Я уже вне себя от досады – меня глодала обида. За Марси. Никто не замечал гадкого утенка под наружностью прекрасного лебедя. Как они не возьмут в толк: Марси была настолько не уверена в себе, что вынуждена напускать на себя еще более невозмутимый вид! Я-то понимал, но вот взять управление беседой в свои руки у меня вышло не очень хорошо.
Тем не менее, я пытался – и перевел разговор на тему спорта. Стив сразу воодушевился, а Гвен на глазах стала спокойнее. И вот мы уже обсуждали спортивные новости дня: Кубок Стэнли[51], Кубок Дэвиса[52], Фил Эспозито[53], Дерек Сандерсон[54], Билли Расселл[55], перейдут ли «Нью-Йорк Янкиз»[56] в «Джерси»[57] – и мне приятно, что лед, наконец, сломан. Каждый участник беседы, наконец, настолько раскован, что звучат даже похабные фразочки из лексикона обитателей мужских раздевалок.
Когда официант принял у нас заказ, до меня дошло, что партию исполняло только трио. Потому что Гвен Симпсон присоединилась к разговору со словами: «Я возьму scallopine alla minorese[58]».
– Что же, черт побери, не то с Марси?
Эту фразу Стив произнес пару дней спустя, когда мы заканчивали пробежку (Марси как раз уехала на неделю по Восточному коридору). Между делом я поинтересовался у него, что думают он и Гвен. Когда мы вышли из парка и пересекали 5-ю авеню, он снова произнес:
– Что же с ней не то?
– Что ты имеешь в виду – «Что с ней не то»?
– Ничего, черт побери!
Стивен посмотрел на меня и покачал головой. Я все еще не понимал.
– В том-то и дело, – сказал он, – она абсолютно идеальна.
Что же, черт побери, со мной не так?
Я лишь недавно снова стал человеком. Лепестки моей души готовы раскрыться миру. Казалось бы, я должен быть счастлив. Но почему-то настроение у меня было меццо-меццо – словно блюз падающих листьев.
Не то чтобы я пребывал в депрессии.
Да и с чего бы? Жизнь идет полным ходом. На работе все отлично. Настолько, что у меня появилось несколько лишних часов для «Всадников» в Гарлеме и для защиты гражданских свобод.
И для Марси, которая, по словам Стивена Симпсона, абсолютно идеальна. Наши с ней интересы совпадают почти во всем.
Мы с Марси в буквальном смысле команда. Точнее, смешанная пара. Участвуем в турнире трех штатов. Мы легко покорили теннисный клуб «Готхэм» и теперь играем против пар из провинций. Играем довольно хорошо (то есть, я хочу сказать, еще ни разу не проиграли).
Все это – полностью ее заслуга. Я, конечно, мог с легкостью обходить парней, против которых мы играли, но Марси своих соперниц просто громила. Никогда не думал, что наступит день, когда я признаюсь, что в спортивном плане я так себе. Но я хотя бы держусь, и благодаря Марси мы уже выиграли не одно соревнование и находимся на верном пути к первым золотым трофеям.
Марси была последовательна и с честью выдерживала все испытания по мере того, как мы поднимались в турнирной таблице – жесткий график требовал либо играть по ночам, либо проигрывать. Четвертьфинал соревнований за кубок клуба «Готхэм» начинался в девять вечера в среду. Так вот, весь день Марси провела в Кливленде, потом вернулась вечерним рейсом, переоделась в спортивную форму прямо в самолете и, пока я компостировал мозги судье, уже была на поле, и это в четверть восьмого. Мы вырвали победу, дотащились домой и свалились с ног. На следующее утро, в семь, она вылетала в Чикаго. К счастью, в ту неделю, когда она должна была находиться на побережье, игр не было.
Итак: мужчина и женщина, с одинаковым настроем и ритмом жизни. Прекрасно – у нас все получается.
Так какого же черта я счастлив совсем не пропорционально тому, что показывает турнирная таблица?
Естественно, это было первым моим вопросом на следующей встрече с доктором Лондоном.
– Док, у меня нет депрессии. Я чувствую себя великолепно. Я полон оптимизма. Марси и я… мы…
Пауза. Я собирался сказать: «Общаемся непрерывно».
– …почти не разговариваем.
Неужели я это произнес? Да, именно, как ни парадоксально звучит. Не мы ли с Марси каждую ночь – километровые счета тому доказательство – часами напролет болтаем по телефону?
Да. Но болтать и общаться – не одно и то же. «Я счастлива, Оливер» – не общение. Это просто заявление.
Может, конечно, я и не прав.
