На этот раз Серафим не стал класть крестик на тумбочку, а прижал его к груди одним пальцем, в то же самое время свободной рукой пытаясь отрезать кусок лески. Приятель, не выдержав этого зрелища, помог ему. Серафим продел леску в ушко крестика, тщательно завязал узел и сказал, обращаясь в пустое пространство:
— Сказал, не сниму, значит, не сниму!
Крестик с его шеи больше не падал. Позже он купил простую цепочку и заменил ею толстую леску. Крестик не падал.
Вот такую историю рассказал мне на этот раз Серафим.
Я смотрела на него и думала: «Какое счастье, что случай дал мне возможность познакомиться с таким необычным человеком!» Отныне я, сколько ни старалась, уже не могла разглядеть в нём бомжа: я видела сильную, яркую личность с трудной и необычной судьбой.
Прощаясь, я напрямик спросила Серафима:
— Серафим Васильевич, можно вас спросить, как вы относитесь к Изольде Олеговне?
— Мне с ней легко, — просто ответил Серафим. У нас много общего. Ей ведь тоже кое-что пришлось пережить… Да, кстати… Вы знаете, Люба, почему она альманахом «Искатель» интересуется?
— Нет, — честно ответила я.
Мне вообще казалось загадкой, каким образом «Искатель» может хоть кого-то заинтересовать.
— Это она в память о муже его перечитывает. Муж при жизни такой литературой очень увлекался, — вот и она теперь…
— Да? — удивленно переспросила я.
— А знаете, Люба, я уже достаточно заработал, чтобы самому комнату снимать, так что об этом вы не беспокойтесь.
— Я не беспокоюсь.
Я и вправду уже не беспокоилась, потому что я в Серафима по-настоящему поверила.
Мы попрощались. Андерсен во всё время нашей с Серафимом беседы сидел в тени, в уголочке. А сейчас вылез попрощаться с другом. Очень тёплое вышло прощание…
Больше я его никогда не видела. А вот Изольда один раз ко мне в августе заходила.
Август кончился. Было немного грустно, что наступает осень, однако впереди у меня всё-таки был отпуск.
Отпуск мы с моим другом провели в Крыму. Кстати, мы скоро собираемся пожениться.
Андерсен за это время изрядно потолстел. Видимо, папа его усиленно кормил на даче.
Одна общая знакомая сообщила мне, что Изольда и Серафим недавно поженились и куда-то вместе уехали.
— Можете себе представить, Люба — и это после одного-единственного месяца знакомства!.. О, времена! О, нравы! — патетично восклицала знакомая. — И где она его только откопала? — дама никак не могла успокоиться.
Я распахнула окошко. Только что прошёл дождь, на небе, переливаясь, сияла высокая, крутая радуга — такая редкость в сентябре…
— Радуга! Хороший знак, — сказала я вслух. Андерсен согласно замурлыкал.
СТАРИК ГЛЕН и ИВАН ОСИПОВИЧ
Маленькая повесть
Жара стояла нестерпимая. Иван Осипович Пчёлкин отложил газету, достал из кармана фланелевых брюк скомканный, в синюю клеточку носовой платок и тщательно вытер лоб.
— Жарко как, а? — неожиданно обратился он к соседу справа. Сосед почему-то никак не отреагировал на справедливое замечание Ивана Осиповича. Иван Осипович удивился и стал с интересом рассматривать молчуна. Сосед справа был лысым, что называется, как колено; с его яйцеобразной головы тонкими струйками стекал пот. «Перегрелся, наверное!.. — с сочувствием подумал Иван Осипович. — Да и где ж, по такой жаре, с этакой лысиной, да ещё и без кепки, уцелеть».
Наконец сосед справа, почувствовав на себе пристальный взгляд, повернулся к Ивану Осиповичу. Оба молчали некоторое время, потом сосед беспомощно развёл руками, и очень отчетливо произнёс:
— I am sorry, I don`t speak Russian.
Высказавшись таким образом, лысый сделал виноватое лицо и теперь тоже внимательно смотрел на Ивана Осиповича.
— It`s o.k. I can speak English.
Услышав слова на родном языке, сосед по скамейке совершенно преобразился: на его лице показалась такая детская радость, словно ему неожиданно преподнесли желанный подарок.
Нетрудно догадаться, что, поскольку сосед не понимал почти ни слова на русском языке, а Иван Осипович, как выяснилось, хорошо владел английским, то и весь их разговор происходил на английском.
Мы, разумеется, будем передавать их речь на своём родном языке, — тем более, что и дело-то происходит, не где-нибудь заграницей, а у нас, в России, точнее, в Санкт-Петербурге, а если ещё точнее, то на одной из скамеек возле фонтана у Казанского собора.
