В двенадцать ночи Паола задувает свечи на огромном фруктовом торте, который принес Оскар. Дети хлопают в ладоши, я снимаю видео на телефон. Проще говоря, мы счастливы. Темная тень, накрывшая нашу семью, этим вечером отступила.
Когда двое престарелых голубков отправляются домой, а Паола пытается уложить спать наших непоседливых наследников, я иду убираться на кухне. Проглатываю остатки торта, нарушив свой ограниченный диетный режим. Потом сажусь за стол. Глубоко вдыхаю. Легкие точно обжигает огнем. Я не могу сдержать слез. Какой хороший вечер. И от этого еще больнее.
Чуть позже я иду в постель, Паола уже легла. Я забираюсь под одеяло и вдыхаю аромат ее тела. Я так люблю этот запах. Но не прикасаюсь к ней. Еще не время. Подожду до завтра. Завтра я задумал особенный вечер. И все получится.
Мои романтические планы были загублены на корню уже за завтраком, когда Паола сообщила, что собирается ужинать с подругами. Она намерена отмечать день рождения с ними. Я чувствую себя просто ужасно и думаю, как бы обернуть поражение в свою пользу. Меня осеняет. То что надо: такой подарок повергнет ее в шок, когда она вернется домой.
Я выхожу на улицу и направляюсь к магазину Роберто, писателю, ставшему таковым ради собственного удовольствия.
– У тебя есть «Маленький принц»?
– Еще бы!
– Но не обычный, а старый, особенный. Из тех, что попадаются в букинистах.
– Есть один экземпляр как раз для тебя.
Я даже не сомневался.
Роберто скрывается в чулане, полном книг, откуда доносится такой приятный запах свежей бумаги и клея. Через несколько минут он выныривает с пожелтелой и немного раздувшейся от времени книгой.
– Первое издание 1943 года, на французском. Вышло всего через несколько дней после публикации английского перевода. Но поскольку сам автор – француз, то по мне, так это и есть оригинал. Дарю.
Я хочу заплатить, но Роберто не слушает. Он понял, что речь идет об особенном подарке. Так оно и есть.
Я соглашаюсь принять этот дар с условием, что свожу его куда-нибудь позавтракать. А кроме того, оставляю ему пять евро в нагрузку к двадцати, которые отдаю за новый, только что завершенный роман. Он называется «Безумная любовь» и представляет собой грустную историю любви между черным рабом и юной дочерью хозяина ранчо. Хоть сюжет и оставляет впечатление дежавю, но мне вполне подойдет.
Я с нетерпением жду, когда Паола вернется домой. Я завернул книгу в оберточную бумагу, завязал красным бантом и положил на подушку.
Когда она наконец появляется, то валится от усталости и десять минут даже не замечает подарка. Только оказавшись в кровати, она понимает, что на подушке что-то лежит.
– Это что еще?
– Для тебя. С днем рождения, любимая.
Паола остается невозмутимой. Разворачивает обертку. Смотрит.
Уверен, что ее сердце замирает от радости.
Я жду, что сейчас она скажет:
– Милый, какой прекрасный подарок, где ты его откопал?
Но она говорит:
– У меня уже есть это издание, и сохранность куда лучше. Придется тебе сдать книгу обратно, надеюсь, чек ты не выкинул?
И, выдавив из себя каменным голосом «доброй ночи», засыпает.
Женщина с характером, как говорится.
За это я ее и выбрал.
И все же я не могу как следует загрустить. Хотя стараюсь изо всех сил.
Но ощущаю скорее безразличие, чем грусть. Как будто эта ужасная история происходит не со мной.
Сегодня я вышел на террасу и разложил шезлонг. Отключил телефон. И лег загорать прямо в шортах и в майке. Я пристально смотрел на облака, которые обнимали небо белоснежными пятнами, так что оно напоминало лицо Роршаха[8] из комикса, а затем таяли.
Так я лежал часа четыре или больше.
Неподвижный, точно корабль, потерпевший крушение.
Я мог бы пролежать так всю жизнь.
Кажется, я впал в законную депрессию.
Сегодня Лоренцо и Ева отправляются ужинать к дедушке и останутся у него на ночь, а Паола идет в кино на авторский фильм с двумя старыми подругами. Я остаюсь дома один. Такое случается нечасто.
