— Ну, допустим, придет поговорить… А дальше что? Ты хочешь что ли, чтобы он на ночь здесь с тобой остался? — спросила мать. — Так насильно мил не будешь.
— Вот именно, насильно, — усмехнулась Мила, — да он мне даром на ночь не нужен. И раньше, а сейчас — тем более. Не собираюсь я с ним играть в любовь. Мне просто нужно, чтобы эту ночь он провел в моей квартире. Всего лишь…
— Зачем? — удивилась мать. — Ну, поговорим, посидим, все обсудим. Как ты его удержишь?
— Ну, это уже мои хлопоты, — сухо ответила дочь, раскуривая новую сигарету.
— Нет, я должна знать, — заволновалась Ирина Михайловна, — что ты задумала?
— Ой, да ничего особенного, — сказала Мила, — есть один способ. Но это между нами, по секрету. Не хотела говорить… ну, ты как пристанешь… Просто чайку он попьет вместе со всеми или кофе, или коньячку хлебнет. Любит он, особенно, кофе с коньячком… Главное, «это» вовремя ему подать, под конец всех наших разговоров.
— А это не опасно? — округлила глаза Ирина Михайловна. — Что ты надумала такое?
— Не опасно, не опасно, — усмехнулась Мила. — Он просто захочет спать и заснет…Крепко. А наутро…
— Ты ему скажешь, что беременна? — в свою очередь усмехнулась мать. — Он ведь не дурак. А ты просто ненормальная…
— А мне плевать. Это уже не будет иметь значения. Главное, чтобы он просто переночевал у меня. Вот и все…
— Ну, а дальше, дальше-то что? — не унималась мать.
— А дальше — война, — щуря свои маленькие глазки, зло сказала Мила. — Или ты думаешь, я должна сложить лапки и молча радоваться за этих двоих? Может, счастья им еще пожелать, подержать фату новоиспеченной невесте на свадьбе? Спокойно наблюдать, как он в ближайшее время получит или купит квартиру, пойдет на работу в свой МИД… Знать, что через какое-то время его уж точно пошлют в нормальную капстрану, чего я столько лет ждала и не дождалась?
— Я понимаю твое состояние, — сказала Ирина Михайловна, но пойми, ничего не изменится, даже если он и заночует у тебя.
— Ошибаешься, мамуля. Ох, как ошибаешься. Пусть в эту ночь его подружка поволнуется. Беременным это на пользу… А муженек мой будет расплачиваться долго. Не меньше восемнадцати лет потом… Он, конечно, будет возмущаться, противиться. А потом просто махнет на меня рукой, лишь бы отвязаться. Лишь бы не поднимать шума. Я его знаю. Да и не нужен ему сейчас этот лишний шум… А мне это как раз наруку. А ей — пусть доказывает потом всю жизнь, что платит алименты на ребенка, к которому не имеет никакого отношения. Достаточно посеять сомнение, чтобы испортить людям жизнь. Ну и пусть потом будут счастливы, если смогут, — злорадно ухмыльнулась Мила.
— Я понимаю, что тебе хочется отомстить, — сказала Ирина Михайловна, — но нельзя же заводить ребенка только из мести. К тому же — не известно от кого. К тому же, ты будешь его воспитывать одна и вряд ли дождешься алиментов от Виктора. И скажи: зачем тебе нужен грудной ребенок в твои сорок два года? Ты эгоистка, привыкла жить только для себя. Да и сама, может, скоро бабкой станешь…
— Не называй меня так, — недовольно передернула плечами Мила. Конечно, «уже не лето, но и еще не осень», — ответила она вдруг нараспев словами из слышанной когда-то песни, заглядывая в стекло балконной двери, как в зеркало. — Посмотрим, посмотрим… Я еще повоюю. Даже если я сегодня и потерпела поражение, то почему я должна сдаваться без боя? И кто знает, что будет завтра? А как говорят военные стратеги: проиграть одно сражение — еще не значит проиграть войну…
Дочь посмотрела на мать, которая осуждающе замолчала.
— Да мне и надо-то всего — заманить его сюда в последний раз. А для этого мне понадобится твоя помощь, — Мила с надеждой посмотрела на мать.
— Только не впутывай меня в свои дела, — недовольно поморщилась Ирина Михайловна.
— О, уже испугалась, — усмехнулась Мила. — Да дел-то никаких нет. Мне надо позвонить ему самой и пригласить на встречу. Но, видишь, как я взвинчена. Могу сорваться в любой момент и все испортить. Поэтому я и хочу, чтобы на наш семейный совет пригласила его именно ты. Сначала он какие-то новости узнает от Вики при встрече с ней, а потом позвонишь ты и пригласишь его сюда, в нашу… в мою квартиру. Вот и все.
— Конечно, позвонить я могу, — сказала мать. — С Викой дела серьезные…
— Да не забудь ее завтра к врачу отправить. Это важно. Нужно узнать точный срок беременности. А еще лучше — сходи вместе с ней к врачу, — попросила она мать, — завтра я буду занята на работе.
