Мне хорошо известны все аргументы, которыми ты пытаешься разрушить наше чувство: у нас нет будущего, мы не пара, разные люди, никогда не сможем жить вместе. Но будущего у нас никогда и не было, а мы все равно любили друг друга. Расставались — и встречались, ссорились — и мирились. Да и у кого оно есть, это будущее? Кто может быть в чем уверен, кроме шаманов, пифий и Нострадамуса?.. Я уверен — когда-нибудь ты вспомнишь: «Ах, какое это было счастливое время!»
— но будет уже поздно… Если бы ты еще влюблялась, всё бывает… Но чтобы так, просто, из-за ничего отбросить, откинуть, отогнать, как назойливую муху, любящего тебя, проверенного, близкого человека — этого я не понимаю и не хочу понять…
Извини, что в письме мало ласковых слов, но где их взять после всего?.. Я не только обижен, но и оскорблен. И всё равно ты — как наваждение: я скучаю без твоих медовых глаз, мне одиноко без твоего голоса, мне холодно без твоих ласк, мне трудно без твоих рук. Жизнь сера, уныла и невыносима без тебя. Я — как царь без слуг, художник без глаз, воин без рук, пастырь — без Бога. Мираж, гипноз, болезнь, паралич, чума, холера — вот что такое любовь.
Я знаю, что наверняка мои слова покажутся тебе смешными (так бывает, когда предательство уже совершено), но все-таки я хотел бы сказать тебе их.
Твой сумасшедший старичок».
И еще сказочными буквами приписано какое-то слово, которое мне никогда не понять, только разглядывать: «miyvarxar»8.
Он прав: я именно так и делаю, безмозглая, бездушная дрянь — отбрасываю близкого, любимого человека, верного и желанного!.. Это не только глупо и подло, но и неправильно. Он дает мне больше, чем остальные. Теперь я уверена, что люблю его.
Я смахнула слезу и посмотрела на телефон. «Ну, пехота, вперед!» Только вот кому звонить первому?..
Телефонный звонок разбудил его. Опрокинув пустую бутылку, он схватил трубку и услышал:
— Счастливого Рождества тебе! Ты исчез — решила сама позвонить. Не помешала?..
— Нет, как ты можешь помешать, — пробормотал он. — Где ты?
— Дома, на севере. Бабушке плохо.
— А не от любовника ли звонишь?.. — спросил он с подозрением: может, еще потешаться вздумала из чужой постели? — И услышал:
— Нету никакого любовника.
Этого он не ожидал и выдавил неуверенно:
— Как это?.. Был же?..
— Нету, пропал.
— Серьезно? — переспросил он с надеждой.
— Серьезно. Он обиделся, когда узнал, что у меня есть ты, и сказал, что такого тройного союза не потерпит. И всё, разрыв. Радуйся — я пожертвовала им ради тебя. Ты доволен?
Он молчал.
— Ну и вот, — продолжала она. — Я много думала в эти дни и хочу сказать, что, если хочешь, пусть всё будет как раньше. Если ты этого, конечно, еще хочешь… Давай еще раз попробуем. Мы не раз ссорились, а потом всегда бывало еще лучше, правда?..
После этих слов он уже мало соображал, о чем говорилось дальше. Она его любит!.. И хочет, чтобы всё было как прежде, как раньше!.. Конечно, что может быть лучше этого?! И как может быть иначе?!
Камень свалился с души, дал дорогу радости. И от этого буйного ликования, от желания сделать ей приятное, от головокружительного восторга — ведь если любишь, то хочешь, чтобы любимый человек был счастлив! — он торжественно объявил:
— Ты знаешь, я тоже много думал и пришел к выводу, что ничего никому запретить нельзя. И не надо. Если ты пожертвовала ради меня кем-то или чем-то, то и я пожертвую своей ревностью: делай что угодно. Если ты, к примеру, хочешь с кем-нибудь встречаться и даже спать — хоть с чертом-дьяволом! — то и встречайся, и спи, если это тебе надо. Нужны тебе игрушки — пожалуйста, оставь их себе, мне до них дела нет!.. Наши отношения теперь будут другие… демократические: я о твоих делах знать не знаю, ты о моих слышать не желаешь…
Какой-то червь сверлил изнутри, что всего этого говорить не стоит, что это лишнее, ненужное, а может, и неправильное. Но волна великодушной мудрости и широкой щедрости несла его всё дальше:
— Ты — человек! Никто никому ничего запретить не в силах!.. Что от того, что я буду говорить тебе: не делай того или этого?.. Запретный плод слаще всех. А если надо скрывать от людей наши отношения — будем скрывать. Заговор сближает. Мне всё равно. Будем тайными любовниками, сообщниками, заговорщиками!.. Если надо, я не буду к тебе приходить, ты приходи ко мне: поздно, когда все спят, тихо поднимись по лестнице, проскользни в приоткрытую дверь, а я уже буду ждать… Черно-белые ночи… Наши сны. Всё в наших руках… Когда ты приедешь?..