В общем, два пенсионера познакомились. Оказалось, что они почти одного возраста: иностранцу шестьдесят восемь лет, а Ивану Осиповичу шестьдесят шесть.
Иностранца зовут Глен Эриксон, и приехал он в Петербург из Канады на три недели. Глен принадлежит приходу одной из протестантских церквей в столице Канады, Оттаве. Приехал он в Петербург с группой единомышленников из пятнадцати человек.
Оказывается, каждое лето команда канадцев-протестантов приезжает в Петербург, чтобы вести языковые курсы для русских преподавателей английского языка. Этот визит Глена в наш город был уже третьим по счёту.
Всё это Глен поведал Ивану Осиповичу быстро, охотно и по собственной инициативе. Чувствовалось, что иностранец засиделся на скамейке и уже успел почувствовать себя одиноким, поэтому ему очень хотелось поговорить, особенно на своём родном языке.
Русского пенсионера тоже заинтересовал иностранец, тем более что большую часть своей жизни Иван Осипович преподавал английский язык в одном из московских институтов. Сейчас, находясь уже на пенсии, Иван Осипович продолжал занимать на кафедре должность профессора.
Преподавать ему приходилось теперь не много, но, если нужно было срочно выдать научную статью или подготовить доклад, сотрудники неизменно обращались к нему. Он никогда не отказывал в просьбе: статьи и доклады писал поистине вдохновенно, — наверное, поэтому они неизменно оказывались успешными.
Поскольку профессор Пчёлкин был не только учёный, но и предметник-практик, он ценил любую возможность практиковать живой разговорный язык, — а тут перед ним оказался самый настоящий языконоситель, да ещё из малоизвестной Ивану Осиповичу далёкой Канады.
Только и успел профессор представиться Глену, как канадец неожиданно замотал головой, словно лошадь, пытающаяся разогнать мух: очевидно, так он выражал свое несогласие с внезапно обострившейся жарой. Но энергичного трясения головой канадцу показалось недостаточно, поэтому он вытянул вперед правую руку с растопыренной ладонью и на несколько секунд задержал её перед самым носом Ивана Осиповича. Этим красноречивым жестом канадец словно полагал временную преграду между собой и собеседником, призывая его сделать паузу в едва начавшейся беседе.
Профессор постарался изобразить полное понимание и спокойно наблюдал, что же последует за жестом. Канадец быстро встал, направился к бьющему в нескольких метрах от них фонтану и, присев на корточки, макнул лысую голову в воду.
Похлопав несколько раз мокрой рукой по лысине, намочив ворот рубашки и ополоснув лицо, канадец вернулся на скамейку.
Иван Осипович одобряюще улыбнулся новоиспеченному приятелю и, дождавшись когда тот усядется поудобнее, доверительно сообщил, что он, так же, как и Глен, гость в Петербурге. Потому, что, как мы с вами помним, родным городом профессора была Москва.
Это сообщение ещё больше сблизило пенсионеров — ведь у них оказалось так много общего. Судите сами: оба в нашем городе гости; оба говорят на английском языке; и, наконец, оба достигли пенсионного возраста.
Глена очень заинтересовало, что его сосед по скамейке приехал сюда из Москвы.
— Зачем? — бесхитростно спросил он Ивана Осиповича. Впрочем, этим кратким вопросом канадец вовсе не собирался выражать сомнение, стоило ли приезжать, — он просто хотел поинтересоваться, с какой целью жители столицы посещают город на Неве.
Иван Осипович мог бы конечно пуститься в подробные объяснения и рассказать, что для посещения Петербурга у него было несколько причин. Но, с минуту подумав, он решил назвать, пожалуй, самую главную.
— Да нравится мне этот город, — просто и коротко ответил он канадцу.
Глен слегка приподнял вверх нижнюю губу и понимающе кивнул. Такая причина, по-видимому, показалась ему вполне резонной.
— А я никогда не был в Москве, — чистосердечно признался канадец и с любопытством посмотрел на профессора.
— Ну, мы, москвичи, конечно, живем сейчас намного богаче, чем петербуржцы… — пафосно начал было Иван Осипович, — но ни с того ни с сего вдруг осёкся. Ему почему-то расхотелось хвастаться.
— Вообще-то я здесь родился, в Петербурге, а переехали мои родители в Москву, когда мне исполнилось десять лет. Может, поэтому я до сих пор и люблю этот город… впрочем, Москву я тоже очень люблю, — торопливо добавил он. — Ну а как же! Столица всё-таки, — снова незаметно для себя горделиво повёл бровями профессор, — да и климат там гораздо лучше, в Москве-то, — добавил он тоном попроще. — Ведь как ни приеду в Питер, всё время сыро, то дождь, то слякоть. Ну, вот разве что сегодня, ради нашей встречи — жара!..
