Ознакомительная версия.
Но все это еще не означает, что проблема решена. Ну, хотя бы наблюдатель на этой злополучной пожарной вышке. Кроме того, следовало опасаться, что женщина, обнаружив его побег, поднимет шум и выход из деревни будет перекрыт раньше, чем он ее минует. Может быть, две эти проблемы удастся в конечном счете свести к одной. Первые переносчики песка всегда привозят воду и все необходимое значительно позже захода солнца. И если женщина захочет сообщить о его исчезновении до их прихода, она может сделать это только через наблюдателя на пожарной вышке. Поэтому вопрос сводится к тому, как быть с наблюдателем.
К счастью, в этой местности, видимо, из-за резкой смены температуры, примерно в течение тридцати минут а иногда и целого часа перед заходом солнца, землю застилает легкий туман. Происходит это потому, что кремниевая кислота содержащаяся в песке, который обладает малой теплоемкостью, быстро отдает впитанное за день тепло. Если смотреть с вышки, весь этот край деревни находится по отношению к ней под углом отражения света, и даже малейший туман превращается для наблюдателя в толстую белую пелену, сквозь которую невозможно ничего разглядеть. Для верности он еще раз убедился в этом позавчера. У подножия обрыва, с той стороны, где должно было быть море, он несколько минут размахивал полотенцем, как будто сигналя о чем-то, но, как и предполагал, никакой реакции не последовало.
Осуществить свой план он решил на четвертый день после того, как придумал его: выбрал субботний вечер, когда привозят воду для мытья. В ночь перед побегом он решил притвориться простуженным, чтобы как следует выспаться. Из предосторожности сделал даже так, что женщина заставила его выпить аспирин. Таблетки, похоже, долго валялись где-то в дальнем углу мелочной лавки — совсем пожелтели. Он принял две таблетки, запив их водкой, и результат не замедлил сказаться. Пока женщина не возвратилась, закончив работу, он не слышал ни звука, только один раз — как поднимали корзины с песком.
Женщине после долгого перерыва снова пришлось работать одной, и она валилась с ног от усталости. Пока она спешила с приготовлением и так уже запоздавшей еды, он лениво болтал о разных разностях — говорил, например, что хорошо бы починить умывальник, давно прохудившийся. Женщина не выказывала досады, боясь повредить его здоровью и считая, наверное, его эгоизм свидетельством того, что он уже пустил здесь корни. После работы ей, видимо, и самой хочется помыться. А его раздражал песок, прилипший к коже, вспотевшей во время сна… К тому же сегодня как раз день, когда привозят воду для мытья, да и для нее удовольствие мыть его, так что сегодня она, вероятно, будет покладистой.
Пока женщина мыла его, он внезапно почувствовал желание и сорвал с нее кимоно. Он тоже захотел помыть ее. Женщина замерла в растерянности и ожидании. Потом протестующе подняла руку, но было неясно, чему, собственно, она противится. Мужчина поспешно вылил на нее горячей воды и без мочалки, мыльными руками начал тереть ей тело. Руки скользили от шеи к подбородку, по плечам, и одна добралась до груди. Женщина вскрикнула и приникла к нему. Она ждала. Но мужчина медлил. Его руки все еще блуждали по ее телу.
Возбуждение женщины передалось наконец и ему. Но вдруг им овладела какая-то непонятная тоска. Женщина вся светилась изнутри, точно в ней горели светлячки. Предать ее сейчас — все равно что позволить приговоренному к смерти бежать и тут же выстрелить ему в спину. Он неистово набросился на нее, подстегивая вновь проснувшееся желание. Но любая страсть имеет границы. Сначала женщина, так ждавшая ласки, испугалась ярости мужчины, и он впал в прострацию, будто уже удовлетворил желание. Потом снова стал распалять себя, будоража воображение соблазнительными картинами, целуя ее грудь, терзая тело, которое от мыла, пота и песка казалось покрытым машинным маслом, смешанным с железными опилками. Он готов был продолжать так хоть два часа. Но женщина наконец даже зубами заскрипела от боли и опустилась на корточки. Он бросился на нее… В мгновение все было кончено. Он стал поливать ее водой, чтобы смыть мыло, а потом насильно заставил выпить водки с растворенными в ней тремя таблетками аспирина. Теперь до самого захода солнца, а если повезет, то и до тех пор, пока ее не разбудят криками переносчики песка, она будет крепко спать.
Женщина сопела во сне, будто нос ей заткнули бумажной пробкой… Она глубоко дышала. Мужчина слегка тронул ее за пятку, но она даже не шевельнулась… Пустой тюбик, из которого выдавили чувственность. Он поправил полотенце, прикрывавшее ей лицо, и сдернул к коленям кимоно, скрученное, как веревка, и задранное вверх. К счастью, он занят последними приготовлениями, и у него нет времени предаваться сантиментам. Когда он кончил колдовать со старыми ножницами, как раз настал нужный момент. В последний раз взглянув на женщину, он, как и ожидал, почувствовал, что у него сжалось сердце.
По стенам ямы, примерно в метре от верха, разливался слабый свет. По расчетам, должно быть половина седьмого — без двадцати семь. Самое время. Он с силой завел руки назад и сделал несколько движений шеей, расправляя затекшую спину.
