Ознакомительная версия.
На следующее утро Самбиев на председательской машине поехал в Столбище за своими бабульками. В Вязовке, они долго пытались хоть что-то купить бабулькам на подарки в единственном полупустом магазине. Толкового, приемлемого для их возраста ничего не подобрали, и Арзо мудро решил, что лучший подарок – деньги.
Торжественное застолье, официально обозначенное «началом посевной», вел сам председатель Тыква. Самбиев восседал рядом в окружении своих бабулек. Под их бдительным оком он много ел, самогон не пил, только чуть-чуть пригублял некачественную водку местного разлива.
Когда тосты поднадоели, животы наполнились, глаза слегка затуманились, громко заиграла музыка, это было как старт – в актовый зал вломилось чуть ли не все село.
После бессонной ночи вид женщин Самбиеву претит, только бабульки ему милы, с ними спокойней. К счастью, Вера сегодня дежурит в больнице, вежливые притязания Светы урезонили бабульки, обозвав ее «селедкой», а тут в центре зала замаячила в танцах стройная фигура Зины с юными телесными дарованиями; ожил Арзо, загорелись глаза, румянец всплыл в щеках.
– Ой, коза длинноногая, – заревновали бабульки, перехватив взгляд «родимого».
– Ну, почему же, даже очень хороша, – не сдержался Самбиев.
– А Полюшка как? – беспокоятся бабульки.
– Она страдает, когда я скучаю. Даже просила, чтоб я ублажался с кем-либо в общении.
– Ну если только в общении, – согласны бабульки. – Хочешь пригласим ее сюда, посидите рядышком, пообщаетесь?
– Вы просто очаровашки! – потирает руки Арзо, теперь и самогон пьет, раз водка кончилась.
Зинка действительно молода, глупа: уминает все с чавканьем, так же пьет, при этом сидя умудряется танцевать, бабульку и Арзо плечами бьет, бессмысленно хохочет.
– Устали мы, родимушек, отправь нас домой, – пожаловались бабульки, когда электронная музыка, барабанный бой загудели в полную мощь.
– Карету к выходу! – приказал Арзо, сам пошел провожать старушек.
Пока целовались, обнимались, плакали, словом, прощались, свежий вечерний воздух улицы вернул ясность в мысли Самбиева, и он подумывает, как бы теперь отделаться от юной Зинки. Проводив бабулек, он еще постоял на улице, покуривая, сделал гениальный вывод, что во всем необходима мера – не управляющая и не Зинка, а что-то посередине, только с новизной чувств. И как бы, сообразно его мыслям в зале он попадает под новую опеку – Нины.
– Посмотри, посмотри, вон моя сестра Юля! Как она тебе, наша красавица? Как я, крупная, умная, бухгалтером в гастрономе работает. А как она начитана, многогранна.
Действительно, грани есть, и такие контрастные. Вот танцует Юля: белоснежный зайчик бантика на кончике толстой, русой косы с ягодицы на ягодицу раздольно прыгает, неугомонно резвится, и хочется Самбиеву его слегка прижать, погладить, остудить этот пыл, умерить шаловливость.
А вот Юля повернулась лицом, улыбается сестре, рукой машет, и Самбиеву ничего не хочется, даже новизна не прельщает.
– Так ты пей, пей Арзо, – подсказывает Нина, – отчего ж ты не пьешь, в честь тебя ведь праздник.
К полуночи и музыка устала, начались медленные танцы, свет погасили. Попеременно с сестрами танцует Арзо, меж танцами самогон стаканами до потери памяти хлещет. Только свежесть воздуха вновь возвращает его в реальность: у него все болит, тошнит, и буквально висит он на крупных плечах сестер, куда-то ведут его волоком.
Все-таки прогулка на чистом воздухе очищающе действует. В квартире Нины он более-менее вменяем, и тут в сувенирный рог наливают ему шампанское, Нина произносит тост за чеченских мужчин. Рог – осушен, чеченский мужчина – свален.
От позыва к рвоте очнулся Арзо, мир переворачивается, он летит в пропасть. Открыл глаза – полегчало. Свет ночника, лежит он на диване, на краю дивана две сбитые женские спины, пьяные, как в тумане, слова:
– Вообще-то все они сволочи… только в этом деле хороши.
– Да-а.
– Что «да»? А ты откуда знаешь? Небось с Ансаром… То-то я замечала, как я на работе, ты сюда. Ах ты сучка! Падла!
– Сама ты сучка!
Начался крик, галдеж. Самбиев воспользовался перепалкой, бросился в ванную вырывать… Сильные, заботливые руки подняли его, отвели в комнату, раздели, уложили. Все равно ему плохо, особенно когда глаза закроет. А тут спиной к нему, глядя в зеркало, душась, в одной прозрачной комбинации – женщина, и почему-то нет косы. Она легла рядом, задышала жаром в лицо: – «Полтора года как уехал… без мужика я. Думаешь легко?»
