«Сейчас про болезнь отца и неудачную операцию вспомнит», — пронеслась мысль в голове у Милы, прошедшей на кухню и выгребающей из холодильника продукты, чтобы по-быстрому что-то сообразить на ужин.
Действительно, задетая за больное, Ирина Михайловна проговаривала историю, которую все знали и которую слышали столько раз.
Она говорила о своем муже, об отце и дедушке, который был добытчиком и все нес в дом, чтобы всем жилось хорошо и не было ни в чем нужды. Даже заработал себе болезнь многих снабженцев — грыжу. Кто знает, не уговорили бы его на операцию, может был бы и жив сейчас. Посоветовали по знакомству хорошие специалисты. У предусмотрительной Ирины Михайловны они были. И хирург был опытный. И операция прошла хорошо. И уже говорили о скорой выписке. Но никто так толком и не смог объяснить, почему в ночь на четвертый день после операции Георгию Степановичу стало вдруг плохо. Ирину Михайловну, которая собралась, как и прежние ночи дежурить в палате на соседней койке, успокоили и отправили домой. А наутро…А наутро его не стало. Как потом выяснилось, наркоз оказал такое действие на почки. Мужчине было всего пятьдесят девять, сердце работало нормально, давление было в норме. Отношение к больному — хорошее. А итог — трагичный. И виноватых не нашли. Потому что все анализы тоже были в норме. Если их только случайно не перепутали с другими, или, может, еще что-нибудь. Но в итоге — вдруг отказали почки. Этого никто не ожидал. Конечно, Ирина Михайловна винила врачей. Но…В медицине есть столько необъяснимого. Кто знает, может, в день операции неудачно расположились звезды для Георгия Степановича, или вспышки на солнце были очень сильными. Или магнитные бури пронеслись. Но конкретно виноватых не было.
— …тоже мне нашлась богачка, — долетали до Милы материны слова, когда она позвала Вику на кухню помочь сделать бутерброды.
— Не сыпь мне соль на рану, — сказала Мила, входя в комнату и обращаясь к матери, — и без того тошно. Пойдем перекусим. Только не грузи меня хотя бы за едой, я тебя умоляю, — попросила она тихо.
Минут через двадцать все были снова в комнате. Вика, ахая от восторга, начала примерять джинсы и разные футболки.
— Это правда, что бабушка сказала? Ты беременна? — строго спросила Мила у дочери, беззаботно вертящейся перед зеркалом.
— Ну, я не знаю, мам… Я не совсем уверена, — начала мямлить Вика. — Я к врачу еще не ходила.
— Нет, полюбуйтесь на нее, — накручивала себя Мила, — она ни разу не грамотная. Ты что не знаешь, что нельзя быть немножко беременной? Или — или…
Она резко встала с дивана и подошла к дочери.
— Раздевайся, — сказала она грозным тоном опешившей Вике. — Я грудь твою хочу посмотреть.
Вика послушно сняла футболку и бюстгальтер, из-под которого грудь уже «выходила со всех берегов».
— По поводу беременности к врачу можешь даже и не ходить. Тут и так все ясно, — сказала Мила дочери, глянув на ее грудь. — А вот точный срок не мешало бы установить…
— Ну, почему ты так уверена, мам, ты же не врач, — попыталась оправдаться Вика, — может…
— …все само собой рассосется? — перебила она дочь насмешливо. — И не надейся.
— Ну почему все опять повторяется? — наконец, вставила свое слово Ирина Михайловна, молчаливо наблюдавшая за диалогом матери и дочери.
— Что повторяется? — сразу встрепенулась Вика.
— Мам, ну, можешь ты не встревать в наш разговор, когда я дочь воспитываю? Ты знаешь, у меня нервы на пределе… Ты хочешь, чтобы я опять что-нибудь грохнула?
И тут зазвонил телефон.
— Это меня, — подскочила к телефону радостная Вика. — Ага, ага…ну, давай у метро, как обычно, до встречи… Мам, я у бабушки сегодня ночую или дома? — спросила Вика на всякий случай у матери.
— Где хочешь, только не со мной… дай мне в себя прийти, — потухшим голосом сказала Мила.
— Ну, тогда я побежала, — быстро стала собираться Вика, надевая на себя обновки.
Она чмокнула бабушку в щеку и попыталась поцеловать мать, но та увернулась от нее.
— И чтобы завтра к врачу, немедленно, — зло бросила Мила вслед дочери. — Ты что не понимаешь, что у тебя два выхода: или аборт или замуж… А может, уже даже и один, если срок большой.
Но этой последней фразы Вика уже не слышала, торопясь на свидание со своим парнем и довольная тем, что мать все знает и гроза уже пронеслась.
— Пойдем на балкон, — сказала Ирина Михайловна дочери, невольно поморщившись от дыма ее сигареты, — там и поговорим.
