Тут он резко заткнулся, успел сообразить. Она смотрела на него, не отрываясь, ночной уличный свет мерцал в ее глазах кровавыми отблесками.
— Я знаю, что вы потом сделали с этим чеченом, — сказала она. — Я знаю.
— А его что же, наградить надо было? — Он начал заводиться. — А если б они меня раненого взяли, наградили бы? Ты их награды видела? По телевизору показывали, как они ваших четверых наградили, головы на обочину выставили. Видела, ну?
Она не отвечала, и он увидел маленькую рубиновую слезу, выкатившуюся из рубинового глаза.
После очередного дежурства Игорь задержался — сели с другом и сослуживцем по «Трем богатырям» Колей Профосовым в клеенчатом павильоне пивка попить и перетереть возникшую проблему, для чего лучше Коли товарища не найдешь. Во-первых, Николай давно уже семейный человек, две взрослых дочки, не говоря о жене, и потому совет по личному вопросу может дать грамотный. Во-вторых, до ухода в частный сектор Профосов Н.П. служил в спецбатальоне ГИБДД и по долгу службы был информирован о жизни высокопоставленных персон типа вип, так что в принцессах понимал лучше, чем, к примеру, даже общий их знакомый Нерушимов Аркадий, хотя тот, конечно, уже три звезды милицейские получил, живет состоятельно и корешится с конкретными людьми. Наконец, в-третьих, есть кое-какие сведения или, точнее, слухи, что во время дорожно-постовой службы имел место со старшим лейтенантом Профосовым случай встречи с нечистой силой в виде не то скелетов каких-то, не то призраков, после какового случая из органов его списали, о чем он вспоминать, конечно, не любит, но с другом и тет на тет опытом, скорее всего, поделится.
Мужики сели за дальний стол уединенно, чему способствовала их черная серьезная форма, не располагающая случайных людей к навязчивому общению.
— Что, есть проблемы? — Николай Петрович тянуть резину не стал, а перешел к делу сразу, едва сняв нижней губою с усов пену после первого глотка. Не такое теперь время, чтобы вокруг ходить и около, все такие деловые стали, просто конец света. Тем более что в девять бокс по «Евроспорту» хороший, да и сам Игорь Алексеевич Капец тоже на часы, только сели, глянул.
И рассказал счастливый влюбленный свою несчастную историю от начала и до конца. Буквально в пятнадцать минут уложился, включая описание далекой страны. А Коля выслушал все внимательно и молча, подождал, пока Игорь за третьими кружками сходит, и, только третью начав, задал наконец вопрос.
— А на каком же языке она с тобой говорит? — спросил он. — На шведском, допустим, или какой там у них язык?
Игорь очень удивился, потому что ответить на этот простой вопрос сразу не смог.
— На шведском?.. — повторил он, подумал немного и засмеялся. — Да на каком, к херам, шведском, Коля, ты что? У меня в училище-то и по английскому трояк был, я ведение допроса чуть не завалил… По-русски она говорит вот точно как мы с тобой, и слова все знает, и акцента нет никакого…
— Это странно, — помолчав и допивая третью, сказал Коля. — Ну ладно… А в койке она как? Ловкая или так лежит, без интереса?
Тут уж Игорь не выдержал.
— Ты чего, Колька, вообще охерел, в натуре, такое спрашивать? — заорал он, чуть не развалив кулаком синий пластмассовый столик, но тут же сбавил, оглянулся, поймал еще катившуюся к краю столешницы пустую кружку и продолжил тихо: — Она ж лягушка, мудило ты ментовское! Я ж ее люблю и спрашиваю у тебя совета, как у человека, а ты…
— Значит, не трахал, — снова помолчав, сделал вывод Коля и окинул взглядом пустые кружки. — Сходи по последней, а, Игорек?
Взяли по последней, стемнело уже. Игорь начал торопиться, вдруг представив себе, что она сейчас проснулась в своем стеклянном ящике, ей одиноко и страшно, да и проголодалась, наверное, за день-то…
И тут Николай Петрович Профосов нарушил уже ставшее обременительным молчание.
— Любишь? — спросил он кратко и решительно, явно не ожидая никакого ответа. — Любишь? Женись!
Ну как вам нравится такой советчик?! Принял два литра и советует. Мы даже знаем, откуда он взял эту формулу «любишь — женись». Имелся у нас с ним общий знакомый, милейший человек, внешне на профессора был похож, а выпивал серьезно, но при этом физически оставался необыкновенно сильным, в молодости три ходки закалили. Так вот он, как увидит, что кто-нибудь на женщину или девушку смотрит, тут же хватает эту бедную даму за талию, сжимает так, что у нее ребра трещат, как хворост в огне, и говорит тихо и серьезно: «Любишь? Женись». Такая у него шутка была… Уж восьмой год скоро, как помер. Царствие ему небесное, хороший человек был, часто вспоминается.
