Ознакомительная версия.
– Но если кто-нибудь будет замечен в ненадлежащем использовании досок, то ему даже заявление написать не дам – уволю по статье, – пообещала подчиненным Эмилия Леонардовна. – А то знаю я вас – начнете в свободные часы фильмы смотреть на большом экране!
Ей было от чего свирепеть – такой огромный расход, да еще столь неожиданно. Одно дело, когда ты сам – делаешь что-то, и совсем другое, когда тебя к этому вынуждают. Да еще при помощи газеты «Московский кормилец»!
Эмилия Леонардовна поначалу была настроена весьма решительно и собиралась потребовать от газеты опровержения («что это значит – администрация предпочла сэкономить, и вообще?»), но быстро угомонилась.
– Нинель отсоветовала ей связываться с газетой, да еще с такой сволочной, как «Московский кормилец», – рассказала мне Марина. – Объяснила, что в результате появится еще парочка статей, а потом в самом лучшем случае – три строчки опровержения мелким шрифтом на последней странице. Овчинка выделки не стоит…
Хорошо иметь своего человека в высоких сферах – будешь всегда в курсе событий.
Ребенок может мечтать об игрушке месяцами, видеть ее во сне, думать только о ней, но, получив ее, поиграет с полчаса и бросит – надоела. То же произошло и с интерактивными досками. Перестав быть «яблоком раздора», они утратили свою привлекательность в глазах педагогов.
– Скажу я вам крамольную вещь, – звук «щ» Яков Соломонович произносил как «шш», – эта интерактивная доска ничем не лучше обычной. Стоит только пройти ощущению новизны, как все становится на свои места. А уж если во время урока зависает компьютер, то это… сплошная интерактивная тоска, вот что это такое! Три раза перезагружать пришлось, как оно вам? Прогресс, конечно, хорошая штука, но и проблем от него тоже хватает!
– Ой, и не говорите, Яков Соломонович, – неожиданно поддержала его Феофанова. – Лучше бы нам всем зарплату повысили.
– «Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детёныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому». (Ис. 11; 6–7), – процитировал учитель биологии Власов, намекая на трогательное единство между недавними врагами.
Кто слил информацию в газету, так и осталось тайной. Не исключено, что и завуч Нина Петровна. Недаром она так подчеркнуто отстранялась от всей этой милой суеты с интерактивными досками.
Хорошо быть кисою, хорошо собакою…
Подростковые протесты – дело обычное. Кто из нас не протестовал против диктатуры взрослых в нежном возрасте? Некоторые мои приятели только этим и занимались, двое даже сбегали из дома. А одноклассник Саша Истомин выпрыгнул в окно на уроке истории. Второй этаж стандартной школы – это довольно высоко, но Саша не пострадал, приземлился довольно удачно. Пострадал он уже после того, как классная вызвала в школу его отца, а отец применил дома традиционные, но совершенно недопустимые меры воспитания, после которых Саша три дня сидел на самом краю стула и старался не делать резких движений. Из окон он больше не прыгал, наверное, понял, что если выживет после второго прыжка, то дома его точно убьют. Повод? Попросился выйти в конце урока, а историчка Диана Карповна (при таком сочетании имени и отчества прозвище придумывать влом, мы ее так и звали Дианой Карповной) сказала:
– Потерпи две минуты, не маленький!
– Раз нельзя в дверь – я в окно выйду! – сказал Саша и немедленно вышел.
Бедная Диана Карповна со страха хлопнулась в обморок. Упала со стула на пол, ударилась головой, разбила очки. На Истомина потом до последнего звонка смотреть избегала, боялась рецидива, наверное.
Другой одноклассник Славик Кутейкин в знак протеста начиная с восьмого класса не носил в школу дневник. Просто не носил – и все тут. На вопросы «Где дневник, Кутейкин?» стандартно отвечал: «Забыл». Раз – забыл, два – забыл, три – забыл. Учителя, несмотря на их демонизацию учениками, в сущности, такие же люди, как и все остальные. Попристают-попристают да и отстанут, главное в личный конфликт с ними не вступать. Личный конфликт – это серьезно. Это – кто кого, война учителя и ученика до победного конца, в которой никогда не бывает победителей. Кутейкин же ни с кем из учителей не конфликтовал, учился на твердые четверки, и поэтому очень скоро у него перестали спрашивать дневник. До окончания школы.
– Главное – стойкость, – объяснял нам Кутейкин, – решил не таскать дневник, значит – не таскай.
