– Ну так что, есть какой-то шанс?..
– Чтобы ее перевели на другую должность? Не знаю. Неизвестно еще, согласится ли Джули. Я не могу ее заставить, потому что, откровенно говоря, Тори, она выполняет свои обязанности. И даже если она захочет сменить место, остается вопрос, найдется ли для тебя другой помощник. Может оказаться, что ты останешься одна до конца года.
– Понятно, никаких вариантов, кроме плохих.
На следующее утро Винус опять не пришла в школу. На этот раз я не собиралась ни с кем это обсуждать. Во время обеденного перерыва я поехала к ней домой.
На крошечном крылечке фургона бездельничали две девочки, покуривая сигареты. Одна – шестнадцатилетняя сестра Винус, другая была мне незнакома.
– Привет, я учительница Винус. Твоя мама дома?
– Не-а, – ответила сестрица.
– Где она? – спросила я.
– Наверно, ушла. Не знаю. Но здесь ее нет.
– Могу я увидеть Винус?
– Вам надо поговорить с маминым приятелем. Он за нами присматривает, когда ее нет дома.
– Хорошо. Ну а он где?
– Дэнни! – заорала она так громко, что я в удивлении отступила на шаг.
Спустя несколько минут в дверном проеме появился Дэнни, но он и не подумал открыть дверь. Глаза у него были припухшие, будто он только что проснулся.
– Чего? – спросил он, словно никогда меня не видел.
– Я пришла по поводу Винус. Я ее учительница. Ее сегодня не было в школе.
– Нам сказали, что ее снова переводят на домашнее обучение. Нам сказали не посылать ее в школу, – ответил он.
Я в изумлении глядела на него сквозь проволочную дверь.
– Впервые об этом слышу.
– Это сказали люди из Социальной службы. Сказали, что ее перевели на домашнее обучение.
– Социальная служба не может решать такие вопросы, не посоветовавшись с нами. А я ничего не знаю об этом. Почему ее перевели на домашнее обучение? У нее не было проблем с поведением.
– Сказали, что это обходится для них слишком дорого.
– Домашнее обучение гораздо дороже школьного.
– Я тут ни при чем. Это они так сказали. Сказали, что все их работники, которые присматривают за ней, стоят слишком дорого, поэтому мы не должны посылать ее в школу. Будет приходить учитель.
– Этого не может быть.
Он пожал плечами:
– Говорите с ними сами. А мы делаем то, что велено. Он вернулся в дом, захлопнув передо мной дверь.
Я потеряла дар речи. По дороге в школу я только и думала: могла ли Социальная служба так поступить? Разумеется, этого нельзя было сделать без ведома Боба. А Боб, конечно, не мог принять это решение, не поговорив со мной.
К сожалению, я вернулась в школу перед самым звонком, и мне не удалось поговорить с Бобом. Я поднялась в класс. Джули была там, она разбирала материалы, оставшиеся от утренних занятий. Я в первый раз увидела ее после той беседы с Бобом и испытала неловкость. В самом деле, после того как она нажаловалась Бобу, а Дэнни сообщил о том, что Винус перевели на домашнее обучение, я ощущала, что превращаюсь в параноика. Возможно, Боб знал о переводе Винус. Возможно, все об этом знают, кроме меня.
Занятия прошли ужасно. Я чувствовала себя неловко в одной комнате с Джули. Я опасалась, что Боб что-то знает, но не говорит мне. Я беспокоилась о Винус.
К счастью, прозвенел звонок на перемену.
После занятий я спустилась в кабинет Боба. Я пересказала ему свой разговор с Дэнни. Боб был поражен:
– Домашнее обучение? Не может быть. Я ничего об этом не знаю.
– Он сказал, что так распорядилась Социальная служба.
– Они никогда бы так не сделали, не поговорив с нами. Не представляю себе, откуда он взял эти сведения, но это не так.
– Ты уверен? – спросила я. – Дэнни говорил очень уверенно. А при том, что правая рука вечно не знает, что делает левая, а Социальная служба и полиция, и… ты абсолютно уверен?
– Да, уверен, – сказал Боб. – Не нравится мне этот парень. К тому же я не верю ни одному его слову.
На следующее утро, когда я приехала в школу, Винус уже была там. Я увидела, что она стоит, прислонившись к стене.
– Доброе утро. Ты сегодня рано. Не хочешь пойти вместе со мной?
Она посмотрела на меня темными печальными глазами, но ничего не сказала.
– Пошли. – Я протянула ей руку. Никакой реакции.
Я не стала брать ее за руку. До начала занятий еще оставалось около получаса, и если она не хотела идти внутрь здания, то вполне могла остаться на площадке. Я подождала еще минутку, повернулась и направилась к школе. Она пошла вслед за мной к дверям. Помедлив, я открыла дверь. Не говоря ни слова, мы вошли и поднялись по лестнице в класс.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, вытаскивая ключи, чтобы отпереть класс. – Мне не хватало тебя вчера.
