Андрей Шляхов - Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома

В подвале ремонт был похуже — кремового цвета краска на стенах, недорогая шершавая плитка на полу, цепочка люминесцентных ламп на потолке. Никаких изысков, двери тоже простые, без отделки «под дуб» и медных ручек. Зато пахло здесь сильнее, причем запах уже можно было разложить на две составляющие — гнилостную и формалиновую. Ординаторы на ходу надели маски.

— Анатолий Николаевич, вы будете нас вести? — спросил Данилов.

— Да, — кивнул Астраханцев, — останавливаясь возле двери с табличкой «Секционный зал № 2». — Мы занимаемся с посторонними ординаторами по кругу, и сейчас как раз моя очередь. Заходите…

В зале было очень светло и очень оживленно. Пахло терпимо. Все четыре стола были заняты — на трех вскрывали, а на самом дальнем обмывали из шланга уже собранный труп. Вода стекала со стола на пол и извилистыми ручейками уходила в отверстие слива.

— Вот наш убитый, — Астраханцев подошел к столу, возле которого стояли две женщины — седая и брюнетка. Одеты они были одинаково — в белые халаты, зеленые непромокаемые фартуки, зеленые шапочки. Лица женщин были скрыты под масками. На столе лежал труп полного молодого мужчины лет тридцати. Живот его расплылся по столу и оттого покойник сильно напоминал грушу с руками и ногами. — Верочка, остановись на секунду…

— Пойду покурю, — седая положила скальпель на край стола и пошла к выходу, щелкая снимаемыми с рук перчатками.

— А я вам нужна, Анатолий Николаевич? — неожиданно низким басом спросила брюнетка.

— Нет, мы только посмотрим и обсудим. — Астраханцев был единственным в зале без маски.

Брюнетка тоже ушла.

— Каждый из вас по поручению следственных органов может быть привлечен для судебно-медицинской экспертизы, — начал Астраханцев. — Если, конечно, судмедэкспертов нет под рукой. Ваша задача — если даже и не ответить на все вопросы следователя, то хотя бы сделать все так, чтобы потом судебные эксперты на основании представленных вами материалов смогли ответить на эти самые вопросы. Короче говоря — не накосячить. А теперь, что вы мне скажите по поводу этого трупа? На вскрытый череп не обращайте внимания, я специально просил Веру Карловну до нашего прихода не трогать главного.

— Колото-резаное, — Данилов показал рукой на рану в правом подреберье.

— Да, вы правы, — кивнул доцент. — Можно не ворочать тело — это единственная рана. В судебно-медицинской практике повреждения колюще-режущими орудиями встречаются чаще других. Какие два главных вида колюще-режущих орудий вам известны?

— Обоюдоострые и одностороннеострые, — ответила Ира.

— Верно. Колото-резаные раны имеют линейно-щелевидную форму, которая при расхождении краев может превратиться в веретеноподобную форму. Края колото-резаной раны всегда какие?

— Ровные, — сказала Ира.

— Да, а углы в зависимости от лезвия бывают разными. Отличительный признак колото-резаной раны от резаной? — Астраханцев посмотрел на Данилова.

— Значительное преобладание глубины над линейными размерами на коже, — сказал Данилов.

— Да вы готовые судебные эксперты! — похвалил Астраханцев. — Разрез на коже обычно больше ширины клинка, так как одновременно с колющим происходит и режущее действие. Поэтому по размерам раны судить о ширине клинка нельзя. Вы можете только указать, что ширина клинка не более такого-то размера, беря за основу размер раны на коже. Также не всегда возможно судить о длине клинка по глубине раневого канала, поскольку клинок может быть введен в тело не целиком, а частично. Это прошу запомнить хорошо, на всю оставшуюся жизнь. А теперь скажите мне, что приходит вам в голову при виде этой раны. Вот, возьмите. — Астраханцев вытащил из кармана халата две пары резиновых перчаток и протянул их ординаторам.

Те надели перчатки и по очереди потрогали указательными пальцами края раны.

— Пальцы внутрь не совать, — предупредил доцент. — Возьмите зонд.

Зонд с другими инструментами лежал на приставном столике. Данилов взял его и ввел в рану; глубина была приличной, чуть ли не двадцать сантиметров.

— Нож с односторонней заточкой, острый, с толстым обухом. Лезвие широкое, не короткое. Можно предположить кухонный нож.

— Можно, — согласился Астраханцев. — А почему нож с односторонней заточкой и толстый обух?

— Так форма у раны клиновидная.

— Прекрасно! Дальше вы представляете — замеряем, затем иссекаем раневой канал, внимательно осматриваем на предмет обнаружения посторонних частиц и не забываем…

Ординаторы молчали.

