Я рассказала о ребенке Кате. Предупредив, что это — тайна.
— Он похож на Сержа? — первым делом спросила она.
— Трудно сказать. — Я задумалась. — Он, по-моему, вообще ни на кого не похож.
Катя удовлетворенно кивнула.
— Тебе неприятно, что он существует? — спросила она через некоторое время.
— Мне неприятно, что существует Светлана, — ответила я.
— Может, забудь про нее, и все?
Я задумчиво кивнула.
— Хочешь, — предложила Катя, — съездим мой дом посмотрим?
Отказаться было неудобно.
Я села в Катину машину, и через несколько минут мы подъехали к ее стройке. На Ильинском шоссе, сразу за «World Class».
— Ты делаешь подогрев ступеней? — спросила я, поднимаясь по обледенелой лестнице в дом.
— Нет. Ленка сказала, что не надо, — отмахнулась Катя.
Каждая из нас построила дом и имела обо всем собственное мнение.
— Сейчас крышу переделываем. — Катя показала на огромные, замысловатой формы сосульки по всему периметру дома. — Где-то тепло уходит.
В доме топили, и рабочие ходили в легких синих комбинезонах.
— Я им форму купила, — сказала Катя.
— Я тоже покупала.
Я посмотрела, как кладут плитку. Аккуратно, одну за другой, ровным слоем намазывая клей. Профессионализм плиточников я отметила с удовольствием.
Катя показала мне гостиную, объединенную со столовой и кухней. Я похвалила ее размеры. Моя кухня была убрана в цоколь, потому что я ненавижу запах готовящейся еды.
В просторном холле, с пятнадцатисантиметровым шагом, как положено, извивались трубы теплого пола. Сверху лежали листы гипсокартона и остатки металлических направляющих.
Катя накинулась на прораба.
— Уберите грязь! Это же теплые полы! Кто мне потом будет плитку вскрывать, если что? Вы?
Трубы быстро накрыли целлофаном и поставили оградительные рейки.
— Ты что, и батареи, и теплые полы делаешь? — удивилась я.
— Да, все-таки прихожая. Дверь постоянно открывается.
— Убери батареи. У меня весь этаж в теплых полах под гранитом. И ни одной батареи. А тепло — сама помнишь, в майке хожу.
Катя задумалась. Мы поднялись на второй этаж.
В просторной комнате с балчатыми потолками было уже чисто и лежал паркет.
— А что это за крюки? — спросила я, указывая на потолок.
— Здесь качели будут, — объяснила Катя.
— Здорово.
— Это детская комната.
Я удивленно посмотрела на подругу. Катя подошла к окну.
— Знаешь, у меня и вправду какие-то сложности оказались с детьми. Думали, просто непроходимость труб, — но там что-то еще. Я лечусь. Каждый день таблетки пью и на уколы езжу.
— Хочешь, я тебе буду делать? — предложила я. — Я всегда Машке сама делаю. И уколы, и прививки.
Катя улыбнулась.
— Ну, может, и заеду как-нибудь.
— Вылечишься, — уверила я ее, — все рожают, и ты родишь.
Я не спросила про предполагаемого папу. Насколько я знала, Катя ни с кем серьезно не встречалась.
Мы закрыли дверь в детскую. Это была первая комната, которую Катя сделала «начисто».
— Может, к Ленке поедем? — предложила Катя.
— Может, на «Веранду» пойдем? Я такая голодная! — предложила я. — Или в Москву?
Решили на «Веранду».
Через полчаса подъехала Лена.
— Мне неудобно смотреть в глаза официантам, — сообщила она нам шепотом, — это та же самая смена, что была на Новый год.
Мы понимающе рассмеялись.
— Мне тоже, — призналась я.
— Ерунда, — заверила Катя, — они уже привыкли.
Лена с сомнением покачала головой.
— Метрдотель как-то особенно вежливо мне улыбался при входе.
— Это он специально, чтобы ты не комплексовала, — пояснила Катя.
Мы заказали плов. На всех.
— Как твой горнолыжник? — спросила Катя про Лениного жениха.
— Звонит, я не беру трубку. Ни разу не взяла, пока он в Куршевеле. А так хочется!
— Не бери, — поддержала я.
— Конечно, — согласилась Катя, — ему сейчас и не до жены, и не до катания, он только и думает: «Где моя Леночка? Не разлюбила ли меня?»
Лена счастливо рассмеялась.
— Я звонила Веронике, но она его не видела. Интересно, что там за жена? — вздохнула Лена.
— Он же не тусовочный, — объяснила Катя, — конечно, не видела.
— Зачем тогда в Куршевель ездить? — удивилась я. — Полно и других склонов.
— В Кортине хорошо, — сообщила Катя.