Черт возьми, да что я вообще знаю о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной? Только то, что вынес из опыта тех лет, которые прожил в браке. Вряд ли стоит сравнивать мои отношения с Марси с тем, что у меня было с Дженни. Ну, то есть мы с Дженни были по уши влюблены друг в друга. Мне в голову не приходило критически рассматривать наши отношения. Не нужно было отдавать свои чувства на растерзание психиатру. И я уж точно никогда не смогу четко объяснить, почему был абсолютно счастлив с Дженни.
Хотя, знаете, дело было все-таки в том, что у нас с Джен практически не было ничего общего. Ее вообще не интересовал спорт. Когда я, кусая локти от волнения, следил за ходом футбольного матча, она вполне могла читать книгу.
И плавать ее научил я.
К сожалению, научить ее водить машину я так и не успел.
Что же, черт побери, выходит, быть мужем и женой – значит учиться друг у друга?
Клянусь собственной задницей, это так!
Но не плаванию, вождению или чтению карт. И даже – тут я вспомнил недавний инцидент в моей квартире – не зажиганию газовой плиты.
Это значит постоянно узнавать себя – через непрерывный диалог с НЕЙ. Протягивать все новые ниточки, устанавливать новые связи.
Дженни могла меня разбудить, если ей вдруг приснится кошмар. Еще задолго до того, как мы узнали о ее болезни, она часто спрашивала меня испуганным голосом: «Оливер, скажи, если окажется, что я не могу иметь детей, ты ведь меня не разлюбишь?»
И то, что она получала в ответ на проявление своих чувств, не было чисто рефлекторным ободрением, наоборот, это были совершенно новые, доселе неизвестные мне эмоции. Да, Джен, мое самолюбие будет очень уязвлено, если я пойму, что у меня не может быть ребенка от тебя. Человека, которого я люблю.
Конечно, это не повлияло на наши отношения. Но искреннее беспокойство, вызвавшее столь же искренний ее вопрос, заставило меня понять, что я далеко не герой. Что на самом деле я недостаточно зрел, чтобы на весть о бездетности Дженни отреагировать хладнокровно. Я сказал ей, что нуждаюсь в ней, чтобы справиться с этим. И тогда, благодаря тому, что мы смогли признаться друг другу в своих сомнениях, мы стали лучше понимать самих себя.
Это нас сблизило.
– Оливер, ты даже не стал врать.
– Ну, разве тебя не расстроило мое малодушие, хоть это и правда?
– Нет. Наоборот, я рада.
– Почему это?
– Потому что знаю, что ты никогда меня не обманешь.
Подобных разговоров у нас с Марси еще ни разу не было. Вернее, естественно, она со мной делилась своими проблемами, когда была подавлена или на нервах. Что боится, как бы я не нашел себе новое «развлечение», пока она будет в разъездах. То же самое переживал и я. Странным образом, мы говорили друг другу нужные слова – вот только слишком легко они слетали с языка.
Может, это все потому, что я ожидал чего-то большего. Из-за моей нетерпеливой натуры. Ведь те, у кого был счастливый брак, знают точно, чего им нужно. И чего им не хватает. Но было бы нечестно требовать слишком многого от человека, у которого никогда не было… друга… которому можно было бы доверять.
И все равно, надеюсь, когда-нибудь я буду нужен Марси больше, чем теперь. И тогда, может быть, она даже разбудит меня среди ночи и спросит что-то вроде: «Оливер, скажи, если окажется, что я не могу иметь детей, ты ведь меня не разлюбишь?»
– Марси, я буду горько плакать всю неделю.
Произнес я эту фразу в холле аэропорта. Часы показывали шесть утра.
– Не неделю, а одиннадцать дней, – поправила она, – мы еще ни разу не расставались так надолго.
– Да, – улыбнулся я. – Я просто подумал: а вдруг на демонстрации применят слезоточивый газ?
– Ты говоришь это так, словно будешь специально нарываться, Оливер! – укоризненно посмотрела на меня Марси.
В точку. Да, побывать на демонстрации и столкнуться с полицией кое для кого признак настоящего мачо. Чем не повод поднять самооценку, которая с приходом в мою жизнь Марси опустилась ниже плинтуса.
– И не надо провоцировать чертовых копов, – добавила Марси.
– Обещаю. Буду вести себя хорошо, – неохотно пробурчал я.
Затем объявили посадку. Поцеловав ее на прощание, я помчался, зевая на ходу, на свой автобус до Вашингтона.
Признаюсь честно, я люблю, когда моего участия требуют какие-нибудь «очень важные» дела. В эту субботу в Вашингтоне должен был состояться крупный антивоенный марш, и за три дня до него организаторы обратились ко мне с просьбой помочь в переговорах с Департаментом юстиции. «Ты нам правда очень нужен», – сказал мне Фредди Гарднер. Я ходил, гордый, как павлин, пока не узнал, что для них я не только опытный профессионал, но и «человек, который выглядит, как идеальный республиканец».