Но ведь тут-то не шутка, какие шутки, когда решает Капец Игорь Алексеевич судьбу свою?!
Впрочем, как оказалось, и Профосов Николай Петрович не шутил. Сгребя в сторону кружки, чтобы не мешали тесному сближению голов, он быстрым и вполне трезвым шепотом изложил приятелю свои соображения о плане дальнейших оперативных действий. Не будем вдаваться в подробности, тем более что, если честно, многих подробностей мы и не расслышали. Так, уловили кое-что: поцелуй… посольство… Аркашку подключить… приглашение на государственном уровне… с Людмилой обязательно поговори, она толковая тетка… опять что-то про поцелуй… и будешь ты, Игоряха, вашим величеством, понял, нет?
Ох, боже ж ты мой! Ну почему, почему?! Почему не бывает счастливой любви, а что счастливое, так то и не любовь вовсе? Почему любовь зла? И что значат эти двусмысленные слова? То ли означают они, что плохая, мол, вещь, любовь эта, того и гляди, какогонибудь козла полюбишь… То ли — что любовь есть порождение и принадлежность зла, сиречь диавола. Любовь Зла… Что до нас, то мы все больше склоняемся ко второму толкованию, сплошь и рядом наблюдая в окружающей действительности именно любовь Зла. Любовь Зла к Добру, губительную страсть, удовлетворяя которую любовники то и дело меняются местами и ролями, так что уже и не разберешь, где кто, чей мелькает и колотит яростно по сторонам мохнатый хвост, чьи белоснежные крылья трепещут…
Ах, беда. Плохо, господа, устроено бытие наше. Но это, может, и правильно — расставаться легче будет с юдолью неисчерпаемых наших слез, хотя и не хочется пока, не хочется.
Она задремала на полуслове, а он все лежал на боку, подперев щеку рукою, и смотрел на нее. Потом, стараясь не зашуметь, придвинулся, вытянул смешно, как ребенок, губы и чуть коснулся ими тонкой кожи — влажной, будто в ночном легком поту, но в мелких, словно от озноба, пупырышках.
И тут же откинулся и заснул как убитый.
А поздним утром, разбуженный беспощадным и всюду проникающим серым светом пасмурного неба, проснулся один.
Окно было распахнуто, и нигде ее не было, ни в одном закоулке обысканной им комнаты. И под окном не было никого и ничего, только показалось ему, что просыхают на сырой с ночи земле маленькие следы босых человеческих ног, но и следы эти скоро затянуло прахом.
Сидя на краю кровати в растянутых трикотажных трусах, из которых вываливались уже никому не нужные части его тела, он потянулся к лежавшим на стуле сигаретам, но ухватил вместо них зачем-то пульт от телевизора и, все еще не понимая зачем, ткнул в первую попавшуюся кнопку.
На пыльный, но понемногу прояснившийся экран вылез довольно противный парень с микрофоном в руках.
— …с неофициальным визитом, — сказал парень. — На время пребывания в нашем городе ее высочество остановилось… она остановилась… в резиденции посла…
Произнеся последние слова, говоривший вместе с микрофоном отъехал назад, так что стал виден в полроста. Одет он был хорошо, как никто в буднее утро не одевается, — в светлом пиджаке и рубашке с галстуком. А позади светлого пиджака обнаружился старинный желто-белый двухэтажный дом с наглухо закрытой лакированной дверью, над которой плескался флаг цветов моря и неба с крестами, львами, щитами и венками.
— …откуда после короткого ознакомления с некоторыми достопримечательностями столицы отбыла… отбыло… в аэропорт Домодедово, — закончил парень и вдруг ни с того ни с сего обратился в кому-то с вопросительной интонацией: — Зинаида?..
Немедленно на экране его сменила еще более неприятная девушка, сидевшая в закрытом помещении и раздраженно глядевшая в экран складного компьютера.
— Спасибо, Семен, — сказала она в компьютер и подняла глаза на застывшего от всего увиденного Игоря Алексеевича. — А теперь из аэропорта Домодедово репортаж нашего корреспондента Василия Племянникова. Василий?..
В телевизоре взвыли самолетные двигатели, и появился с микрофоном в руке Василий, длинноволосый в отличие от коротко стриженного и аккуратно причесанного Семена, и, вместо пиджака с галстуком, в короткой курточке поверх майки, но тоже несимпатичный. Аэродромный ветер красиво трепал длинные волосы Василия, а позади этих хорошо вымытых и наверняка лишенных малейшей перхоти волос по бетону полз и разворачивался короткий и толстенький самолет с уже знакомым флагом на борту.
