В конечном счете муж согласился уехать из материнского дома, с условием, что Азита будет содержать семью. Они переехали во взятый взаймы дом, деля его с другой семьей. Поначалу питание их было скудным. Бенафша и Бехешта до сих пор помнят, какая это была роскошь – впервые попробовать печенье из кондитерской, которое дедушка принес им в подарок.
Вскоре Азита уже сочетала два рабочих места. Днем она преподавала в средней школе, а по вечерам снова давала уроки – теперь уже тем девушкам, которые остались неграмотными в годы правления Талибана. К этому времени у Азиты было три собственных ребенка, которых она брала с собой на работу или оставляла с соседками.
Однако настоящие возможности, сознавала она, несли с собой иностранцы.
Она взяла на себя труд научиться английскому – запоминая по 20 слов в день, – и не прошло и трех месяцев, как Азита получила третью работу в качестве переводчика при немецкой гуманитарной организации. Немцы предложили ей самую большую зарплату за всю ее жизнь – 180 долларов в месяц. Этого было достаточно, чтобы полностью изменить жизнь семьи, и чуть ли не в один день они поднялись на несколько ступеней по социальной лестнице.
Будучи одной из немногих образованных женщин в своей провинции, Азита сумела разумно воспользоваться наплывом иностранцев и наличных денег, которые пришли в страну вместе с экономикой военного времени. Вскоре она даже позволила себе мечтать о собственном доме – еще прежде, чем муж. Она была полна решимости наладить свой брак, и супруги, вырвавшись из-под власти деспотичной свекрови, стали ладить между собой.
В качестве четвертого делового предприятия Азита расширяла свою медицинскую практику по вечерам.
В стране по-прежнему было трудно с медицинской помощью, и хотя Азита редко могла получить плату со своих пациентов, ее репутация в провинции постепенно росла. Люди приезжали издалека, чтобы она сделала им укол или осмотрела их детей. Она еще проводила семинары по профилактике болезней – учила людей самым простым вещам, например, рассказывала о преимуществах мытья рук и овощей перед едой. Постепенно ее вес в обществе рос, и на подмандатную ООН{61} встречу лойя джирги[5] 2002 года, где предстояло договориться о переходном правительстве после Талибана, Азита была избрана как одна из представителей провинции Бадгис.
Эта кабульская встреча (тогда Азита принесла на переговоры свою семимесячную дочь Мехрангис) позволила ей ощутить вкус той жизни, которую она некогда воображала для себя. Более 2000 делегатов со всего Афганистана собрались вместе на несколько недель, и Азита оказалась окружена людьми, чьи амбиции были подобны ее собственным.
Идея помогать строить новое общество – такое, в котором мечты ее дочерей не будут сокрушены авторитарным режимом и войной, – казалась ей не столько призванием, сколько обязанностью, которую она должна на себя принять. Реализация детской мечты стать врачом означала бы возвращение к учебе, а поскольку теперь нужно было содержать семью, Азите нужна была работа с полной нагрузкой. Теперь женщины должны были быть допущены в афганскую политику, это обещало ей сферу деятельности, где она смогла бы оживить свою прежнюю мечту – оказывать влияние, стать лидером.
Три года спустя, уже после того как она получила диплом педагогической академии в Бадгисе и одновременно работала в офисе Организации Объединенных Наций переводчиком, один друг семьи предложил ссудить ей 200 долларов, необходимых для регистрации в качестве кандидата в члены парламента на первых национальных выборах. В свои 28 лет, будучи уже матерью четверых детей, Азита решила, что эту сумму она вряд ли сможет возместить, если проиграет. Значит, она просто обязана была победить.
Среди бесконечных цементных стен, мешков с песком, защищающих от взрывов, и кабульской пыли стремление к прекрасному может стать всепоглощающим. Тем, кто совершает пятичасовое путешествие мимо бесславной авиабазы Баграм, где афганцев пытали до смерти американские военнослужащие{62}, через несколько контролируемых Талибаном районов и вдоль по проселочной дороге, на которой движение часто нарушается из-за небольших самодельных взрывных устройств, как говорят, открывается нетронутый сказочный мир.
