в тонну. Я могу привести хоть сотню таких примеров. Мне плевать, веришь ты мне или нет. Скажем, прямо перед тем, как произошла авария, я увидел все, что должно было случиться. Увидел в голове: дождь, мотоцикл заносит, я лежу в крови с переломанными ногами. И сейчас такая же штука. Я чувствую предупреждение. Что-то мне подсказывает, что здесь ловушка. — Он похлопал по газете ладонью. — Слишком много недомолвок».
Дик заказал себе еще гамбургер. Последние несколько дней его мучил голод, который ничем нельзя было унять: ни тремя бифштексами подряд, ни дюжиной шоколадных батончиков, ни фунтом леденцов. Перри, напротив, лишился аппетита; он держался только на своем любимом пиве, аспирине и сигаретах.
— Понятно, что ты дергаешься, — сказал ему Дик. — Брось, малыш. Не гони волну. Нам подфартило. Вышло идеальное убийство.
— Странное утверждение, если учесть все обстоятельства, — сказал Перри. Спокойствие, с которым он говорил, подчеркивало каверзность его слов. Но Дик проглотил их, даже улыбнулся — и улыбнулся мастерски. Вот, как бы говорила эта детская улыбка, очень приятный молодой человек, милый, приветливый, такому можно доверить побрить себя опасной бритвой.
— О'кей, — сказал Дик. — Может, у меня неверные сведения.
— Слава тебе Господи…
— Но в целом прошло идеально. Мы выбили мяч за границы поля. Он потерялся. И его не найдут. Нет никакой связи.
— А мне кажется, есть. — Перри знал, что зашел слишком далеко. Но не остановился: — Флойд, так, кажется, его зовут? — Удар, пожалуй, ниже пояса, но Дик это заслужил, пора уже его одернуть, спустить поближе к земле, как бумажного змея. Как бы там ни было, Перри с опаской наблюдал за признаками ярости, исказившими улыбку Дика: подбородок, губы и все лицо застыло; в уголках рта показались пузырьки слюны. Что ж, если дойдет до схватки, Перри сумеет за себя постоять. Он был ниже Дика на несколько дюймов, и его коротенькие, перебитые ноги могли подвести, но он был тяжелее, плотнее, и у него была медвежья хватка. Однако доказывать это ему вовсе не хотелось. Как бы он ни относился к Дику (а Перри не испытывал к нему неприязни, хотя раньше любил Дика больше и больше уважал), было очевидно, что теперь они не могут без риска разойтись каждый своей дорогой. На этот счет они были единого мнения, потому что, как сказал Дик: «Если мы попадемся, уж лучше попасться вместе. Тогда мы сможем хоть поддержать друг друга. Когда нас начнут обрабатывать, будем говорить одно и то же». Кроме того, если он поссорится с Диком, придется проститься с дорогими для Перри планами, которые, несмотря на перемены последних дней, им обоим казались осуществимыми: жить вдвоем на островах или на побережье к югу от границы и нырять за сокровищами морских глубин.
— Мистер Уэллс! — сказал Дик и поднял вилку. — Дело того стоило. Даже если меня заметут с чеками. Стоило бы, пожалуй, снова сесть. — Вилка спикировала и вонзилась в крышку стола. — Прямо в сердце, дружок.
— Я не говорю, что он сдаст, — теперь, когда гнев Дика миновал его и обрушился на другой предмет, Перри был готов пойти на уступки. — Наверняка побоится.
— Конечно, — сказал Дик. — Еще бы ему не бояться. — Право же, поразительно, как непринужденно Дик переходил от одного настроения к другому; в один миг всякие следы злобы исчезли с его лица. — А теперь насчет твоих предчувствий. Скажи мне: если ты был так уж уверен, что разобьешься, почему ж ты не остановился? Слез бы с мотоцикла и был бы цел и здоров. Правильно?
Над этой загадкой Перри уже размышлял. Ему казалось, что он разгадал ее, хотя и не до конца:
— Нет. Потому что, если уж что-то должно случиться, тебе остается только надеяться, что этого не произойдет. Или произойдет — смотря что тебе выгоднее. Всю жизнь чего-то ждешь, и даже если знаешь, что будет плохо, что тут можно поделать? Не можешь же ты перестать жить. Как в моем сне. Мне с самого детства часто снился один и тот же сон. Как будто я в Африке. В джунглях. Я пробираюсь между деревьями к какому-то одному дереву. Черт, оно так омерзительно пахнет, это дерево; меня тошнит от его вони. Только на вид оно ужасно красивое: у него голубые листья и с веток свисают алмазы. Прямо как апельсины. И ради этого я к нему иду — чтобы набрать мешок алмазов. Но я знаю, что в ту минуту, когда я подойду, в ту минуту, когда я протяну руку, на меня бросится змея. Змея, которая сторожит дерево. Жирная сволочь, которая живет на его ветвях. Я знаю это заранее, понимаешь? Бог мой, я понятия не имею, как с ней справиться. Но я прикидываю, ну, в общем, я готов попытать счастья. Вся соль в том, что алмазов я хочу сильнее, чем боюсь змеи. Поэтому я хватаю один алмаз и стараюсь сорвать, и в это время на меня падает змея. Мы начинаем бороться, но эта гадина такая скользкая, что я не могу ее удержать, она сдавливает меня, и я слышу, как хрустят мои кости. А потом… Как вспомню, сразу пот прошибает. Понимаешь, она начинает меня заглатывать. Сначала ноги. Словно зыбучие пески. — Перри умолк. Он заметил, что Дик чистит вилкой ногти, явно не питая интереса к его снам.
Ознакомительная версия.