Она изучала мое лицо.
В классе Винус сняла и повесила пальто. Она была одета вполне по сезону, хотя одежки были мятыми и заношенными.
– Я приезжала вчера к тебе домой повидаться с тобой. Ты знала об этом?
Она покачала головой.
– Дэнни сказал, что тебя опять будут обучать дома. Я отодвинула свой стул и села.
Винус смотрела на меня очень внимательно, а потом на ее глаза набежали слезы.
– Что-то случилось? – спросила я. – Я начинаю думать, что у тебя дома не все в порядке.
Ее лицо сморщилось, и она расплакалась.
– Ну, иди сюда, моя радость. – Я посадила ее себе на колени.
Винус плакала, тяжело всхлипывая, как и в прошлый раз.
– Ты можешь мне сказать, что стряслось? Она не ответила.
У меня появилось нехорошее предчувствие.
– Важно, чтобы ты объяснила мне, в чем дело, Винус, чтобы я могла тебе помочь, – тихо сказала я.
Но она только плакала.
Как мне добиться того, чтобы она открылась? Мне приходилось тщательно подбирать вопросы, ведь если происходит что-то противозаконное, то, неверно поставив вопрос, я могла помешать судебному разбирательству. В самом деле, мне были известны два случая, когда люди, жестоко обращавшиеся с детьми, ушли от наказания только потому, что психологи или полицейские задавали наводящие вопросы их жертвам.
– У тебя что-то неладно дома, – тихо сказала я. – Иногда это очень серьезные проблемы, чтобы разрешить их самой. Иногда эти проблемы связаны с матерью или отцом. Или отчимом. Или мамиными приятелями. Когда такие вещи происходят, самое правильное – рассказать об этом другому взрослому. Взрослому, которому ты доверяешь. Вроде меня или мистера Кристиансона. Чтобы мы могли помочь тебе.
Винус вытерла слезы рукавом своей блузки.
– Иногда тебе могут сказать дома, чтобы ты никому ничего не рассказывала. Но это неправильно. Единственные секреты, которые стоит хранить, – это веселые секреты. Вроде того, что ты подаришь кому-нибудь на день рождения. Но если кто-то велит тебе держать в тайне что-то плохое, ты не обязана это делать.
Винус сидела тихонько, прижавшись головой к моей груди.
– А иногда тебе могут сказать, чтобы ты молчала, потому что, если ты расскажешь, они сделают тебе что-нибудь плохое. Но они только говорят так, чтобы напугать тебя. Они сделали что-то дурное и боятся, что кто-то узнает об этом и они понесут наказание, поэтому хотят напугать тебя, чтобы ты хранила их тайну. Но это неправильно. Ты не должна их слушать. Если кто-то говорит тебе такие вещи, ты должна рассказать взрослому, которому доверяешь, и он сможет тебе помочь.
Винус не проронила ни слова.
В очередной, наверное тысячный, раз за последние дни я спустилась в кабинет Боба.
– Я вижу, Винус вернулась, – сказал он.
– Мне как-то не по себе в связи со всем этим. Почему этот тип говорил о домашнем обучении, если это вранье? – спросила я. – Нутром чую, он пытается что-то скрыть.
– Возможно. Вопрос в том, что именно? – ответил Боб. – Он довольно подлый тип. И скорее всего, способен на что угодно.
– Нет, я думаю конкретно о Винус. Я хочу сказать, что по закону, если есть подозрение, что с ребенком жестоко обращаются, мы должны сообщать об этом.
– Винус рассказала тебе что-нибудь?
– Нет, но… – Я рассказала о нехарактерных для нее слезах. – И это в сочетании с ее отсутствием в школе, неподходящей одеждой и странными объяснениями Дэнни.
Боб задумался. Наконец он медленно покачал головой:
– Не думаю, что этого достаточно, чтобы обращаться к властям с официальным заявлением, Тори. Здесь одной интуиции мало. Если бы мы увидели следы побоев, или если бы она сама нам хоть что-то сказала… А пока я могу только предупредить Социальную службу о твоих подозрениях.
На фоне разыгрывающейся с Винус драмы я стала строить планы на конец года для остальных учеников. Билли, я считала, был готов вернуться в обычный класс, но все еще нуждался в серьезной помощи. Мы полагали, что он не в состоянии учиться полный день в классе для одаренных детей. Поэтому в конце концов решили поместить его на следующий год в обычный пятый класс, чтобы он приходил в мой класс для дополнительных занятий. Вдобавок он мог по-прежнему посещать класс для одаренных детей дважды в неделю и в перспективе перейти туда на полный день.