— Когда закончим с раной, то…

— Пишем заключение? — предположила Ира.

— Продолжаем вскрытие и ищем, нет ли какой другой причины смерти! — всплеснул руками Астраханцев. — А то попадаются любители — констатируют смерть от огнестрельного ранения, а покойник на самом деле умер от инфаркта. А это, согласитесь, большая разница для подсудимого — попала его пуля в живое тело или в уже мертвое, не так ли?

— Вы закончили? — к столу подошли Вера Карловна и брюнетка.

— Да, пойдем к другим.

Астраханцев перешел к соседнему столу.

— Что тут у вас?

— Висельник, — ответил мужчина, орудовавший ножом в брюшной полости. — С шеей я уже закончил.

— Обратите внимание на то, как разрезают кожу, — Астраханцев указал на шею трупа. — А для чего обязательно вырезают кожный лоскут с бороздой?

— Заспиртовать как улику? — предположила Ира.

— Нет, в деле достаточно фотографий и заключения судмедэксперта. Кожу со странгуляционной бороздой отделяют от мягких тканей и просматривают на свет для того, чтобы определиться — покойник был вдет в петлю живым или мертвым. Если борозда прижизненная, то по краям ее вы увидите расширенные и переполненные кровью сосуды, и нередко — мелкие кровоизлияния. Кроме того, фрагменты странгуляционной борозды непременно берут на гистологию. Освежите в памяти эту тему и зарубите себе в памяти, что при повешении странгуляционная борозда всегда-всегда направлена наискось снизу вверх! Кстати, знаете мой любимый вопрос на экзамене? «Какими могут быть варианты расположения странгуляционной борозды при повешении в невесомости».

— Никакими, — сразу же ответил Данилов. — В невесомости повеситься не удастся.

— Верно. Пойдемте, здесь нам больше делать нечего.

Следуя за доцентом, Данилов и Ира вернулись в его кабинет.

— Перчатки уже можно снять, — улыбнулся Астраханцев. — Урна под раковиной. Есть ли у вас какие вопросы по сегодняшним трупам? Нет? Тогда оставшееся время прошу посвятить самостоятельному освежению в памяти темы поздних трупных изменений. Можете делать это у меня в кабинете — литература в шкафу, — а можете и у себя дома. Завтра рекомендую воздержаться от завтрака, простите мне этот неуклюжий каламбур.

— Почему? — не поняла Ира.

— Чтобы не заблевать секционный зал, — пояснил Астраханцев. — Вот вам ключ, надумаете уходить — отдайте его охраннику. Халаты и пижамы можете оставить в шкафу. Не пропадут.

Данилов с Ирой переглянулись.

— Да мы, наверное, сразу пойдем, — сказал Данилов. — Дома заниматься удобнее, и вас не будем стеснять.

— Как хотите…

— Хороший дядька попался, — сказала Ира на улице, зачем-то оглядываясь на серую четырехэтажную коробку морга.

— Да, не дятел какой-нибудь, — согласился Данилов.

Так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, они дошли до метро.

— Ты не думай лишнего, — сказала Ира, обернувшись к Данилову на эскалаторе. — У меня просто было игривое настроение. Захотелось легкого флирта.

— Я и не думаю, — ответил Данилов. — Сам не прочь пофлиртовать, когда настроение хорошее.

— А почему оно плохое? — нахмурилась Ира. — Надеюсь, не из-за меня?

— Конечно, не из-за тебя, — заверил ее Данилов, но дальше тему развивать не стал.

Неожиданно освободившиеся часы совершенно не радовали. И еще — почему-то не хотелось сегодня ехать на работу. Не тянуло.

Внизу ординаторы распрощались — им нужно было в противоположные стороны. Данилов вдруг вспомнил, что целую вечность не был в центре. Захотелось пройтись по бульварам и вообще походить по улицам, просто так, без цели. День выдался самый подходящий: хоть и прохладный, но сухой, солнечный, редкий для поздней московской осени, которой пора уже было переходить в зиму.

Доехав с пересадкой до Трубной площади, Данилов первым делом изучил афишу Школы современной пьесы, потом зашел внутрь и купил два билета на следующую субботу. Повезло — места достались отличные, середина третьего ряда. Обошлись два билета в три тысячи рублей, но удовольствие того стоило. К тому же после спектакля так удобно можно было бы обсудить собственные проблемы и наконец поговорить по душам. Должен же кто-то сделать шаг навстречу… Пусть Елена и не выкажет огромной радости при виде билетов, но все равно не откажется пойти в театр. Данилов был уверен, что не откажется.