«Нина – сноха», – искрой промелькнула грешная мысль, он собрал всю свою волю, с силой оттолкнул ее, стал кое-как одеваться.
В воскресенье он «лечился» у бабулек в Столбищах, в понедельник, с утра, вместе с управляющей местного банка поехал в райцентр Байкалово, чтобы головной банк за долги хозяйства «Заветы» не задержал платежное поручение. За услугу пришлось еще одну ночь париться в бане гостиницы. Только после этого Самбиев уехал в Тюмень, оттуда полетел в Нижневартовск и далее на перекладных сквозь комариные тучи до Покачей.
Теперь Арзо общается не с главным инженером, а с гендиректором нефтегазодобывающего управления.
– Десять тысяч долларов? – удивлен нефтяник. – А может лучше рублями, я ведь не знаю, что с валютой делать, куда деть.
– Узнаете, – важен экономист-бизнесмен Самбиев, – рубли от галопирующей инфляции тают, да и вообще это не деньги, так, для булочной в кармане, а доллары и в Африке доллары.
– Так, значит, и перечисление будет?
– Конечно. Через день-два будут на моем счету, и в тот же день я перечислю их на ваш счет.
– Ладно. Только я насчет этого, – директор косится на пачку валюты,- проконсультируюсь с женой и завтра отвечу.
Через несколько дней Арзо с трудом добился подсадки на вахтовый рейс Нижневартовск-Казань-Ростов. В самолете излишеств нет, меж креслами подлокотник отсутствует, здоровенный, толстый мужчина просто уронил в кресло свою массу, всем весом прижал Самбиева к иллюминатору. Хотел было Арзо возмутиться, да как можно, он на птичьих правах, тайком проведен на борт и не должен рыпаться, а то высадят. Когда самолет взлетел, он хотел было всполошиться, зная что теперь не высадят, но поздно: толстяк храпит, чуть ли не гул моторов перекрывая. Как Самбиев ни дергается, ни ворчит, бесполезно, еще сильнее храп, еще теснее ему. Однако это четырехчасовое неудобство с перерывом в Казани никак не сказывается на его радужном настроении: в его кармане новая складская справка – он владеет отныне двенадцатью тысячами тонн нефти в трубе, на порядок «возрос», и это уже не капля в море, а приличный задел для начинающего нефтепромышленника.
После посадки в Казани Арзо попытался пересесть, однако никто к толстяку не стремился. Тогда, умудренный опытом, он решил заранее отвоевать нужную территорию – тоже напрасно: и Арзо аж засмеялся, до того он хил, что легким движением таза толстяк пригвоздил его вновь к иллюминатору. Не сдаваясь, Самбиев заерзал, и тут громовой глас:
– Стюардесса, что это такое? Я специально два места туда – обратно выкупил.
– Потерпите, – взмолилась стюардесса, – молодой человек очень торопился домой.
– Эх, черт, разбудили, – недоволен бас. – Ладно, тогда неси что положено.
На маленьком столике места мало, еда и питье расставляются и на столике перед Самбиевым. Дабы не мешать обильной трапезе соседа, Арзо прикрыл глаза, пытаясь заснуть.
– Ну, давай по одной, – толкнул его в бок толстяк.
– Спасибо, я не голоден.
– Я тоже, но выпить надо.
– Я не хочу.
– Как это не хочешь? Что я алкаш, чтоб один пить, давай за удачу.
Первую бутылку опорожнили в два захода, без перерыва на закуску. После этого толстяк с аппетитом приступил к еде.
– Так ты что не ешь? – возмутился толстяк.
– Я свинину не ем.
– Что, бусурман? – еще недовольней бас. – Стюардесса, принеси курицу, и сыр, и еще что не русское, а то пить скоро не с кем будет, этот без закуски согнется, а я не алкаш, один пить не могу… Пей-пей! Отличная водка!
Чрезмерно напились, вдоволь наелись; Самбиева на сон потянуло.
– Давайте рассчитаемся, – склонилась стюардесса.
Толстяк неуклюже полез в карман, Самбиев опередил – протянул свеженькую, хрустящую стодолларовую купюру.
– Ой, а что это? – сконфузилась стюардесса.
– Это деньги, – вальяжен голос Арзо, он поясняет курс к рублю, размер сдачи и солидные чаевые.
– Вот моя визитка, – иной тон у толстяка.
– К сожалению, свои все раздал, – не растерялся Самбиев, и разглядывая карточку. – Так вы, Николай Семенович, директор ликероводочного комбината? Ха-ха-ха. На продажу водка остается, или всю выпиваете?
– Ге-ге-ге, кое-что оставляю… А вы чем занимаетесь, молодой человек? – заметно отодвинулся директор, загородил проход, свесившись с кресла.
– Я занимаюсь нефтяным бизнесом, экспортом за рубеж, – Самбиев на клочке бумаги пишет свои данные и телефон – не работающий Россошанской в Грозном.
Ознакомительная версия.
