— Все лгали, — успокоил его Мунни. — Да вылезай же ты, черт тебя побери, из постели!
Берт медленно выпростал ноги из-под одеяла, свесил с края кровати и сел — худой, костистый, голый по пояс. Из коротких для него пижамных брюк высовывались, болтаясь, его большие ступни.
— Знаешь ли ты, почему американские женщины живут дольше, чем американские мужчины, толстяк?
— Нет, не знаю, — не скрыл Мунни.
— Потому что подолгу спят по утрам. Моя цель в жизни, — Берт снова улегся на кровать, но все еще свешивая ноги с края, — прожить так же долго, как американские женщины.
Мунни зажег сигарету, другую бросил Берту. Тот ухитрился прикурить ее, не поднимая головы с подушки.
— Послушай, — заговорил Мунни, — пока ты здесь дрых, растрачивая зря драгоценное время юности, мне в голову пришла одна блестящая идея…
— Напиши на бумажке и опусти в ящик для предложений. — Берт, зевнув, закрыл глаза. — Администрация подарит седло из буйволовой кожи каждому служащему, выдавшему нам заманчивую идею, которую сразу можно применить на практике…
— Послушай, — нетерпеливо перебил его Мунни, — мне кажется, нам нужно пропустить этот проклятый пароход.
Берт лежал и молча курил, сощурив глаза и задрав нос к потолку.
— Некоторые люди, — задумчиво начал он, — рождены только для того, чтобы пропустить пароход, поезд или самолет. Вот взять, к примеру, мою мать. Однажды ей удалось избежать преждевременной смерти только потому, что она заказала себе второй десерт. Самолет взмыл в ту минуту, когда она вышла на взлетное поле, но через тридцать пять минут взорвался. Ни одного оставшегося в живых — все всмятку… Знаешь, что подавали на десерт? Мороженое с размятой свежей клубникой.
— Да ладно тебе, Берт. — Иногда Мунни действовала на нервы привычка Берта высказываться не по делу, особенно когда он, Мунни, размышлял над чем-то серьезным. — Знаю я все о твоей матери.
— Весной, — продолжал Берт, не обращая никакого внимания на нетерпение друга, — она просто с ума сходит по клубнике. Скажи-ка мне, Мунни, ты что-нибудь пропускал в жизни?
— По-моему, нет.
— Неужели ты считаешь, что поступаешь мудро, занимаясь на таком позднем этапе пустяками, пытаясь выяснить, как сложится жизнь?
Мунни вошел в ванную комнату, налил из-под крана стакан воды. Когда он вернулся в спальню, Берт все лежал в той же позе, болтая ногами и покуривая. Мунни подошел поближе и стал медленной струйкой лить воду ему на голую, загорелую грудь. Вода тонкими ручейками растеклась между ребер и оттуда — прямо на простыню.
— Ах, — Берт продолжал покуривать, — как приятно освежает!
Оба засмеялись, и Берт сел в постели, заявив:
— Ладно, толстяк, не думаю, что ты это серьезно.
— Моя идея такова, — объяснил Мунни, — остаться здесь, подождать, пока погода ухудшится. Грех уезжать в такие славные, солнечные деньки.
— Ну а что с билетами?
— Пошлем телеграмму пароходному начальству, сообщим, что воспользуемся их услугами позже. У них там список желающих длиной с милю — будут просто в восторге.
Берт рассудительно кивнул.
— Ну а как насчет Марты? Если она захочет сегодня же быть в Париже?
— Марта никуда не хочет ехать. И никогда. Ты сам прекрасно знаешь.
Берт снова кивнул.
— По-моему, она самая счастливая девушка в мире.
За окном раздался выстрел. Берт, повернув голову, прислушался: прогремел второй.
— Вот это да! — воскликнул Берт, облизывая губы. — Никогда не забуду эту замечательную куропатку, которой мы угощались вначале!
Встал, озираясь, в своих хлопающих по ногам пижамных штанах: просто мальчишка, с неплохими перспективами попасть в сборную колледжа, — если усиленно кормить в течение года. Когда призывался в армию, выглядел неплохо, — круглолицый, щеки полные, — а демобилизовался в мае — превратился в длинного, худущего парня, с круто выпирающими ребрами. Если Марте хотелось его подразнить — сравнивала с английским поэтом в плавках. Берт подошел к окну, стал смотреть на горы, море, щурился на солнце. Мунни стал рядом.
— Ты прав, — признал Берт. — Только идиоту может прийти в голову дурацкая идея возвращаться домой в такой славный денек. Пошли к Марте, скажем, что путешествие продолжается.