— Скоро, скоро, — отвечала она, всхлипывая.
— А хочешь, я сейчас к тебе прилечу?.. — предложил он. — Прямо по воздуху?
— Да, тысячу километров — не надо, холодно лететь. Я скоро буду, — терялась она в потоке ответного счастья. — Мне плохо без тебя, — добавила странным голосом.
Он ответил:
— Мне тоже. Мы должны помогать друг другу жить.
— Как в той басне?.. Лошадь и осел?.. — сквозь слезы напомнила она.
— А ты еще помнишь?
— Ты же заставил выучить наизусть!.. Лошадь и осел шли вместе по дороге и несли груз. Осел нести уже не мог и попросил лошадь помочь. А лошадь не захотела, и тогда осел упал и умер. И лошади пришлось дальше тащить не только груз осла, но и его шкуру…
И они болтали о всякой ерунде, поздравляли друг друга с Рождеством и строили общие планы, которых оказалось на удивление много: она честно пообещала сократить походы по диско и кафе, а он свято поклялся больше двухсот грамм никогда не пить; она твердо подтвердила, что хочет пореже встречаться с Ингрид, а он сообщил, что у него двойная радость: помирился с любимой и закончил объект с костями. И они опять шутили, резвились, шушукались, вспоминая что-то и говоря о чем-то, что было, есть и обязательно еще будет.
Прошло несколько лет.
Он сидит в кафе, украдкой пьет коньяк из двухсотграммовой бутылочки, закусывает булочкой и без особых эмоций думает о том, что сегодня надо встретиться с ней. И уже пора идти. Не забыть зайти за горючим. Завтра свободный день, можно не думать о похмелье. А она теперь замужем и бегать на свидания к нему может только тайно и не часто, что придает встречам пикантную остроту и приятную новизну.
«Разве не лучше так? — думается ему. — Спокойно, тихо, без склок и ссор?»
Ревность оказалась купирована замужеством. Любовников он мог ей запрещать, но выйти замуж — это совсем другое.
Ревность ушла под венец.
Осталась ли любовь?.. Или превратилась в здоровый, бодрящий, девственночистый, полезный для организма секс?.. Если сбросила кожу любви — тем лучше: одна минута секса равна двадцати минутам ходьбы на месте или десяти минутам бега по пересеченной местности, а это немало в важном деле сжигания калорий.
А от любви — одно нездоровье: стрессы, инфаркты, инсульты, бред, жар, всполохи, гонки, езда крыш, ёженье душ, покоренье морей и суш, разделка мертвых туш, холодный душ, несчастья куш, больного бреда чушь, и глупый муж, и околачива-ние груш, и пекло райских кущ.
«И, главное, — имя-то какое мерзкое у мужа: Курт!.. Каракурт, черный курт!. Курить, карты, каркать, корить. Такой болван немецко-фашистский!» — с недобрым сарказмом поминает он его, допивая коньяк и пряча пустую стекляшку в карман.
Время отправляться в мастерскую: пить целебный напиток доктора Мукумбы и ждать. Она приходит обычно вечерами, когда её Каракурт дежурит в своем гадючьем логове, среди склянок и колб, остолоп.
И трудно вообще понять: эпилог это или пролог? Или, может быть, некролог?.. Где они сейчас?.. Где псих, варвар, старый другой, сумасшедший старичок, психопат, дикарь, мачо, симпатичная рыбка, нищий дурак, доминант, дурачок, ручной зверь?.. Где паскуда, гадина, толстенькая дурочка, фурия, садистка, толстыш, круглыш, пухленыш, мраморная женщина, проклятая шлюха, джадоистка, идиотка, дура, экобаба, глупышка, злобная кубышка, любливая люблядь?..
Нету их, почили в бозе, даже светлой памяти не оставили.
1998–2007, ГерманияБывшее в употреблении, «вторая рука» (англ.)
Хватит! Достаточно! Свободен! Конец! Финита! (нем.)
Хорошо, что меня клоуном не нарисовал! (груз.)
Центральный рынок в Тбилиси
Кладбище в Тбилиси
Да здравствует Тбилиси! (груз.)
От jado (груз.) — сглаз, порча «Зарубежные записки» № 20/2009
Люблю (груз.)
