Когда в комнате выключили свет, Яна, лёжа под одеялом, про себя повторяла тексты новых песен, которые она выучила с Сергеем Матвеевичем: «Письмо из приюта» и «Маленький бродяжка». Уже засыпая, она продолжала автоматически мысленно повторять слова песни «Письмо из приюта»:
Я маме письмо напишу из приюта,
Но только я адрес не знаю её,
Ведь мною она до сих пор не забыта,
Я вижу во сне дорогое лицо.
Мама, мама, я здесь, я рядом!
Мама, мама, тебя я зову!
Нам теряться с тобою не надо,
Я тебя очень сильно люблю!
Я ей напишу, что учусь на «отлично».
Здесь много хороших и добрых людей.
Но, мама, поверь, тяжело, непривычно,
Мне жить без улыбки и ласки твоей!
Сон её был глубок и крепок.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Пропажа денег, нервный срыв Яны
Утром она проснулась, первым делом поздоровалась с фотографиями мамы и бабушки. Когда Яна стала доставать расчёску из тумбочки, она сразу же увидела, что конверта на месте нет. Она вчера вечером клала его на книгу, на верхнюю полку, перед тем, как ушла в ванную комнату. Не веря глазам, села перед тумбочкой на корточки и стала тщательно проверять уголки полок. Но конверта с деньгами не было. Он бесследно исчез. Ей не хотелось думать, что у неё украли деньги, но это нехорошее слово засело у неё в голове. Яна ещё раз проверила тумбочку, но конверта в ней так и не обнаружила.
– Что ты ищешь? – спросила любопытная Зайцева.
– Да так, ничего, – ответила Яна.
Настроение у неё упало, она расстроилась, не пошла на завтрак, осталась лежать под одеялом, отвернувшись к стене. Значит, сегодня она не сможет отвести собаку на операцию. Яне не жаль было исчезнувших денег, больше всего она переживала за ослепшую собаку Альму. Ей теперь никто не поможет, она останется слепой навсегда. Слёзы навернулись у неё на глаза, она беззвучно плакала, укрывшись с головой одеялом. Оказалось, что не одна Яна сегодня не пришла на завтрак. Дарья Максимовна увидела, что за столом, кроме Яны, нет ещё двоих воспитанников.
– Ребята, где Мельников и Захаров? – спросила она.
– Не знаем, – ответили они.
– Неужели, спят ещё? – допытывалась Дарья Максимовна.
– Когда мы уходили, спали. Они пришли под утро, их не было ночью. Мы их будили, а они не просыпаются.
– Яны почему нет? – удивилась Дарья Максимовна, подойдя к столу, за которым обычно она сидела.
Девочки, о чём-то шептавшиеся межу собой, сразу замолчали и сосредоточенно заработали ложками.
Всезнающая Зайцева не выдержала:
– У Яны украли деньги из тумбочки. Я видела, как она утром искала конверт с деньгами и не нашла его. Оттого она расстроилась и лежит на кровати.
– Кто мог украсть деньги? – с сомнением спросила Дарья Максимовна.
– Я видела, что вчера вечером, когда в комнате никого не было, из неё вышли Мельников и Захаров. Они меня увидели и сразу убежали, – добавила Зайцева.
Дарья Максимовна послала мальчика за Мельниковым и Захаровым, а сама вместе Венерой Андреевной поспешила в комнату к Яне. Та беззвучно плакала под одеялом. Вдруг она услышала голос Дарьи Максимовны:
– В чём дело, Яна, почему не пришла на завтрак? – она дотронулась до плеча девочки и почувствовала, как оно вздрагивает. – Ты плачешь? Ну-ка, открой лицо!
Она отвернула край одеяла и увидела плачущую Яну.
– Что случилось?
– У меня пропали деньги, – всхлипывая, глотая слёзы, сказала Яна.
– Где они лежали?
– В тумбочке, я их туда положила вчера вечером. А сегодня увидела, что конверт с деньгами пропал. Собирала на операцию Альме, хотела сегодня отвести её в ветлечебницу.
Яна зарыдала ещё сильней. С ней началась истерика. Рыдания душили её. Ей не хватало воздуха, она открывала рот, пытаясь что-то произнести, но не могла вымолвить ни слова. По её лицу пробежала судорога.
Венера Андреевна побежала в медкабинет за лекарствами.
– У Яны истерика, я сейчас принесу нашатырь и капли, – на ходу сказала она.
Ни нашатырь, ни успокоительные капли не привели в чувство Яну. Лицо её было бледным, руки холодными, она лежала на постели с закрытыми глазами.
– Нужно срочно вызвать «скорую помощь», – заволновалась Венера Андреевна, – у неё критическое состояние.