Причину такого решения он не объяснял, только улыбался загадочно. Возможно, он и сам ее не знал.
Отъявленный хулиган, гроза школы и вечная головная боль директора Антон Бобров (кличка «Тоха»), на мое счастье, учившийся в параллельном классе, однажды закурил во время перемены прямо в школьном вестибюле, возле раздевалки. Докурить ему, естественно не дали – только две затяжки сделать успел.
– Но это же Бобров! – обреченно вздыхали учителя. – Там такая семья…
Семья у Боброва была большой и всегда неполной. В смысле – один-два человека из клана потомственных алкашей Бобровых традиционно находились за решеткой. Выходили одни – садились другие, баланс, установленный неведомыми силами, строго соблюдался. В десятом классе к радости всего педагогического коллектива (осведомленные люди утверждали, что по этому поводу в учительской был устроен небольшой сабантуйчик) Боброва посадили за поножовщину. Поцапался с незнакомым мужиком, начали махаться, достал нож и пустил в дело… Странным было только то, что Тоха дотерпел до десятого класса, а не прирезал никого двумя-тремя годами раньше, ведь нож он таскал с собой класса с четвертого.
Так вот, даже этот асоциальный тип, социопат в невесть каком поколении, мог отважиться только на то, чтобы демонстративно закурить в школе. Самый, самый, самый скандальный поступок всех времен и народов. Жесткая жесть.
Можете представить (или хотя бы попытаться представить) себе мое удивление, когда я узнал, что семиклассник Юра Сармаков, пай-мальчик из приличной семьи (отец – заведующий кафедрой в МГУ, а мать – главный редактор популярного глянцевого журнала), демонстративно помочился на пол в кабинете математики. Во время урока, на глазах у учительницы и одноклассников.
Учеников пришлось вывести в другой кабинет, а Сармакова отправить к школьному психологу Светлане Александровне, даме бесцветной внешности и неопределенного возраста. Светлана Александровна работала в гимназии шестой год, но все ее отношения с коллективом сводились к «здравствуйте – до свидания», не более того.
– Это… это… это просто слов нет… – захлебывалась эмоциями преподаватель математики Пиманова, на уроке которой произошел инцидент. – Юра бросил на пол бумажку, я попросила его не сорить в классе, а он ответил, что может вообще… Господи!
– Что – так вот и сказал, Татьяна Сергеевна? – спросила англичанка Миндлина.
– Да, прямо так и сказал… то есть предложил: «А хотите я вам еще и нассу здесь?»
– А вы что?
Это учительница биологии Усыченко. Выражение лица делано сочувствующее, а глаза так и горят в предвкушении пикантных подробностей.
– Я потеряла дар речи! А он встал, расстегнул ширинку и…
– Хам!
– За такие дела надо кое-что отрезать! – заявил физкультурник Литвиненко.
– Так идите и отрежьте, Кирилл Алексеевич! – под– начила его Тамара Ивановна. – Отомстите за Татьяну Сергеевну. А мы вам будем регулярно передачи слать, поддерживать…
– На фене это называется «подогревать», – вставил биолог Власов.
– Я вами просто восхищаюсь, Леонид Олегович! – Тамара Ивановна всплеснула руками. – И феню вы знаете, и Библию наизусть цитируете, и из Конфуция к месту что-нибудь всегда подберете, да еще кандидат биологических наук! Что же вы похоронили себя в нашем пантеоне?
Было непонятно – удивляется она на самом деле или иронизирует. Власов на всякий случай решил не обижаться, а свести все к шутке.
– Все дело в том, что я безответно влюблен в Асю Вадимовну, – «признался» он, – и это чувство удерживает меня подле нее…
– Так у меня есть личный рыцарь! – обрадовалась Агеева. – Ох, не поздоровится тому, кто решит напрудить лужу у меня на уроке!
– Шутки шутками, а теперь начнется!
– Мания подражательства…
– Уделают гимназию, как вокзальный туалет!
– Вы, Наталья Константиновна, давно на вокзале не были – там сейчас все вполне цивильно.
– А что по этому поводу говорит медицина? – Тамара Ивановна обернулась ко мне.
– Это негигиенично, – коротко ответил я.
– А с точки зрения психики?
– С точки зрения психики, лучше, наверное, спросить психолога.
– Она ничего не расскажет, во-первых – профессиональная тайна, а во-вторых, она такая партизанка – клещами слова не вытянешь. Лучше вы скажите как врач, демонстративно справлять нужду – это нормально или все же это патология?
Ознакомительная версия.
