Иногда они посещали второй дворец махараджи, Мау, который представлял собой стоящие на берегу озера полуразвалившиеся руины.
– Посмотрите, мистер Дикинсон, на этот балкон, – говорил махараджа. – Мог бы Гамлет вскарабкаться на него, чтобы увидеться с Джульеттой?
А затем передавал разрушенный дворец Голди в вечное владение, забыв, что два дня назад уже отдал его Моргану.
Несколько раз по вечерам им показывали что-то вроде европейских средневековых мираклей, в которых танцевали и пели члены придворной труппы. Сценарии пьесы чаще всего писал сам махараджа, и обычно в них изображались какие-то эпизоды из жизни Кришны. Труппа финансировалась королевским казначейством, а актерами в большинстве были молодые красивые юноши. Их Высочество готов был без устали смотреть, как они разыгрывают сцены, тематика которых была объектом его поклонения. Но смысл этих маленьких драм часто ускользал от зрителей, каковым аргументом воспользовался Голди.
– Видишь? – говорил он Моргану. – Все как я говорил. Все кончается религией, а она убога, убога и еще раз убога.
– Религия, наверное, не единственная сила, работающая здесь?
– Что ты имеешь в виду? О, понимаю… Но даже в этой части все убого. Смесь восторга и трусости. Минимум действия, максимум трепета.
В Чхатарпуре Морган должен был окончательно расстаться с друзьями – Голди и Боб устремились дальше на восток, Морган же – в противоположную сторону. Но покинуть гостеприимный кров было непросто – в том числе и из-за религии. Проконсультировались с придворным астрологом, и тот сообщил, что в понедельник на восток лучше не ехать – дурные предзнаменования. Поэтому Голди и Боб слегка задержались, а Морган – нет. Отправился во вторник, что грозило бедой всякому, кто решился бы поехать на запад, но он рискнул.
* * *
Скоро Морган окажется в компании другого раджи. Он спланировал свой маршрут так, чтобы встретиться с Дарлингами в Девасе, где они всей компанией явились во дворец с ежегодным рождественским визитом. Правитель Старшего Деваса являлся когда-то учеником Дарлинга – тогда это был молодой наследник трона, которого Малькольм пять лет наставлял в науках и с которым подружился.
Их Высочество Тукоджи Рао Третий, теперь – двадцати трех лет, во всем отличался от своего коллеги из Чхатарпура. Он был и более серьезным, и более легким в общении, и его не терзали внутренние сомнения. Раджа запросто обедал со своими гостями-иностранцами и беседовал с ними не только о душе.
Первый раз Морган встретил раджу в совершенно неподобающей обстановке. Он двигался к Индору через Джанси, Санчи, Бхопал, Уджайн и Удайпур. Следующей остановкой должен был стать Девас, но пока он задержался, чтобы пообщаться с майором Луардом, знакомцем Голди, который пригласил его в клуб.
Майор представил его собравшимся в клубе и вдруг, услышав имя Моргана, с кресла, стоящего рядом, спрыгнул маленький, весь сияющий индиец в тюрбане, который схватил руки Моргана и принялся радостно их пожимать.
– Я раджа Старшего Деваса, – провозгласил он, – а вы друг Малькольма и должны звать меня Бапу-сагиб.
К этому времени очень немногие клубы открыли свои двери для индийцев, причем только для тех, кто принадлежал к самому высшему классу. Морган был искренне рад, и неожиданно ему не такой уж противной показалась толпа англичан, жующая жареный картофель и пьющая виски с содовой.
Бапу-сагиб, как он сказал Моргану, зашел в клуб, чтобы составить текст телеграммы. В стране держался кризис, и он писал вице-королю.
– Может быть, вы поможете мне со стилем, – сказал раджа. – Я хочу выразить свой гнев по поводу этого ужасного случая в Дели, а также заявить о своей преданности.
Морган, конечно, знал, что имел в виду раджа. Белые в Индии только и говорили об этом в течение последних трех дней. Во время церемонии официального переноса столицы из Калькутты в Дели в генерал-губернатора лорда Хардинга бросили самодельную бомбу. Погонщик слона был убит, а вице-король и его супруга отделались небольшими царапинами.
Этот случай вызвал мощные волны политической нестабильности, которые концентрическими кругами распространились по стране. Когда Морган прибыл в Девас на следующий день, Джози с сыном уже была там, но самые свежие новости он узнал только после того, как приехал Малькольм. Во время церемонии он находился в составе процессии из Пенджаба, двигавшейся непосредственно перед вице-королем и его свитой, и был потрясен произошедшим.