Она пыталась нащупать у девочки пульс, но, не обнаружив его, ещё больше забеспокоилась и поспешила вызвать «неотложку».
Девочки, испуганные и притихшие, сидели на кроватях и молча наблюдали за происходящим. Приехавшие медики сделали Яне несколько уколов, положили её на носилки и унесли в машину. Венера Андреевна поехала с ними.
Дарья Максимовна собрала всех воспитанников в столовой.
– Ребята, у Яны Субботиной из тумбочки пропали деньги. Пусть тот, кто их взял, сам признается в этом.
В зале воцарилась тишина. Никто не встал с места.
– Некому признаваться? – через несколько минут молчания спросила Дарья Максимовна.
Зайцева встала и сказала:
– Пусть Мельников и Захаров скажут, зачем они вчера приходили к нам в комнату и что они делали, когда все были в столовой и смотрели телевизор?
Мельников и Захаров сидели с опущенными головами и молчали.
– Ребята, вас спрашивают, отвечайте! – потребовала Дарья Максимовна.
Не дождавшись ответа, спросила:
– Где вы были сегодня ночью? Рассказывайте!
– В компьютерном клубе, – с трудом выдавил из себя Мельников.
– Вы всю ночь играли в компьютерные игры? – уточнила Дарья Максимовна.
– Да, – еле слышно ответил Мельников.
– Где взяли деньги на игры? Там бесплатно играть никому не позволяют.
После молчания Мельников сказал:
– Накопили, сдавали бутылки.
– Сколько у вас было денег?
Опять гробовое молчание.
– Выйдите оба сюда. Ко мне идите! – приказала подросткам Дарья Максимовна. – Теперь повернитесь ко всем лицом и выверните карманы. Мельников вывернул карманы и извлёк мятую купюру, достоинством в пятьдесят рублей.
– Клади деньги на стол! Теперь ты, Захаров!
Захаров тоже стал выворачивать карманы. На стол легли две пятидесяти рублёвые ассигнации и скомканный конверт.
– Откуда столько денег и конверт? – строго спросила Дарья Максимовна.
Первым сдался Захаров.
– Я не хотел, меня Мельников подговорил, – стал оправдываться он.
Мельников, услышав, что друг признался в воровстве и обвиняет при этом его, запротестовал:
– Ты всё врёшь! Это ты подговаривал меня целую неделю, чтобы украсть у Субботиной деньги. Ты следил за ней. Ты позвал меня в комнату девочек, ты увидел, что Субботина пошла мыться, и предложил в этот момент забрать у неё из тумбочки деньги. Ты сам их и вытащил, я только у двери стоял.
Они так яростно перепирались между собой, что чуть не пустили в ход кулаки. Дарья Максимовна осадила их пыл.
– Хватит! Замолчите! Вы знаете, что вы уже в таком возрасте, что вас можно привлечь к уголовной ответственности, а это значит, что вы можете оказаться за совершённый вами поступок в детской колонии. Стоит подать на вас заявление, и вы окажетесь в камере предварительного заключения. Вы это понимаете? Нам в приюте не нужны воры. Они нигде не нужны. Вы со дня на день покинете приют, я нашла два рабочих места с общежитиями, но как вы сможете жить там, если будете воровать? У меня нет слов, чтобы выразить возмущение вашему поступку. Что мне с вами делать?
– Простите нас, Дарья Максимовна, мы отдадим Субботиной все деньги, только не сразу, но отдадим! – стал жалобно уверять директора испугавшийся Мельников.
– Ты, что молчишь? – спросила Захарова Дарья Максимовна.
– Простите, мы отдадим деньги, насобираем бутылки и отдадим, – клятвенно заверял он.
В столовую вошла приехавшая Венера Андреевна и сказала:
– Яну оставили в больнице, у неё нервный срыв. Пропал голос, она совсем не может говорить. Врачи будут её лечить.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Друзья рядом
На следующий день в приют приехал встревоженный Бархатов и встретился с Дарьей Максимовной.
– Дарья Максимовна! В чём причина, почему не пришла в ресторан Яна? – взволнованно спросил он.
– Яна попала в больницу, она заболела.
– Что с ней? Что-то серьёзное?
– У неё на почве нервного срыва исчез голос.
– Исчез голос? Почему? Вы сказали «на почве нервного срыва», какого срыва? Что произошло?
Бархатов смотрел на Дарью Максимовну удивленными глазами.
– Видите ли, это наши внутренние дела, и мне бы не хотелось о них говорить.
– Внутренние дела пусть остаются внутренними, меня интересует Яна. Что с ней произошло, почему пропал голос? От меня она уехала в прекрасном настроении, всё было замечательно, а вы говорите о нервном срыве, расскажите мне причину, – настаивал Бархатов. – Где она сейчас?