Звоню Умберто и Коррадо и приглашаю их на суперспагетти, как в старые добрые времена. Килограмм карбонары на троих. Я знаю, что в спагетти содержится мука высшего сорта, яйца и бог знает, что еще. Но отказаться нет мочи. Карбонара – как давняя любовница, с которой иногда приятно встретиться снова. Она хороша как до, так и во время и после, поскольку непростой процесс переваривания этого месива вкуса одурманивает мозг и затормаживает мысль наподобие марихуаны. Мы лежим на диванах в гостиной и болтаем, как когда-то давно. Фоном звучит тихий джаз и мой периодический кашель.
– Почему во время полетов нельзя пользоваться телефоном? Он и вправду мешает связи? – спрашивает Умберто у нашего доверенного пилота.
– Если бы это было действительно опасно, то вместо того, чтобы вежливо просить выключить телефоны, их давно запретили бы брать на борт, – отвечает Коррадо. – Суть в том, что самолет летит с такой скоростью, что телефон постоянно ловит разные сети, а связь то и дело прерывается, создаются помехи на линиях, и только. Кто знает, возможно, в будущем все будет иначе. Некоторые компании уже разрешают использовать Wi-Fi на борту самолета, так что со скайпа можно звонить.
Я помалкиваю, будущее телефонных сетей меня ничуть не интересует. Я постоянно кашляю.
– Как дела, сильно болит? – спрашивает Умберто.
– Побаливает. Я опять сдал анализы. Ситуация с легкими хуже день ото дня. Я решил забить на диету. Ну, или, по крайней мере, не придерживаться ее так уж строго.
– Верное решение, – одобряет Коррадо. – Насколько я понял, это все равно не поможет.
Мы договорились, что будем говорить о моей болезни прямо, без всяких метафор.
– Я обречен, это факт. Вопрос времени, и только. Так что могу есть, что захочу. Кстати, это еще не все мои новости.
– Что случилось? – спрашивает мой верный ветеринар.
– Я в депрессии. Вообще-то, со мной такое впервые, но, кажется, симптомы налицо.
– Когда у моей матери после смерти отца случилась депрессия, – говорит Коррадо, – я старался занять ее разными делами. В таких случаях только это и помогает.
– Дел у меня полно, только вот делать ничего не хочется.
– Могу я дать тебе один совет? – вмешивается Умберто.
– Конечно.
– Сходи к психологу. Доктор Санторо – настоящий гений.
– И что мне там делать? Позволить ограбить себя на двести евро за вечер?
– Во-первых, он берет не двести, а сто тридцать и выписывает счет-фактуру, с которой ты можешь вернуть налог, а кроме того, этот человек действительно может помочь. Во всяком случае, мне помогает.
– И давно ты к нему ходишь? – недоверчиво спрашиваю я.
– Почти десять лет, – гордо отвечает мой друг.
– Подумать только, что бы с тобою было, если бы ты не ходил к нему! – иронизирует Коррадо, опережая меня на долю секунды.
Я напоминаю Умберто, что всегда считал психологов бесполезными людьми, они не лучше политиков. Ни у тех, ни у других нет настоящей профессии.
– Поступай, как знаешь, – парирует мой друг. – А лично я думаю, что поговорить тебе пошло бы на пользу.
В этот момент возвращается Паола. Она вся на взводе.
– Поговорить с кем?
– Умберто советует мне посетить своего психоаналитика.
– Отличная идея, – с этими словами Паола улыбается Умберто, а он улыбается ей.
Она во всеуслышание объявляет, что с тех пор, как я узнал, что болен, то потерял интерес ко всему и даже бросил работу. Как если бы меня не было в комнате.
Меня одолевают разные мысли. Психолог… Мда…
Знаете ли вы, что в семидесятые кто-то предложил отказаться от названия зодиакального знака «Рак», чтобы при его упоминании не возникало неприятных ассоциаций с одноименным заболеванием? Вместо «Рак» было предложено название «дитя луны».
Когда проводишь все свободное время в интернете, набирая одни и те же слова, то заканчиваешь тем, что читаешь гороскоп на неделю.
Знаете ли вы, что согласно исследованию, проведенному учеными отделения климатологии Университета Дуйсбург-Эссена, самое канцерогенное место на свете – церковь? В церкви сосредоточено огромное количество микрочастиц сажи, которые возникают из-за постоянно горения свечей и ладана. Концентрация данных частиц в церкви настолько велика, что в восемь раз превышает норму и остается таковой даже на следующий день после проведения службы.
Знаете ли вы, что существует специальный бюстгальтер, способный диагностировать рак? Чудо-изобретение уже прошло клинические испытания и показало результат 92 %. Сенсоры лифчика фиксируют изменения температуры клеток, что позволяет выявить опухоль на ранней стадии развития – вплоть до шести лет до того, как она проявит себя.