Савелий вышел из спальни. За спиной бесшумно сомкнулась китайская звуконепроницаемая дверь. Новинка обошлась в большие деньги, но не важно. Скоро такие двери будут стоять во всей квартире. Через полгода на свет появится Герц-младший. Пора готовить дом к появлению нового живого существа.
В ванной включил режим подачи ледяной воды: она пошла того пограничного градуса, когда из крана вот-вот начнет выходить натуральный снег.
Вгляделся в зеркало. Будущий папаша выглядел неплохо, но бегущая поверху строка безжалостно оповестила об увеличении числа мимических морщин (плюс 0,025% за сутки) и падении индекса влажности кожи (минус 0,003% за сутки). Обвисание верхних век – плюс 0,007, коэффициент дряблости – плюс 0,014, итого общий темп старения выше среднего на 4,5% и выше индивидуального расчетного на 2,77. Дальше пошел список рекомендуемых процедур, Герц не стал его изучать. «Да, старею, ничего удивительного. Кто работает, тот изнашивается».
Осмотрел зубы, позавчера заново покрытые красным лаком. Выхлебал литр «Байкал-экстра-премиум-люкс», умылся тщательно и поспешил в кабинет.
Достал из ящика стола зеленую горошину, проглотил.
По утрам медлить нельзя. Перескочишь незаметно для себя границу между состояниями – считай, день пропал. Отходняк коварен и накрывает быстро. Вроде бы минуту назад ты был бодр, планировал принять очередную капсулу, одеться и пойти по делам – и вот уже ничего не планируешь, не одеваешься и не идешь, а зависаешь, как бы в паузе между предыдущей секундой и последующей, где-нибудь возле окна, под лучами солнца; незачем планировать, некуда идти, и так все хорошо.
Но занятому мужчине, сыну XXII века, отходняк не нужен. Вернее, нужен, конечно, – все знают, что отходняк гораздо приятнее, чем движняк. Именно отходняк и есть радость в чистом виде, ничем не замутненное, рафинадное удовольствие от жизни. Но те, кто предпочитает второе состояние, очень быстро превращаются в конченых. Иным достаточно нескольких месяцев. Активные современные мужчины не злоупотребляют вторым состоянием. Они жрут мякоть стебля каждое утро, и весь день пребывают в движении.
Особенно хороша в таких случаях возгонка не ниже седьмой.
Савелий Герц, шеф-редактор журнала «Самый-Самый», употреблял девятую и десятую.
Завтракать не стал. В принципе девятая возгонка позволяет есть даже мясо. Правда, в небольших количествах. Чтоб никто не заподозрил. Вообще все степени очистки мякоти выше седьмой – настоящий прорыв. Хочешь – ешь жирную пищу. Хочешь – пьешь алкоголь. Хочешь – работаешь. Можешь даже сделаться мрачным, угрюмым и злым. Только вся твоя работа, и угрюмость, и злость происходят снаружи. А внутри – радость в чистом виде, вся, до последнего грана, принадлежащая тебе и никому больше.
Вместо завтрака он выпил еще два бокала «премиум-люкс» и принял ванну с тоником. Когда содержимое капсулы стало действовать, – закрыл глаза, задержал дыхание и погрузился с головой. Каждый продвинутый травоед знает: первая минута – самая интересная. Внешнее стремительно отходит на дальний план. Остается только безудержное веселое любопытство к самому себе. К внутренним процессам, к физиологии. Ощущаешь вибрации каждой клетки. Бег крови: по артериям – горячими резкими толчками, по венам – медленно и сладко; так густой крем ползет через кондитерский шприц.
Чувствуешь рост ногтей и волос. Точно знаешь, какая из многих десятков ресниц выпадет сегодня днем.
Нервы гудят, как провода под током. Все удивляет и забавляет, вплоть до накапливания пота в железах.
Вынырнул, вдохнул. Рассмеялся беззвучно. Это первое состояние, о травоядные братья мои. В народе его называют «движ-няк». Это девятая возгонка. Она стоит каждого рубля из потраченных тысяч.
В последний раз взял оптом, полугодовой запас: сто восемьдесят капсул. Со скидкой. Предлагали по дружбе, но Герц не любил «друзей» и всегда платил наличными. Впрочем, «друзья» не настаивали. На то они и «друзья» – одно сплошное дружелюбие. Или, наоборот, пуля в спину.
Впрочем, он до сих пор почти ничего не знал про «друзей». На то они и «друзья», чтобы про них никто ничего не знал.
Протянул руку через борт ванны. Не глядя, нащупал брошенный на пол халат, в кармане халата – маленький толстый томик.
Пластиковые книги удобны, их можно листать мокрыми руками.
