— Ты хочешь ребенка? — спросила Пэт.
— Хочу, конечно.
— Малыш привяжет вас друг к другу. Без детей вы не семья, вы просто пара. Тебе небось все в один голос твердят, что не надо ребенка. Вот бы у нас были дети. Может быть, мы бы тогда не разошлись.
— Вы были замужем?
— Да, за Джимом.
— Вот как, — удивился он.
— Сколько лет вы были знакомы до того, как поженились? Если бы я рассказала тебе, как познакомилась с Джимом, ты бы не поверил. Мы поехали на север по побережью, назюзюкались и легли спать вместе, вот и все. Мы провели там, на Русской реке, неделю — шесть дней — пили, спали… Гуляли босиком по Гернвилю. Купались. Ты был там когда-нибудь?
Ему удалось выдавить:
— Ну да, бывал. Мы туда по пятницам вечерами выезжали, толпой. Н-н-на выходные оставались.
— Ты с Рейчел ездил?
— Нет, — сказал он, — но с ней мы один раз в Рино ездили.
— Тебе нравится поразвлечься?
— Ну да, — сказал он. — Мы раньше часто в кегельбан ходили. И в «Старую перечницу». А она в п-п-покер играть любит. И танцевать. Танцует она классно. А еще мы по музыкальным магазинам много ходили. И на автомобильные гонки… Как-то в Пеббл-Бич на гонки поехали. Ездили, пока машина была. Потом сломалась, и мы ее продали.
— Так у вас нет машины?
— Нет. Я тут выпрашивал у Нэта, брата моего — у него магазин подержанных автомобилей на Ван-Несс, чтоб он мне на время дал, а он не дает.
— А другие девушки до нее у тебя были?
— Нет, — сказал он.
— Тогда она именно твоя девушка. Как в кино. Девочка, с которой ты рос. Твоя единственная. — Она говорила, держа руки в карманах. — Как ты думаешь, для каждого парня есть вот такая единственная девушка? Ты веришь в это?
— Не знаю, — сказал он.
— Многие верят.
— Может, и так, — неуверенно сказал он.
Она протянула руку и взъерошила ему волосы.
— А ты знаешь, что ты хорош собой? Ты так молод… И у тебя есть твоя единственная. Готова поспорить, что ты до сих пор встречаешься со своими школьными друзьями.
— В общем, да, — сказал он.
Справа уже был винный магазин, и Пэт вошла в него.
— Верни мне деньги, — попросила она, когда они остановились у прилавка.
— Что берем? — спросил лысый, средних лет продавец с вялой улыбкой, обнажившей вставные зубы.
— Бутылку «Хайрама Уокерса», — сказала Пэт.
Она забрала у Арта долларовые бумажки и заплатила за виски.
— Доброй ночи, друзья, — пожелал продавец им вслед.
Звякнул кассовый аппарат.
— Кем ты собираешься стать? — спросила Пэт, когда они шли обратно. — Когда будешь старым и сломленным, как мы с Джимом.
— Т-т-типографом, — ответил он. — Слушайте, когда мы придем домой, хотите посмотреть макет нашего фантастического журнала? «Фантасмагория» называется. Ферд Хайнке у нас председатель клуба любителей фантастики. «Существа с планеты Земля» называется.
Она рассмеялась.
— Боже.
— Мы его на «Мультилите»[41] печатаем… У нас есть фотографии членов клуба, рисунки. Вы рисовать умеете? М-м-может, сделали бы какую-нибудь иллюстрацию для журнала? — Он изо всех сил ухватился за этот лучик надежды. — Что скажете?
— Я плохая рисовальщица, — сказала Пэт. — В колледже была у нас пара курсов по искусству. — Она говорила безучастным голосом. — Не жди от меня ничего, Арт. Посмотри, что я сделала с Джимом. Я не умею давать. Все, что мне было нужно, — это брать. Тут моя вина. Я все прекрасно понимаю, но до сих пор не могу ничего ему дать. Даже если стараюсь, не получается. Вот недавно ночью я хотела… — Она осеклась. — Арт, тебе никогда не отказывала женщина? Предполагается, что женщины должны так поступать. Во всяком случае, некоторые. Я себя к таким никогда не относила. Просто в этот раз я не могла. Может быть, я все еще была обижена. Мне хотелось его наказать. А может быть, я вообще утратила способность кому-то что-то дать. Вот и Бобу Посину ничего не досталось. Джиму я наврала про Боба, но это только чтобы задеть его.
Она остановилась.
— Вот моя машина, — показала она. — Как она тебе?
Подойдя к краю тротуара, он увидел новый «Додж».
— Неплохая, — сказал он. — Хрома многовато, но в-в-вообще агрегат ничего.
— Ты водишь? — спросила она.
— Вожу.
Она вытащила из кармана пальто ключи от машины.
— Вот. Открой дверцу.
Он в смятении открыл дверь машины. Пэт знаком пригласила его сесть, и он втиснулся за руль.
— Куда ты едешь, чтобы прокатить девушку? — спросила она.
— На Твин-Пикс[42], — сказал он. — Наверное.
Его начинало потряхивать.
Она захлопнула дверцу со своей стороны.
— Отвези меня туда. Можно? Не могу я обратно. Он ждет меня, а я не могу. Видит бог: хочу, но не могу.
На склоне холма стояли машины — в основном на обочине или у самой ограды. В них кто-то медленно и громоздко ворочался. Внизу под дорогой переливались складывавшиеся в узоры огни домов и улиц Сан-Франциско. Целое поле огней — насколько видел глаз. Среди огней плыл туман, тут и там заслоняя их. Слышно было лишь, как вдалеке работали двигатели автомобилей.