– Это было ужасно, Морган, – повторял вновь и вновь Малькольм. – И это приведет к серьезным бедам. Люди уже поговаривают, что отмщение неизбежно. Среди высших чиновников я слышал разговоры о возможности использования армии. И некоторые готовы уже сейчас заставить солдат стрелять по толпе.
Когда Джози и прочие дамы отошли и не могли его слышать, Малькольм добавил:
– Я еще слышал, что многие жалеют, что Хардинг выжил и они не могут пойти на по-настоящему решительные шаги. Это реальные разговоры!
– Но ведь до дела не дошло?
– Пока нет, но может и дойти.
Общее мнение было таково, что бомбу бросил индуист, протестующий против переноса столицы в Дели, вокруг которого и в котором жили преимущественно мусульмане. Вспышка насилия произошла в Чандни-Чоук, неподалеку от конторы доктора Ансари. Морган представил, как скорбит по поводу произошедшего Масуд, и, пытаясь в душе примирить непримиримое, вновь ощутил страшный внутренний разлад.
Политика всегда ввергала его в отчаяние, а политика в Индии – особенно. За событиями он не видел людей и поэтому чувствовал себя потерянным. Несколько дней назад у него был небольшой нервный срыв, когда во время прогулки Малькольм и Джози сообщили ему между делом о некоем заговоре, задуманном махараджей Гвалиора, бывшим дядей и одновременно соперником раджи. Эти сведения буквально вывернули Моргана наизнанку. Над ними раскинулось мягкое вечернее небо, вокруг простирались невысокие холмы, напоминающие холмы Сассекса, но в тот момент земля под ногами представилась Моргану враждебной и опасной; повсюду зияли норы скорпионов и змей, ворона с ужасным, леденящим кровь карканьем пролетела над ними, словно символ предательства.
– О, прекратите, – взмолился Морган. – Я не хочу, чтобы Индия стала предметом моей ненависти.
Но в тот момент Морган ненавидел Индию. Какая разница, принадлежит ли она индийцам или же англичанам? Люди только и делают, что перегрызают друг другу глотки ради власти. Под маской приличий и лживых слов снуют подле друг друга, руководствуясь исключительно убийственными намерениями. В любом разговоре – либо крайнее раболепие, либо агрессия. Третьего не дано, и ни малейшего шанса для искреннего, неподдельного дружеского чувства.
Утром Морган почувствовал себя лучше. Насущные дела вытеснили мысли о прошлом. Он находился в роскошной палатке, поставленной неподалеку от гостевого домика на самом берегу озера. В спокойной воде скользили отражения журавлей, пролетавших над нею. Бальдео, скорчившись, стирал и одновременно пел какую-то песню. На дальнем берегу череда небольших могил словно взялась пародировать более высокий холм, Деви, глядящий на город.
На холм Морган поднялся чуть позже. Чтобы достичь вершины, потребовалось меньше получаса. С вершины он обозрел весь этот маленький аккуратный городок, со всеми его зданиями и жителями. Издали все, чем были заняты люди, представлялось крохотным, незначительным, а различия между ними на фоне обширной картины, открывшейся с высот холма, абсолютно несущественными.
На уровне долины тем не менее эти различия были важны и значительны. Из писем Малькольма Морган узнал, как штат Девас раскололся на два государства – Младший и Старший Девасы. Бапу-сагиб был раджой Старшего. Вышло так, что какой-то предыдущий раджа передал своему брату часть полномочий по управлению государством, и семена его щедрости проросли в последующих поколениях семьи. Когда прибыли англичане, это разделение стало официальным. Теперь жизнь обеих территорий переплелась самым нелепым образом: одна сторона дороги может принадлежать Младшему Девасу, а на другую предъявляет претензии Старший. Каждый из правителей имеет собственный двор, собственную маленькую армию, собственный дворец, свою систему подачи воды и свой теннисный клуб. Разделили они и холм Деви, и теперь каждый, если захочет, может подняться на вершину по собственной тропе. Даже флагшток на вершине холма был поделен, и на каждой половине болтался суверенный флаг суверенного карликового государства. Сюрреализм! Фантастика! Морган нигде и никогда не слыхал о подобных государствах. Малькольм сравнивал это со Страной чудес Льюиса Кэрролла, но Моргану такая ситуация напоминала комические оперы Гилберта и Салливана – затейливая альтернативная вселенная, пронизанная звуками позвякивающего фортепиано. А раджа Деваса был просто-напросто живописным персонажем, чьи действия предопределялись написанным кем-то либретто.