В эту пятницу Азита отправила мужа и дочерей в те места на пикник на свежем воздухе. Пока их не будет, она отдохнет. Махая на прощание семье из окна третьего этажа, она видит, что Мехран заняла переднее сиденье рядом с отцом. Старшие девочки, сгорая от возбуждения, делят между собой заднее сиденье, и длинные вереницы машин в утреннем свете устремляются прочь из города. Пятница – молитвенный день, но это еще и выходной, который семьи могут провести вместе. Поездка на «пикник» для менее консервативных афганцев – чрезвычайно ценимый способ общаться, а для некоторых – и тайно употреблять спиртное вдали от соседей и других кабульских сплетников. Алкоголь здесь под запретом, но это правило легко обходится, так же как многие другие культурные и религиозные законы Афганистана.
В нашу пятничную утреннюю колонну вливается и начальник местной пожарной службы – старый друг мужа Азиты. За его машиной следуют два грузовика с молодыми сопровождающими-пожарными, вооруженными «калашниковыми».
Место, куда мы прибываем, находится в провинции Каписа, давнем оплоте моджахедов, где обширные скальные формации и горы разбивают исчезающий зеленый ландшафт, который вот-вот вступит в полноценное лето. Суровые зимы закалили узловатые ветви столетних деревьев, и они царят над почти невидимыми тропами, бегущими сквозь высокие травы в поля, где дети пасут овец. На другой стороне горы, там, где река питает тучную, темную почву, раскинулись поля гороха и огурцов. Рядом с ней, рассыпавшись по траве, сидят компаниями любители пикников из Кабула. Некоторые женщины посбрасывали головные платки и громко смеются.
Молодые пожарные, не вынимая изо рта сигареты, сгружают с машин гигантские пластиковые простыни, два тяжелых восточных ковра и несколько больших корзин и ведер. Они тащат все это, плюс оружие и патронташи, через красивые ручейки, перепрыгивая с камня на камень. Когда Мехран, одетая в белое, как отец, падает на коленки в воду, он подхватывает ее и несет дальше на плечах. Она триумфально едет верхом, глядя сверху на процессию, в конце которой сестры поскальзываются в своих плоских сандалиях, силясь не отстать.
Пожарные выступают в роли следопытов и после получасового похода останавливают свой выбор на идеальном дереве, разворачивая под ним широкие пластиковые простыни. В ходе традиционного весеннего ритуала дерево начинают трясти, и маленькие белые и красные ягодки барабанят по пластиковой простыне, которую держат двое пожарных. Третий, который взобрался на верхушку дерева и обвил ногами толстый сук, громко, удовлетворенно смеется, когда его просят еще разок тряхнуть ветку. И ягоды шелковицы вновь дождем сыплются вниз, проделывая путь из пластиковых простыней в корзины.
Наш караван снова пускается в путь, и добычу приносят на берег речного потока, который хранит еще одну маленькую тайну. В земле выкопана и обложена камнями яма, куда втекает вода из источника. Корзины опорожняют в похожий на ванну резервуар, наполненный ледяной чистой водой, и все присаживаются вокруг этой ванны на корточки, жадно вылавливая темно-фиолетовые ягоды и поедая их горстями. Когда все наедаются до отвала, на траве расстилают сплетенные вручную ковры. Чтобы не мешать процессу пищеварения, некоторые поедатели ягод сменяют позу сидя со скрещенными ногами на лежачее положение, и по кругу начинают передавать большие сосуды с питьевым йогуртом.
Муж Азиты, живущий с ней уже тринадцать лет, широко ухмыляется и подставляет лицо солнцу. Стремясь получить свою долю внимания, Мехран заползает на него, но он тут же осторожно спихивает ее с переполненного живота. Выбраться из Кабула и показать детям что-то иное помимо четырех стен квартиры, где они проводят бо́льшую часть времени, ему удается редко.
Он рассказывает мне, что женился на Азите, потому что она была его кузиной, а еще потому, что он ее любил. Но в основном, объясняет он, это было одолжение, сделанное дяде и его семье. Иначе в военное время Азиту могли бы принудить к браку с незнакомым человеком.
– Вот почему я в это ввязался. Вся семья согласилась, что это было лучше всего.
– Но у вас уже была жена?
– Да. Но Азита – дочь моего дяди. С тех пор как я лишился отца, он стал для меня отцом. Когда он сказал, что не хочет уступать ее другой семье, я захотел помочь.
Он смотрит на Мехран.
– Он прямо настоящий мальчик, вам не кажется? Он выглядит как мальчик – и ведет себя как мальчик. Он для нас хороший сын.
