Застекленные корты пусты; для субботы это не совсем обычно. Он идет по вытертой синей ковровой дорожке, мимо огромных автоматов с колой и энергетиками, и находит анестезиолога в самом конце, в номере пятом: тот часто и размеренно бьет мячом о стенку, как будто вымещает на мяче и на стенке накопившуюся злость. Однако выясняется, что ждет он всего минут десять. Он живет на другом берегу реки, в Уондсворте; из-за шествия ему пришлось оставить машину у Фестиваль-холла и дальше идти пешком. Злясь на самого себя за опоздание, на мосту Ватерлоо он перешел на бег. Внизу, на набережной, шли по направлению к Парламентской площади десятки тысяч людей; маршей против войны во Вьетнаме Джей не застал, так что такой толпы никогда не видел. Хоть сам он сторонник вторжения, зрелище на него подействовало. Вот что такое демократия, сказал он себе, и бог с ними, с неудобствами. Минут пять он смотрел на толпу, затем опомнился и побежал дальше. Все это он рассказывает, пока Пероун, сидя на скамье, снимает свитер и тренировочные, выкладывает из карманов бумажник, ключи и мобильник и складывает их рядом.
— Им не нравится ваш премьер. Но боже ты мой, нашего президента они просто ненавидят!
Джей Стросс — единственный известный Пероуну американский врач, которого ни потеря в заработке, ни неудобства переезда не смутили, и он остался работать в Англии. По его словам, ему нравится местная система здравоохранения. А еще он полюбил англичанку, завел с ней троих детей, развелся, женился на следующей английской розе двенадцатью годами его моложе, с ней завел еще двоих — младшему еще и двух нет, и жена беременна третьим. Однако ни уважение к социализированной медицине, ни любовь к детям не превратили его в пацифиста. Вообще, как замечает Пероун, мнения по поводу будущей войны разделяются непредсказуемо: трудно угадать, как поведет себя тот или иной человек, взгляды которого, казалось бы, тебе прекрасно известны. Джей считает, что на кону стоит само существование открытых обществ: не справившись с кризисом, они не смогут оставаться открытыми. Он вообще человек прямолинейный: разговоры о дипломатическом урегулировании, об оружии массового поражения, инспекциях, доказательствах связи с «Аль-Каедой» его только раздражают. Ирак — насквозь прогнившая страна, естественный союзник террористов, от него одни неприятности. Значит, надо разделаться с ним сейчас, пока армия США еще бодра после Афганистана. «Разделаться», немедленно уточняет Джей, означает освободить и демократизировать. Ради блага самих иракцев США обязаны положить конец зверствам Саддама Хусейна. Всякий раз, разговаривая с Джеем, Пероун чувствует, что противники войны ему как-то симпатичнее.
Стросс — плотный, приземистый, физически крепкий человек, бодрый, энергичный и прямолинейный; некоторые коллеги-англичане считают его назойливым. К тридцати годам он полностью облысел. Каждый день не меньше часа занимается гимнастикой и выглядит как борец. Пациентов, которых он готовит к анестезии, успокаивают скульптурные бицепсы доктора, мощные плечи, бычья шея и простая, без снисходительности и натужной бодрости, манера речи. Даже самые беспокойные больные, глядя на него, начинают верить, что этот грубоватый американец избавит их от боли.
Они работают вместе уже шесть лет. Генри даже думает, что Джей — талисман их отделения. В самых трудных ситуациях Стросс сохраняет спокойствие. Когда, например, Пероуну требуется пережать крупный кровеносный сосуд, Джей напоминает ему о времени спокойным, обыденным тоном, не заставляя нервничать. «У вас еще минута, босс, — говорит он, — а потом придется поторапливаться». А в тех редких случаях, когда все оборачивается совсем плохо и ничего уже не исправишь, Стросс отыскивает Генри где-нибудь в тихом коридоре, кладет огромные ручищи ему на плечи и успокаивающе гудит: «Ну-ну, Генри, не казнись, давай-ка лучше присядем и все толком обсудим». Анестезиологи, пусть даже в должности врача-консультанта, так с хирургами не разговаривают. Неудивительно, что и врагов у Стросса больше, чем у прочих. На различных заседаниях Генри не раз приходилось защищать широкую спину друга от кинжалов недругов-коллег. Не раз приходилось говорить Джею что-нибудь вроде: «Плевать мне, что ты о нем думаешь, главное — будь с ним повежливее! Вспомни о финансировании на следующий год!»