Сначала нужно подняться на крышу. Дальше всего летит предмет, брошенный под углом, близким к сорока пяти градусам. Он хотел попробовать влезть на крышу с помощью веревки, но не решился — стук ножниц о крышу мог разбудить женщину. Поэтому лучше отказаться от такого эксперимента и обойти дом вокруг, взобраться на него, пользуясь полуразвалившимся навесом, под которым когда-то сушили белье. Тонкие четырехгранные перекладины почти сгнили, и это его пугало. Но самое опасное было впереди. Крыша, отполированная носившимся в воздухе песком, сверкала белым тесом, как новая. Но стоило ему туда взобраться, оказалось, что она мягкая, как бисквит. Вот будет дело, если провалится! Распластавшись, он осторожно пополз вперед. Наконец добрался до конька и оседлал его, встав на колени. Уже и верх крыши был в тени, и ярко выделившиеся на краю ямы с западной стороны зерна песка цвета засахаренного меда указывали на то, что начинает опускаться туман. Теперь можно не опасаться наблюдателя с вышки.
Взявшись правой рукой за веревку примерно в метре от ножниц, он стал вращать ее над головой, метя в те самые мешки, которые использовали вместо блоков для подъема корзин. Раз они выдерживают веревочную лестницу — значит, врыты достаточно прочно. Он вращал веревку все быстрее, потом, прицелившись, бросил ее. Но она полетела в противоположную сторону. Не рассчитал. Ножницы должны лететь по касательной к окружности, поэтому веревку нужно выпускать из рук в тот момент, когда она будет под прямым углом к цели или за мгновение до этого. Да, это точно!.. Жаль, на этот раз ножницы, ударившись о середину обрыва, упали вниз. Видно, была недостаточной скорость и неверной — плоскость вращения.
Делая новые и новые попытки, он наконец точно определил расстояние и направление. До успеха было, правда, еще далеко. Он был бы рад даже малейшему обнадеживающему результату. Но пока не похоже, чтобы он приближался у успеху, — наоборот, усталость и нервозность уводили все дальше и дальше от нее. Да, все это представлялось ему значительно проще. Он нервничал, злился и готов был расплакаться, хотя его никто и не обнадеживал.
А ведь, пожалуй, закон вероятности, согласно которому возможность прямо пропорциональна количеству попыток, не так уж неверен. И когда он, неизвестно даже в который раз, просто так, без всякой надежды бросил веревку, она неожиданно попала прямо в мешки. Мужчина замер с раскрытым ртом. Побежала переполнившая рот слюна. Но радоваться еще рано… У него в руках пока лишь деньги для покупки лотерейного билета… Выиграет билет или не выиграет — покажет будущее. Каждый его нерв был словно привязан к веревке. Он потянул ее к себе, осторожно, будто нитью паутины подтягивая звезду.
Почувствовал сопротивление. Сначала трудно было в это поверить, но веревка действительно не шелохнулась. Потянул сильнее… Напрягшись, ждал — вот-вот сорвется… о уже никаких сомнений не было. Ножницы, превращенные в крюк, крепко впились в мешки. Как повезло!.. Как невероятно повезло!.. С этой минуты все пойдет хорошо! Непременно!
Мужчина быстро слез с крыши и подбежал к веревке, которая теперь спокойно свисала вниз, перерезая песчаную стену. Вон там, там поверхность земли… Так близко, что просто не верится… Лицо напряглось, губы дрожали. Колумбово яйцо было, несомненно, сварено вкрутую. Но если переваришь яйцо, то все испортишь.
Ухватившись за веревку, он повис на ней всей тяжестью. И сразу же она стала тянуться, как резиновая. От испуга он весь покрылся потом. К счастью, вытянувшись сантиметров на тридцать, веревка перестала растягиваться. Он снова повис на ней. На этот раз оснований для беспокойства не было. Поплевав на ладони, он обхватил веревку ногами и стал подниматься. Он взбирался, точно игрушечная обезьяна на игрушечную пальму. Может быть, от возбуждения пот, выступивший на лбу, был холодным. Чтобы песок не сыпался на него, мужчина взбирался, цепляясь только за веревку, отчего тело его вращалось. Все шло гораздо медленнее, чем он предполагал. Земное притяжение поистине ужасно. И откуда взялась эта дрожь? Руки двигались помимо его воли, казалось, он сам себя выбрасывает наверх. В этом не было ничего странного, если вспомнить сорок шесть дней, пропитанных ядом. Когда он поднялся на метр, дно ямы ушло в глубину на сто метров, когда он поднялся на два — оно ушло на двести. Глубина все увеличивалась и стала наконец головокружительной… Смертельно устал… Не нужно смотреть вниз!.. Но вот уже и поверхность… Земля, опоясанная дорогами, по которым можно свободно шагать куда угодно, хоть на край света… Когда он доберется до поверхности, все, что здесь было, превратится в маленькие цветки, засушенные на память между страницами записной книжки… И ядовитые и плотоядные — все они превратятся в тонкие, полупрозрачные клочки цветной бумаги, и, попивая чай у себя дома, разглядывая их на свет, он будет с удовольствием рассказывать обо всем, что с ними связано.
Ознакомительная версия.