В прошлом месяце Филиппок по заданию Герца делал большую статью о культовых текстах травоедов. Выяснилось, что вся полиграфическая продукция многочисленных зеленых церквей, общин и сект – будь то Священная Тетрадь Последователей Иоанна Стеблеядящего или «Бессмертные Скрижали» Храма Травы – изготовлена с применением новейших технологий. Каждая книга имеет встроенный микрочип – однако не для выкачивания мелких сумм с банковских счетов наивных новичков, как когда-то предполагал Савелий. Все оказалось хитрее. По сигналам чипов отслеживалось не только местоположение каждого томика, но и сам процесс чтения. Компьютеры зеленых храмов фиксировали, сколько раз за день (или в месяц, или в год) открывается каждая конкретная книжечка и на каких страницах; какие главы внимательно изучены, а какие пролистаны. Статья Филиппка наделала шуму. Постфактум выяснилось, что после ее выхода спрос на «мракобесное чтиво» (термин Патриарха Всея Москвы и Сибири) резко подскочил. Из общины последователей Иоанна Стебле-ядящего в редакцию даже прислали подарки – кстати, вполне светские – лунный тур на двоих, эконом-классом. Герц приказал отослать обратно. Журнал «Самый-Самый» – вне религии и политики, презенты принимаются только от рекламодателей.
Он раскрыл томик. Стал читать.
«И сказано было ему так:
О человек! Пять тысяч лет ты бьешь себя кулаком в грудь и кричишь: «Я человек!» А когда тебе говорят: «Продолжай», – ты замолкаешь. Ибо не знаешь, кто ты есть.
Бог ли ты? Нет. Ни мига единого не был ты Богом и ни мига единого не будешь. Бог разрушает, Бог создает, и это одно и то же действие. Ты же совершаешь тысячу тысяч действий в попытке создать – и всякий раз, начиная создавать, заканчиваешь тем, что разрушаешь все, что создано тобою. И еще многое, что создано не тобою.
Зверь ли ты? Нет. Зверь убивает только ради пищи. Ты убиваешь ради идей, ради забавы, ради гордыни, ради облегчения немощи своей. И всегда найдешь тысячу тысяч причин, чтобы убить.
Камень ли ты мертвый? Нет, ты не камень, ты живой, ибо родишь потомство живое. А камень имеет от Бога привилегию не родить потомства.
Еще сказано ему было так:
Ты есть стебель. Внизу ты укоренен, вверху свободен. Под тобой черный прах, над тобой свет прозрачный. Твои корни во прахе останков предшественников твоих – оттуда берешь ты половину силы. Твое тело в лучах желтой звезды, в облаке света прозрачного – оттуда берешь ты вторую половину силы.
Не пытайся брать только внизу или только наверху. Лишенный корней, обнимающих прах предшественников, ты погибнешь. Лишенный света прозрачного, ты не способен расти.
Потом сказано было так:
Ты есть стебель, и вот удел твой: чтобы взять половину силы, внизу обнимай корнями как можно больше праха предшественников. На их костях ты процветаешь.
Запомни, и всем скажи, и повторяй каждый день: нельзя процветать иначе как на костях предшественников.
Чтобы взять вторую половину силы, наверху ищи свет прозрачный. Воздвигайся как можно выше. На то тебе даны все дни твоей жизни.
И еще сказано было:
Ты есть стебель, и как у тебя две половины силы, так у тебя две половины планиды. Воздвигнуться как можно выше, повсюду искать лучей желтой звезды – есть первая половина планиды. Самому стать прахом – есть вторая половина планиды. Стань прахом, смешайся с прахом подобных тебе, чтоб укоренился последователь твой, сын и сын его сына, потомок и потомок его потомка, из колена в колено, из рода в род. Как ты сам укоренен, так укоренится в твоем прахе потомство твое».
Герц закрыл томик и бросил на ковер. Всякий раз, когда пытался читать Тетрадь, он не мог одолеть больше нескольких абзацев кряду. Потом прекращал с ясным ощущением, что зря теряет время. Но ощущение возникало не оттого, что содержание книги раздражало Савелия, а оттого, что он понимал: все, написанное в Тетради, ему уже известно.
Однако та же причина заставляла Савелия регулярно – в последнее время дважды в день или даже чаще – снова вчитываться в шевелящиеся, лукаво мерцающие строки. Каждый человек охотнее и внимательнее изучает то, что и без того знает. Хорошая книга не дарит тебе откровение, хорошая книга укрепляет тебя в твоих самостоятельных догадках. Она обращается не к жажде информации, а к твоим страхам – дает понять, что ты не один, есть еще кто-то, кого мучают те же вопросы, что и тебя.
Правда, Герц не был уверен, что Тетрадь – хорошая книга. Наоборот, он бы назвал ее дурной. Вредной. Слишком беспокоящей. Подтверждающей некоторые худшие опасения.
