— А что бы ты сделал потом?
— Я послал бы написанное моему отцу и спросил: «Ну, и как тебе это?» И если бы ему не понравилось, я бы рассмеялся, потому что твое мнение — единственное, что имеет значение.
— А ты возлагаешь на меня тяжелую ответственность, Дик.
— Не нужно было меня останавливать, когда я хотел броситься с моста, — сказал я.
— Я вижу. Итак, что бы ни случилось, виноват буду я, да?
— Конечно.
— Даже если ты станешь биржевым маклером?
— Особенно если я стану биржевым маклером.
Джейк засмеялся и отбросил сигарету.
— Пошли, Дик. Нужно поднажать, если мы хотим за два дня добраться до Отты.
— А зачем нам это?
— Нужно же куда-то прийти. — Он поднялся и смотрел на меня сверху, улыбаясь.
— Мне бы хотелось поболтаться здесь, ничего не делая, — возразил я.
— Я знаю. Лень родилась раньше тебя. Если ты еще побудешь в этих краях, то не станешь даже банковским клерком!
— Меня бы устроили острова в Южных морях, Джейк.
— Не сомневаюсь в этом. Спал бы весь день и пил всю ночь, кропал никчемные стихи и занимался любовью с туземными девушками под пальмой.
— Звучит заманчиво, — пробормотал я, жуя стебелек травы.
— Это потому, что я нарисовал красивую картинку. А на самом деле тебя изводили бы мухи и дождь, ты бы сидел, смертельно скучая, со стаканом плохого виски в руке и слушал бы сплетни о местном торговце.
— Я был бы разочарован?
— Конечно ты был бы разочарован. Ты всегда ожидаешь слишком многого.
— Ты ко мне слишком суров, Джейк.
— Вовсе нет.
— О, черт побери! Значит, нам надо поднажать, чтобы попасть в Отту, не так ли?
— Вот именно.
— Ты думаешь, это плохо — вот так плыть по течению? Значит, нам нужно сесть на поезд и отправиться в город, а мне наняться на работу. Так?
— Я думаю, тебе пора собраться, Дик.
— Ты этого хочешь?
— Я тут ни при чем, — нахмурился он. — Я думаю о том, что пойдет тебе на пользу.
— Я хочу знать, что ты чувствуешь.
— Продолжай хотеть.
— Нет, Джейк, скажи мне.
— Сказать что?
— Если бы ты был один, что бы ты сделал? Куда бы ты отправился?
— О, если бы я был один… — Он резко оборвал фразу.
— Да?
— Бог его знает.
— Я полагаю, ты бы отправился на Северный полюс и затерялся среди айсбергов, — сказал я.
— Возможно.
— А вместо этого я навязался на твою голову, и ты должен со мной нянчиться.
— Это верно.
— Я не понимаю, зачем тебе все это.
— Не понимаешь?
— Нет, будь я проклят, если понимаю. Послушай, Джейк, мы действительно должны совладать с миром?
— Думаю, должны.
— Наверное, тебе лучше знать. Джейк, тебе все это надоест, если мы останемся?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда.
— Зачем же тогда возвращаться?
— Из-за тебя.
— Не понимаю.
— Ничего страшного.
— Это все из-за твоей чертовой идеи, что мы расслабимся, если останемся здесь и будем радоваться жизни?
— Именно так.
— А может, нужно просто быть счастливым, когда это возможно?
— Довольно болтать, Дик! Ты будешь спорить до второго пришествия.
— Но ты все еще не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Хочешь ли ты, чтобы я собрался, как ты говоришь.
— Да, ради твоего же блага.
— А ради тебя?
— Это не так важно.
— Почему ты не хочешь сказать мне?
— Я уже сказал.
С Джейком было бесполезно спорить. Он все время уходил от ответа. Я ругал его на чем свет стоит, а он только смеялся. Я даже попытался его стукнуть, и он опять засмеялся. Мы поднялись и вскинули рюкзаки на спину. Я пошел рядом с ним, гоня перед собой камешек.
— Я тебе надоел, — начал я.
— Похоже на то.
— Ты сыт по горло, вот в чем дело.
— Да.
— Я никудышный спутник. Я ни на что не годен и глуп. Тебе хотелось бы снова оказаться в тюрьме.
— Правильно.
— Джейк, разве ты не можешь хоть на минуту стать серьезным?
— Нет.
Говорить с ним было бесполезно.
— Когда мы доберемся до Отты, нужно будет кое-что решить, — сказал Джейк.
— Что именно?
— Направиться нам на север или на юг.
— Давай взглянем на карту, — предложил я.
Джейк расстелил карту, и мы увидели темную линию, обозначавшую железную дорогу: она проходила через Осло и шла на север, к Тронхейму, на побережье, а в обратном направлении — на юг, к Осло, Стокгольму и Копенгагену.