Ирина Михайловна тяжело вздохнула, поворчала еще какое-то время о непутевости дочери и ушла в комнату.
— Как все начиналось, так и заканчивается, — услышала Ирина Михайловна ответ Милы на все свои стенания.
— Ну, уж нет, ты это брось, — сказала запальчиво мать, высовываясь на балкон. — Ты прожила в браке двадцать лет. Была все эти годы неплохо обеспечена. У тебя дочь. У дочери есть отец. У тебя муж — не забулдыга какой-нибудь, а дипломат…
— Был, — сказала Мила. — Был муж…
— Ты сама во многом виновата, — сказала Ирина Михайловна и стала собираться домой.
«Как все начиналось, так и заканчивается», — вертелась фраза у Милы в голове, когда она, наконец, оставшись одна, задернула шторы и наглоталась таблеток валерьянки.
На улице еще было светло, с детской площадки доносились громкие голоса и скрип качелей. Она знала, что сразу не уснет. Но все равно легла пораньше. Ей — стратегу — необходим был сейчас отдых. И сосредоточенность. И полумрак, в котором хорошо думалось. Что-то уже начинало вырисовываться. Неужели и впрямь Вика может выскочить замуж? Только бы ее парень не соскочил с крючка…
«Интересно, к какому типу мужиков относится этот Виталик?» — задумалась Мила, у которой существовала своя классификация на этот счет, вмещавшая в себя всего лишь четыре подвида двуногих мужских особей. (Очевидно, исходя из примитивности этого творения природы). Кто он: «тюфяк», «динамо», «чмырь» или «фуфло»? Ну, с «тюфяком» все понятно и просто… С «динамо» тоже не очень сложно. Его можно припугнуть, или «заманить пряником», в зависимости от обстоятельств. С «чмырем» все гораздо противнее и сложнее. Этот подвид двуногих может доставить немало неприятностей. Однако, в конце концов, и на него можно найти удавку… Но самый плохой, а точнее, «дохлый номер» — это «фуфло». И Мила знала об этом не понаслышке. Ей везло на таких мужчин. Типичный пример «фуфла» был Гарик. Причем, «фуфлом» не становятся вдруг в сорок, он и в двадцать, и в шестнадцать — «фуфло», потому что «фуфло» — это от рождения, считала женщина. Бесполезны, как говорится, и слезы, и угрозы. «Фуфло» непробиваем. Его невозможно заманить в ЗАГС, привлечь к ответственности, припугнуть. Но некоторым женщинам, как ни странно, нравится этот тип. Возможно, за какие-то иные достоинства?
Как начиналось, так и… А как, собственно, все начиналось у нее с Виктором? Как же давно это было… Мила прикрыла глаза. Действительно давно. Но она все отчетливо помнит, как будто это было вчера.
Это был не самый лучший период в ее жизни. Она недавно уволилась из театра и пребывала в депрессии. Временами ее захлестывала черная тоска. И тогда ей казалось, что она поторопилась с местью Примадонне. Возможно, надо было потерпеть еще ее выходки, затаиться…Тогда бы она могла видеть ЕГО…Этого красавца-актера…
На тот момент в доме считали, что Мила пребывает в состоянии поиска работы, который, на самом деле, заключался в том, что она просто лежала на диване и плевала в потолок. В действительности, поиском занималась мать.
— Все валяешься, — набросилась как-то на нее мать, придя с работы с полными сумками провизии, — хотя бы квартиру проветрила, дышать нечем и ковры все дымом провонялись…
Женщина открыла форточку, перевела дух, затем села рядом с дочерью и сказала, уже более спокойно и миролюбиво: «А знаешь, кого я сейчас встретила?»
И не обращая никакого внимания на безразличную мину на лице дочери, продолжила свой женский треп.
— А встретила я Светки Поляковой мать — Станиславу Кирилловну. И знаешь, что она мне рассказала? Светка-то ее уже замужем. Похвасталась, в общем. Удачно вышла замуж… за молодого дипломата, выпускника МГИМО. На днях в Венгрию уезжают на три года. Везет же некоторым…
Мила навострила уши. Светка была та ее одноклассница, которую мать вместе с родителями Светки когда-то приглашала на премьеру фильмов к себе в кинотеатр.
Станислава Кирилловна была пожизненной домохозяйкой. Ее супруг был директором большого столичного универмага. Светка была единственным ребенком в семье. Одноклассница выпала из поля зрения Милы не только потому, что Мила после девятого класса ушла со школы, но еще и потому, что эта семья переехала, обменяв свою двухкомнатную квартиру на большую. Светкины родители могли бы сделать это и раньше, но ждали, когда дочь закончит десять классов. Не хотели срывать ее с места, тем более, что их дочка не могла похвастаться особыми успехами. Но ее родителей это, похоже, не сильно огорчало. Особенно, Станиславу Кирилловну, которая считала, что не в учебе счастье.