— А что там за парень, ты его хоть видела? — спросила Мила у матери, равнодушно глядя на красивый закат, глубоко и некрасиво затягиваясь сигаретой.
— Да, видела… несколько раз, когда он к Вике заходил. Зовут Виталиком. Симпатичный, вежливый…
— Они все вежливые сначала, — с усмешкой заметила Мила.
— Он учится вместе с Викой в зубопротезном техникуме.
— Так, с голоду с такой профессией не должны помереть, если поженятся, — рассуждала Мила. — А что еще о нем знаешь? Кто родители?
— Вика говорила, что мать воспитывает его одна. С мужем давно распрощалась. Живут они вдвоем в двухкомнатной квартире где-то в Крылатском. Практически, он живет один, потому что у матери есть хахаль, за которого она собирается замуж…Собственно, она у него и живет.
— Это уже неплохо. Если поженятся, молодежи будет где жить. И потом, мне кажется, — добавила прагматичная Мила, — женщине, которая пытается устроить свою личную жизнь, очень даже на руку будет, если кто-то возьмет заботу о ее сыночке. Как думаешь?
— Не знаю, не знаю, — сказала озабоченная Ирина Михайловна, — возможно, ты и права. Знаю, что с этим хахалем его мать собирается съезжаться, Вика рассказывала. Квартиру хотят менять на большую. Знаю еще также, что у них недавно умер дед, от которого осталась комната в коммуналке где-то на Красной Пресне, — добавила мать.
— У, сколько свободной жилплощади для свиданий, — усмехнулась Мила, — как же тут не забеременеть…
Хотя в душе ее невольно кольнула досада от мысли: сказать мужу, что Вике совсем негде будет жить, если она вдруг срочно засобирается замуж, не получится.
Не получится при таком раскладе и потребовать у него денег для Вики на квартиру. Опять же ему и лучше: будет продолжать вить свое гнездышко …А Миле этого, ох, как не хотелось. Парадокс, конечно, но в сложившейся ситуации она даже где-то была сейчас рада, что Вика беременна. Это давало ей возможность неотложного общения с Виктором, прощально хлопнувшим дверью. И не нужно искать никакого предлога. У них теперь есть общие дела, связанные с дочерью. Он вынужден будет общаться с нею, как бы ему этого не хотелось. В этом вопросе ему не отвертеться.
— Ну, ладно, у Вики все по молодости, можно понять, — долетели до оцепеневшей Милы материны слова, — но ты-то, ты…Старая корова…и такая дура. Так и не научились гулять с умом. И к тому же, муж знает про твои гулянки. Я тебя предупреждала.
— А знаешь, что я пронюхала? — сказала Мила, не обращая внимания на обидные материны слова, сказанные в сердцах, и рассказала ей то, о чем поведал Иван Кузьмич.
— И это ты называешь, пронюхала? — изумилась мать. — Слишком поздно. Ох, и плохи же твои дела, дочка. Твой поезд ушел. А мужик — он всегда мужик. Ему что…Он начинает жизнь заново. А заново начинают жить с молодыми женами, можешь в этом не сомневаться.
— Ну, это мы еще поглядим, — ответила дочь и зло добавила, — троих беременных никакой мужик не сдюжит, а тем более — такой тюфяк, как мой муж.
— Троих? — усмехнулась мать. — А ты не оговорилась, дочка? Причем тут ты? Неужели ты хочешь, признаться Виктору, что забеременела от любовника? И зачем? Ты хочешь, чтобы он тебя еще и высмеял? — удивилась Ирина Михайловна. — По-моему, единственное, о чем его можно попросить сейчас, так это, чтобы он повременил с разводом, пока квартиру не дадут. Ну, можно также намекнуть еще, что развод плохо отразится на его дальнейшей карьере…
— Нет, это уже не поможет, раз он принял такое решение, — сказала Мила, — и чихать мне теперь на его карьеру и квартиру. Подожди, я сейчас…
Мила покинула балкон и вскоре вернулась с бутылкой коньяка и двумя маленькими серебряными рюмками.
Она налила коньяк себе и матери и с жадностью заглотнула порцию жидкости, которая стимулировала работу ее мозга.
— Ну, ты уж меня совсем за идиотку держишь, — сказала она, наливая и повторно опрокидывая рюмку. — У меня есть план… Мне ведь все равно надо срочно познакомиться с парнем Вики. Да и не только мне. Виктору тоже. Если мы вообще Вику замуж спихнем…
— А если не получится? Если парень не захочет? — возразила Ирина Михайловна.
— Надо бы, чтобы захотел, — ответила дочь, уже с явным раздражением в голосе, — как ты не понимаешь? Мне надо, чтобы Виктор пришел в эту квартиру хотя бы еще раз. Под любым предлогом. А предлог у нас есть — Викины дела. А уж как получится у нее: замуж — незамуж… Пусть тоже поучаствует в разговоре, поволнуется, раскошелится, если свадьба, тем более…