Пока Генри делает упражнения на растяжку, Джей отходит к правой стене корта и там продолжает «разогревать мяч». Бьет сильно и энергично, как будто старается запугать будущего противника. Что ж, это ему удается. От ударов мяча о стену, сухих и резких, словно винтовочные выстрелы, Пероун вздрагивает, шея и плечи его напряжены, и самые простые упражнения — завести левую руку за спину и потянуть за правый локоть — даются ему сложнее обычного. Стоя за приоткрытой стеклянной дверью, принимается объяснять, почему опоздал: излагает сокращенную версию, главное место в которой занимает собственно авария — внезапное появление красного «БМВ», столкновение, удачный поворот вправо и неожиданно незначительный ущерб, нанесенный краске на левом боку «мерседеса». Все остальное он пропускает, добавив только, что застрял надолго, разбираясь, кто виноват. О Бакстере и его друзьях рассказывать не хочет: понимает, что Стросс заинтересуется, закидает его вопросами, на которые Пероуну сейчас не хочется отвечать. При воспоминании об этом инциденте его охватывает какое-то беспокойство, немного похожее на чувство вины.
Растягивая подколенные сухожилия, он слышит хруст в левом колене. Интересно, когда придется бросать спорт? После пятидесяти? Или раньше? Выйти из игры, не дожидаясь разрыва передней крестообразной связки или первого инфаркта. Он переходит к сухожилиям на другой ноге, а Стросс все бьет мячом о стену. Пероун вдруг остро ощущает, как хрупка и драгоценна его жизнь. На свои руки и ноги он смотрит теперь как на старых и незаслуженно забытых друзей: какие же они длинные, неуклюжие, хрупкие! Может быть, это запоздалый шок? Во всяком случае, удар, который нанес ему Бакстер, не мог не подействовать на сердце. До сих пор в груди болит. От него зависит жизнь других: он не имеет права рисковать собой, гоняясь за мячом. А тихо и осторожно играть в сквош не получится, особенно с Джеем. Да нет, ни с кем не получится. Генри, как и Джей, терпеть не может проигрывать. Стоит им начать — и они бьются как безумные за каждое очко. Может, извиниться и уехать? Конечно, Джей будет недоволен — но это ничего. Выпрямившись, Пероун окончательно понимает, что ему сейчас совсем не хочется играть, а хочется вернуться домой, лечь в кровать, хорошенько обдумать все, что произошло с ним на Юниверсити-стрит, и понять, что же он сделал не так и почему, черт возьми, ему сейчас так хреново.
Но, говоря себе все это, он в то же время надевает защитные очки, выходит на корт и закрывает за собой дверь. Наклоняется, чтобы сложить в угол все ценное. Субботняя игра в сквош с другом И коллегой — сияющая вершина его повседневности, и Генри не находит в себе сил отменить восхождение. Он встает у задней стенки корта, Стросс посылает в центр легкий, дружеский мяч, Генри автоматически его возвращает — так начинается игра. Некоторое время они перекидываются мячом, не ведя счет, для разогрева. Третий мяч он пропускает, еще через пару ударов останавливается завязать шнурок на кроссовке. Ему все еще не по себе. Сам себе он кажется медлительным, неловким, даже ракетку держит как-то не так, то ли слишком открыто, то ли зажато, он и сам не поймет. В паузах между ударами он перехватывает ее. Четыре минуты прошло, а серьезной игры все нет. Недостает того легкого ритма, что обычно вовлекает их в игру. Он замечает, что Джей замедляет движения, старается отправлять мячи под более легкими углами. Наконец Пероун чувствует, что пора объявлять: «Я готов». Поскольку в прошлый раз он проиграл, сегодня первым подает он — таков их уговор.
Он занимает место на квадрате для подачи справа. За спиной у него, на другой половине корта, Джей вполголоса говорит:
— Поехали!
Наступает тишина, такая, какая не часто встречается в городе: ни уличного шума, ни голосов других игроков, ни даже отдаленных отголосков шествия. Две или три секунды Пероун тупо смотрит на плотный черный мяч в левой руке, стараясь изгнать из головы все посторонние мысли. Затем подает, размашисто и резко: мяч высоко взмывает, ударяется о боковую стенку и отлетает к задней. Пероун сразу понимает, что следовало бить послабее. От задней стенки мяч отскакивает со скоростью, достаточной для того, чтобы Джей подхватил его на излете и мощно послал назад. Мяч ударяется о боковую стену, скатывается и замирает в углу, прежде чем Пероун успевает его подхватить.
Джей тут же хватает мяч и готовится подавать из правого квадрата. По его настроению Пероун ожидает резкой подачи через плечо и подается вперед, готовясь поймать мяч с лету, прежде чем он коснется боковой стены. Однако Стросс не так-то прост. Он направляет свой удар прямо в правое плечо Пероуна. Отличный прием против нерешительного противника! Тот отступает, но слишком поздно и недостаточно далеко, к тому же в какой-то момент теряет мяч из виду: его возвратный удар оказывается слаб и неловок, и Стросс, перехватив мяч в центре корта, жестко направляет его в правый угол. Они играют меньше минуты, и за это время Пероун потерял подачу, проиграл очко, а главное, кажется, утратил контроль над игрой. И со следующими пятью очками происходит то же самое: весь центр корта контролирует Джей, а Генри, жалкий и растерянный, мечется у стенки, обороняется кое-как, не в силах перехватить инициативу.