— Сюда? — спросил Арт. — Да?
Он съехал с дороги на грунтовую площадку. По капоту царапнули ветки деревьев. Он погасил фары.
— Выключи двигатель, — попросила Пэт.
Он повиновался.
Она открыла сумочку и достала пачку сигарет. Он нашел спички и дал ей прикурить. Спичка тряслась, и Пэт подержала его руку.
— Что с тобой? — спросила она.
— Н-н-ничего.
Выпуская дым через ноздри, она сказала:
— Здесь так спокойно. Я десять лет сюда не поднималась. С тех пор, как была такой же юной, как ты. Знаешь, где прошло мое детство? Недалеко от Стинсон-Бича.
— Там классно, — сказал он.
— Мы тогда часто купаться ездили. Ты любишь купаться?
— Конечно, — сказал он.
— С тобой все нормально? — Она протянула ему пакет с бутылкой. — Не откроешь? Штопор за приборной доской.
Повозившись, он открыл бутылку.
— Я не должна этого делать, — сказала Пэт, взяв бутылку. — Знаю, что это нехорошо, но мне нужно что-то сделать, я так больше не могу. Как ты думаешь, он простит мне?
Порывшись в бардачке, она нашла пластмассовую чашку без ручки.
— Боже, — воскликнула она. — В ней старые «Бэнд-эйды»[43] до сих пор.
Она швырнула чашку обратно в бардачок.
— Не хочу пить. Возьми. — Она вернула ему бутылку. — Убери ее, или выпей, или делай, что хочешь. Знаешь, зачем я попросила тебя привезти меня сюда?
— Зачем? — пробормотал он.
— Я чего-то ищу. Арт, мне двадцать семь лет. Я на десять лет старше тебя. Понимаешь? Когда я была такой, как ты сейчас, тебе было семь. Ты ходил в первый класс.
Она сидела и курила, положив ногу на ногу. Ее ноги поблескивали в тусклом свете, пробивавшемся в машину. Он различал ее лодыжки, каблуки.
— Вы очень красивая, — услышал он собственный голос.
— Спасибо, Арт.
— Нет, правда.
— Поехали, — сказала она. — Давай уедем отсюда, не хочу здесь больше оставаться.
Раздавленный разочарованием, он послушно запустил двигатель. Когда он включил заднюю передачу, Пэт протянула руку и повернула ключ зажигания. Двигатель заглох.
— А ведь и поехал бы, — сказала она. — Ты такой… как это называется? А, бог с ним.
Она затушила сигарету и прикурила другую от блестящей стальной зажигалки.
— Ты отвез бы меня обратно, если б я попросила… Не стал бы удерживать меня силой, упрашивать. Арт, я правда тебе нравлюсь?
— Да, — с жаром выдохнул он.
— А как же твоя жена?
Ему нечего было ответить на это.
— Ты же скоро станешь отцом. Ты понимаешь это, Арт? У тебя будет маленький мальчик. Вы решили, как назовете его?
— Нет, — сказал он, — еще нет.
— Что ты тогда почувствуешь? — Она вглядывалась в огни внизу. — Семнадцатилетний парень — и вдруг становишься отцом.
— Да… Мне восемнадцать, — поправил он.
— Странная штука жизнь, черт возьми…
Она повернулась на сиденье лицом к нему и подтянула под себя ноги. Свет выхватывал из темноты ее скулы, и Арт мысленно дорисовал очертания ее лба, выступы бровей, нос. У нее были тонкие губы. В полумраке они казались черными. Подбородок и шею скрывала тьма.
— Ну давай, Арт, — сказала она.
— Чего давай? — испуганно произнес он.
— Пока я не передумала.
Опустив окно, она выбросила сигарету в черноту.
— Я чувствую себя отвратительно. То, что я делаю, ужасно… Я поступаю подло с тобой, с твоей женой, с Джимом, со всеми нами. Как-то перепуталось все. Но что мне остается, Арт? Я кругами какими-то хожу. Не знаю, ничего не понимаю.
Она протянула руку, дотронулась пальцами до его щеки. Придвинувшись, она приблизила к нему губы, и он почувствовал, как они крепко целуют его, ощутил ее твердые, острые зубы, цветочный и коричный аромат ее дыхания. Обняв ее, он услышал шорох ее одежды. Ее мускулы, сочленения и связки слегка подались, все тело шевельнулось. Ее рукав коснулся его глаз. Она прильнула к нему, прижала голову к его шее. Какая тяжелая у нее голова. Она часто дышала. Как загнанная, подумал он. Сидит неподвижно, закрыв глаза, ей довольно того, что он рядом, пальцы сплела с его волосами. Она обессилена, одинока, и он знает, что ей нужно: быть с ним рядышком, обратив к нему лицо для поцелуя. Он приподнял ее голову руками. Губы ее сразу расслабились, приглашая его. Она вернулась в прошлое, снова проживала с ним дни своей юности, первую любовь, волнение первого свидания — в его объятиях, на переднем сиденье автомобиля, стоявшего на обочине дороги над огнями города, над ночью, тьмой и туманом. В других машинах другие юноши обнимали своих девушек, ласкали и целовали их. Он провел руками по ткани ее блузки, по плечам и рукам, не прикасаясь к груди, потому что не этого она хотела. Прижавшись губами к ее губам, он изливал в нее любовь, в которой она нуждалась, он не опустошал себя, но в то же самое время чувствовал, как она наполняется и становится от этого сильнее. Ей нужно было принять то, что ему было необходимо отдать ей.