Друзья быстро облачились в хлопчатобумажные штаны и теннисные рубашки, надели легкие испанские туфли и поднялись наверх, к Марте. Вот они уже в ее комнате — не стали утруждать себя стуком. Под порывами ветра одна из ставен громко хлопает по окну, но на Марту это, по-видимому, не действует — спит себе спокойно, свернувшись калачиком, из-под одеяла виднеется одна макушка, с темными, коротко стриженными, спутанными волосами… Подушка валяется рядом, на полу…
Мунни и Берт молча стояли, глядя на эту свернувшуюся под одеялом фигуру, оба в эту минуту убежденные, что другому невдомек, о чем он сейчас думает.
— Ну-ка, просыпайся! — тихонько произнес Берт. — Тебя ждут слава и величие! — наклонился, постучал пальцем по выглядывающей макушке.
Мунни почувствовал, что кончики его собственных пальцев задергались, словно от электрического заряда.
— Оставьте, прошу вас! — Марта не открывала глаз. — Охота вам меня беспокоить, когда еще глубокая ночь…
— Что ты? Уже почти полдень! — Мунни прибавил часика два. — К тому же нам нужно сообщить тебе нечто важное.
— Сообщайте, — сонно разрешила Марта, — и отчаливайте.
— Видишь ли, у толстяка, — начал объяснять Берт, стоя у ее изголовья, — возникла одна идея. Чтобы мы все остались здесь, покуда не зарядят дожди. Ну, что скажешь?
— Само собой, — сразу согласилась Марта.
Берт и Мунни улыбнулись друг другу — как все же хорошо они ее знают!
— Марта, — провозгласил Берт, — ты единственная на свете оставшаяся в живых замечательная девушка — само совершенство!
И они вышли из комнаты, чтобы не смущать ее, — пусть одевается.
Встретили они Марту Хольм во Флоренции. Судя по всему, у нее представления о том, какие музеи и церкви нужно обязательно посетить, точно как у них — они постоянно сталкивались с ней в этих местах. Бродит одна; вероятно, американка; как выразился Берт, «еще не видел такой красоты»; в конце концов они с ней заговорили. Хотя впервые такая идея, наверно, пришла в голову Мунни в галерее Уффици, в зале, где были выставлены картины Боттичелли. Несмотря на коротко, довольно небрежно подстриженные черные волосы, он сразу нашел ее похожей на «Весну» Боттичелли: высокая, стройная, молоденькая, словно девчонка, с изящным, узким носом и глубокими, умными глазами, подернутыми пленкой грусти, — весьма опасными. Его здорово смущало, что в голове у него бродят такие мысли об этой совершеннолетней американке, которая год проучилась в престижной школе Смита и носит брючки в обтяжку. Но поделать с собой ничего не мог и никогда в этом не признавался самой Марте и, конечно, не говорил ни слова Берту.
Марта знала массу людей и в самой Флоренции, и в округе (позже выяснилось — знала многих практически в любом месте); пригласила их на чай в Фьезоле, на одну виллу с бассейном, потом на прием, где Мунни даже станцевал с графиней. В Европе Марта провела уже два года, отлично знала, какие места непременно нужно посетить, а какие просто пустые приманки, свободно говорила на итальянском и французском и, если ее просили, была готова через минуту; не канючила и не жаловалась, когда нужно пройти на своих двоих несколько кварталов; весело смеялась шуткам Берта и Мунни, да и своим тоже; не хихикала, не плакала, не надувала сердито губки, и потому Мунни совершенно справедливо, по его мнению, ставил ее на голову выше всех других знакомых девушек.
Молодые люди провели вместе три дня во Флоренции, собирались после этого ехать в Портофино, а потом во Францию, и двум друзьям казалась непереносимой сама мысль бросить ее, оставить одну.
Насколько Мунни и Берт понимали, никаких своих планов у нее не было. «Скажу матери, — объясняла им Марта, — что занимаюсь на курсах в Сорбонне»; это, собственно, очень близко к истине, по крайней мере зимой. Мать ее жила в Филадельфии, трижды в своей жизни разводилась и время от времени, по словам Марты, присылала ей свою фотографию, чтобы она, когда окончательно вернется домой, не испытывала растерянности, если вдруг не узнает родную мать.
Мунни с Бертом все серьезно и детально обсудили. А теперь все трое сидели за столиком в кафе на Пьяцца дель Синьория и, заказав по чашке кофе, делились с ней своими планами.
— Вот что мы решили, — взял на себя инициативу Берт, а сидевший рядом с ним Мунни только кивал головой в знак согласия с товарищем. — Компания «Брук карбой», которая занимается организацией туров по Европе по выбору клиентов, может воспользоваться твоими услугами в качестве переводчика, агента, предлагающего хорошие отели, и главного дегустатора чужеземных блюд. Не говоря уже о твоем женском обаянии, столь необходимом в мужской компании. Как тебе такая перспектива?