— Давай подбросим монетку, — сказал я.
Он нашел в кармане монетку.
— Знаешь, это очень серьезно, — улыбнулся Джейк, — и от этого зависит все.
— Давай, — поторопил я, — назови.
— Нет, ты назови.
— Я выбираю «орел».
— Хорошо.
Он подбросил монетку и поймал на ладонь, а потом зажал в кулаке.
— Ну что? — спросил я.
Мы посмотрели. Это был «орел».
— Ты выиграл, — сказал Джейк.
Я снова посмотрел на карту. Я увидел Тронхейм на севере, у большого фиорда, примерно в двухстах сорока километрах от нас, а на юге — Осло и Копенгаген, где мы уже побывали. Но была еще одна ветка, на юго-востоке, пересекавшая границу с неизвестной территорией, которая была обозначена белым цветом на нашей норвежской карте. И поскольку я подумал, что там все другое, и решил, что Джейк выбрал бы Тронхейм, и поскольку мне было абсолютно все равно, я указал пальцем на эту ветку.
— Мы поедем в Стокгольм, — решил я.
Итак, все наше будущее зависело от этой подброшенной монетки и от выбора, который я сделал.
— Еще один город? — спросил Джейк.
— Но ты же этого хотел, не так ли?
— Ради тебя. — Он засунул карту обратно в карман.
— А что выбрал бы ты? — поинтересовался я.
— Пожалуй, Тронхейм.
— Теперь поздно. Вот в Стокгольме я и соберусь.
Мы немного помолчали.
— Я выбрал бы Северный полюс, — вдруг сказал Джейк.
— Почему?
— Это еще дальше, Дик.
— Ты же хотел приехать куда-нибудь, как мне казалось?
— На самом деле не хотел.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я позволяю себе быть эгоистом…
— О чем ты тогда думаешь?
— Я думаю о том, чтобы держаться подальше от городов и от людей, Дик, и о том, чтобы мы жили в горах одни.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы ты вырос, — ответил он. И засмеялся надо мной, но я ничего не понял. Мы снова пустились вперед по дороге.
Мы прибыли в Стокгольм как раз в тот момент, когда садилось солнце и темные шпили вырисовывались на розовом небе. Закат окрасил синюю воду, над которой повисло множество мостов; прямоугольные здания, походившие на дворцы, отбрасывали свое отражение, и из окон падали лучи света на широкие улицы, на трепещущую листву деревьев в аллеях и на серые очертания кораблей, стоявших на якоре.
Никогда не существовало более прекрасного города, нежели этот. Он был холоден, строг и созвучен только воде.
Возможно, там были магазины, и уличное движение, и люди, проходившие по улицам, но я их не заметил. Я все стоял, облокотившись на парапет моста, и смотрел, как в воде танцуют неяркие огни — эта река была обрамлена зданиями, словно вырезанными на фоне неба. Джейк стоял рядом со мной, и мы сравнивали этот город с Венецией наших грез. Но тут не было слащавой красоты, как на открытке, и пролетавших по водной глади гондол, и розовых палаццо, и теплого, разнеживающего воздуха.
Стокгольм был северным городом, и красота его была суровой и застывшей даже в середине лета, а синяя вода наводила на мысль о ледниках. За мостом виднелись широкая площадь, мощенная булыжником, и белый дворец, и малиновая башня, подобная кровавому пятну, — все это проступало удивительно четко, так как здесь не было тумана ушедшего дня, который окутал бы пейзаж дымкой.
Когда солнце село, пейзаж проступил еще явственнее, застыв под белым небом: серебристые арки мостов над искрящимся озером и здания, походившие на заиндевевший резной орнамент.
Мне подумалось, что не хватает снега, покрывающего землю, и звона колокольчиков, и кучера в меховой одежде, погоняющего лошадь и своим дыханием пытающегося согреть озябшие руки. Но ничего этого не было, воздух был теплым, а камни моста — горячими там, где их нагрело солнце. Мимо меня прошла девушка с соломенными волосами, без шляпы, в легком платье. Тепло как-то не вязалось с этим белым городом и с этим белым небом, и тем не менее оно было неотъемлемой частью этой атмосферы и этой тихой воды.
Здесь не будет темноты, и свет не потускнеет, и всю ночь прохладный ветерок будет шептать в листве дрожащих деревьев, а небо словно застынет в ожидании рассвета. И здесь я никогда не узнаю ни усталости, ни покоя, потому что в этом городе невозможно совладать с чувством беспокойства, и меня манит какая-то тайна, ускользающая, прячущаяся за углом, а я должен следовать за ней и искать, удивляясь чему-то безымянному.