— А мне в Цермате нравится, — возразила Лена, — там старушки такие очаровательные. Я, когда старая стану, туда жить перееду.
— Там сосиска каждая пять долларов стоит, — предупредила я.
Я сама была обладательницей сноублейдов от Chanel, но становилась на них только в случае крайней необходимости. Необходимость возникала, когда Серж возил нас с Машей в горы.
— Я к тому моменту уже жевать не смогу, — успокоила Лена. — И цена на сосиски меня будет волновать так же мало, как цена на фаллоимитаторы.
Катя хотела в старости уехать в Париж.
— Поселиться где-нибудь на Фобуре и давай целыми днями по Сент-Оноре новые коллекции скупать, — мечтала она.
Я бы хотела жить в старости на берегу океана. В огромном доме, продуваемом южными ветрами. И чтобы смуглый юноша в чалме почтительно носил за мной раскладное кресло.
— Да ладно, — сказала Лена. — Когда мы станем старые, и здесь будет нормально. Мы будем первым поколением счастливых старушек в Москве. Как были первым поколением богатых девчонок.
— Да, — подтвердила Катя. — Вспомните, раньше в ресторанах все двадцатилетние сидели. Максимум — двадцатипяти.
— А сейчас, — подхватила я, — и в ночной клуб не пойдешь. Потому что встретишь Вероникину дочку. С друзьями. И будешь чувствовать себя переростком на утреннике.
Нам принесли плов.
Мы договорились идти в пятницу ужинать в ресторан. В Москву.
Арестовали Вову Крысу.
Он сидел в камере предварительного заключения и отказывался давать показания.
Я ни на минуту не могла забыть о том, что есть такое место, куда можно приехать и увидеть убийцу своего мужа.
Я была рада, что он там.
Нужен был водитель, чтобы провести очную ставку. По состоянию здоровья водитель приехать не мог.
Их семью посетил адвокат Вовы. Он не сомневался в здравом уме и трезвой памяти свидетеля. Он просто предложил деньги.
Об этом мне сообщил его брат.
— Этот тип предлагал нам деньги! — пафосно заявил он, входя в мой кабинет и широко улыбаясь.
Наверное, за всю жизнь им не предлагали деньги так часто, как в последние полгода.
— Угрожал? — спросила я.
— Ну что вы, — в знак полной несостоятельности моего предположения он поиграл мускулами своих широких плеч, — этот слизняк?
В кабинет заглянул Сергей, увидел, что я занята, и закрыл дверь.
— Двадцать тыщ долларов, — многозначительно произнес он.
«Дешевле, чем убить», — подумала я.
— И вы отказались от денег? — произнесла я с наивным восторгом.
Брат моего водителя непонимающе посмотрел на меня.
— Конечно отказались. — И произнес с нажимом: — Вам бы, наверное, хотелось, чтобы он сел?
Я нажала интерком и попросила чаю.
Откинулась на спинку плюшевого кресла.
Спросила, как будто вспомнила:
— А вы чаю хотите?
— Не откажусь.
Я кивнула.
— А вам бы не хотелось, чтобы он сел? — спросила я задумчиво, рассеянно смотрела на своего собеседника.
Он заерзал на стуле.
— Да я бы задушил его! — грозно сообщил он.
Секретарша вошла и растерянно остановилась посередине кабинета. Нас было двое, а чашка одна. Кивком я дала ей понять, что чашка не для меня.
— Пейте мой, — разрешила я.
— Принести еще? — спросила секретарша.
— Нет, спасибо.
— Ну, как себя чувствует наш больной? — Я совершенно сменила тон. И спросила так, как у нас было принято разговаривать в последнее время.
— Хорошо. Много читает. И фильмы смотрит.
По неписаным правилам нашей игры, в ответ я должна была предложить кассеты.
— У меня есть много кассет. Хотите, привезу в следующий раз?
— Если вам не сложно.
— Что вы! Мне это ничего не будет стоить.
Я поднялась.
— Вы извините, у меня дела…
Он растерянно поставил недопитый чай на стол. С надеждой посмотрел на меня. Я широко улыбнулась:
— Всего доброго! Передавайте, пожалуйста, всем огромный привет от меня!
Я вышла из кабинета, показав жестом секретарше, что моего гостя нужно проводить. Плотно закрыла за собой дверь в кабинет Сергея.
— Ну, что там? — спросила я своего помощника со вздохом.
Он раскраснелся от возбуждения.
— Мы оказались вполне конкурентоспособными по ценам! Как вы и предполагали!
Улыбка непроизвольно расползлась по моему лицу.
— Два склада уже готовы подписать с нами договор. Триста шестьдесят позиций в одном договоре и во втором триста двадцать! Всего шестьсот восемьдесят артиклей товара!
